Портрет дамы с жемчугами - Кикути Кан (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Тут гоноша почему-то замялся, потом наконец сказал:
– Когда вы выйдете замуж, у вас исчезнет тоска.
– Ах, что вы! – застыдилась Минако. – Пока я еще не думала о замужестве.
– Не думали? – настойчиво переспросил юноша.
– Как-то не приходилось, – совсем растерявшись, отвечала Минако.
У нее перехватило дух, лицо пылало, словно в огне. Она терялась в догадках: отчего это юношу так интересует ее замужество, но от внезапно пришедшей мысли закружилась голова.
– Вы говорите о замужестве… Но кто возьмет в жены такую, как я, без всяких достоинств?
Голос Минако прерывался от стыда. Она вся дрожала. Но юноша оставался спокойным.
– Зачем же так скромничать? Если у вас нет достоинств, так у кого они есть? Такая девушка, как вы… – Юноша умолк.
Минако вся горела от нетерпения, ожидая, что будет дальше, В ее воображении с лихорадочной быстротой проносились любовные сцены. Но юноша молчал, не оправдав ожиданий Минако. При свете луны ей виден был его профиль, но волнение у него на лице не шло ни в какое сравнение с тем, которое переживала Минако. И девушка, слегка разочарованная, молчала. Так прошло минут пять.
– Может быть, повернем обратно? Что-то холодно стало, как осенью. Сырость пробирает до мозга костей.
Сказав это, юноша с безразличным видом отошел от перил. Он был вежлив, но холоден.
Будто пробудившись от сна, Минако пошла вслед за юношей. «Не заметил ли он, что со мной происходит», – думала Минако, готовая от стыда провалиться сквозь землю.
Некоторое время они шли молча, потом юноша вдруг спросил:
– А госпожа Сёда не собирается замуж? Или она решила навсегда остаться вдовой?
Вопрос был столь неожиданным и неуместным, что Минако не знала, как ей ответить.
– Говорят, что госпожа Сёда не успела стать настоящей женой своему покойному мужу и в будущем намерена выйти замуж вторично. Мой покойный брат говорил, что слышал об этом от самой госпожи Сёды. Но в обществе ходит множество вздорных слухов, поэтому я и решил спросить об этом у вас.
– Нет, – только и могла ответить Минако. – Я ничего не знаю.
– Некоторые говорят, что госпожа Сёда взяла на себя заботу о вас и выйдет замуж лишь после того, как отпразднует вашу свадьбу.
Юноша и подумать не мог, что испытывала в эти минуты Минако. Ей казалось, что кто-то столкнул ее в пропасть, мимо которой они проходили. Теперь она поняла, почему юноша так интересовался ее замужеством. Просто ему любопытно было узнать, каковы намерения ее мачехи. Минако не могла без стыда вспомнить свое волнение. Ее девичьи грезы были беспощадно разрушены. Даже луна, казалось, померкла в небе. Чудесный сон превратился в страшный кошмар. Превозмогая стыд и боль в сердце, она с обидой в голосе едва слышно повторила:
– Нет, я ничего не знаю.
Ночной разговор
После того памятного вечера жизнь в Хаконэ превратилась для Минако в настоящую пытку. Она сникла, как готовый раскрыться бутон, пораженный морозом, ее хрупкое девичье сердце было глубоко ранено. Тем не менее она не собиралась возвращаться в Токио раньше времени, такая мысль ей даже в голову не приходила. Она решила остаться в Хаконэ и молча терпеть свое горе. Теперь она всячески избегала юношу и почти все время проводила в одиночестве. А когда юноша с мачехой начинали беседовать, старалась незаметно выскользнуть из комнаты, чтобы не мешать чужой любви, раз сама не была любима. Тяжело было у девушки на сердце. Она видела, какие взгляды бросает Аоки-сан на мачеху, как светятся радостью его глаза. Улыбка мачехи вызывала в его сердце то неудержимый восторг, то глубокую печаль. Видя все это, Минако еще больше мучилась и тосковала. Мужчина и две женщины, женщина и двое мужчин – сколько трагедий разыгралось на этой почве начиная с глубокой древности. В треугольнике, о котором идет речь, больше всех страдала кроткая Минако.
– Мина-сан! Что с вами? – с тревогой и нежностью спрашивала мачеха, глядя на Минако, подолгу стоявшую в задумчивости на балконе. Но Минако с вымученной улыбкой отвечала:
– Нет, ничего!
Даже проницательная госпожа Рурико не догадывалась о невыносимой боли, терзавшей бедное сердце Минако. Юноша, в свою очередь, никак не мог понять, отчего чуждается его Минако, с которой они так дружески беседовали на прогулке. Теперь Минако отправлялась вечером гулять без всякой радости, потому что была уверена, что юноша если и не тяготится, то уж, во всяком случае, не испытывает ни малейшего удовольствия от этих прогулок втроем. Но мачеха никогда не оставляла девушку одну и, если Минако отказывалась идти, говорила:
– В таком случае и мы не пойдем.
И Минако приходилось скрепя сердце соглашаться. Весело сказав:
– Ну тогда и я пойду, – она с тяжелым сердцем послушно шла гулять.
Но однажды вечером, это было недели через две после их приезда в Хаконэ, Минако затосковала сильнее, чем обычно, и, несмотря на все уговоры мачехи, наотрез отказалась идти на прогулку, тем более что юноша, обычно присоединявшийся из вежливости к приглашению мачехи, на этот раз не произнес ни слова.
– Я собралась сегодня написать письма подругам. – Минако наконец придумала предлог, чтобы остаться дома.
– А-а, письма… Вы можете их утром написать. Идемте же! Без вас нам скучно, не правда ля, Аоки-сан? – обратилась она к юноше.
Тот нехотя согласился. Заметив это, Минако решила во что бы то ни стало остаться дома и сказала:
– Простите, но я сегодня не пойду. Пока вы будете гулять, я напишу письма.
Видя такую решительность Минако, мачеха больше не стала ее уговаривать и обернулась к юноше:
– Тогда мы, может быть, пойдем без Мина-сан?
От Минако не укрылось выражение радости, появившееся на лице у юноши при этих словах, которое жестоко ранило сердце девушки.
– В таком случае, Мина-сан, мы пойдем без вас. Вы не будете скучать?
– Нет, не беспокойтесь! – весело ответила Минако, хотя душу ее охватила невыразимая тоска.
Минако проводила мачеху и юношу до дверей и, когда они скрылись из виду, убежала в свою комнату, бросилась на пол, уткнулась лицом в кресло и долго не поднимала головы. Горячие слезы неудержимо лились из глаз. Она казалась самой себе жалкой, всеми покинутой, никому не нужной. Чтобы хоть немного рассеять тоску, Минако села писать письма подругам, но не могла собраться с мыслями. Ее неотступно преследовал образ юноши, отправившегося с мачехой на прогулку. Не в силах справиться со своей тоской и ревностью, Минако не могла дольше оставаться в комнате. Ей страстно хотелось очутиться сейчас на самой высокой вершине и там выплакать свое горе. В сильном возбуждении Минако покинула комнату с намерением идти куда глаза глядят, но тут же спохватилась, вспомнив, что отказалась от прогулки. Наконец она решила выйти в сад, примыкавший к отелю с задней стороны. Сад был довольно большой, и днем отсюда открывался великолепный вид па море. В саду никого не было, кроме мужа и жены – европейцев, которые под руку прогуливались по тропинке посреди зеленой лужайки. Электрический свет не доходил сюда из окон отеля. Было тихо, словно в лесу. Слышались только тихие звуки скрипки. Это, должно быть, играла снявшая номер в отеле скрипачка из Европы. Сидя неподвижно в темноте, Минако чувствовала, как постепенно рассеиваются тоска и тревога, как едва слышные нежные звуки скрипки умеряют душевную боль. «Я не должна была уходить, пока мачеха не вернулась», – думала Минако, но ей так не хотелось возвращаться в отель.
Она пробыла в саду полчаса, сорок минут, час, но не двигалась с места. Вдруг раздались чьи-то шаги.
Вначале Минако не придала им никакого значения, полагая, что это прогуливаются те же самые европейцы, которых она видела мельком в саду. Но те, кто к ней приближался, говорили не на европейском, а па чистейшем японском языке, к тому же голоса их показались Минако знакомыми. Девушка с опаской огляделась и стала напряженно всматриваться в темноту. К ней приближались двое, одетые в легкие белые кимоно, четко выделявшиеся во мраке. Минако не сводила с них глаз. Прошло десять, двадцать секунд, пока наконец она поняла, кто это, и съежилась, словно ее окатили ледяной водой. Это возвращались с прогулки юноша и мачеха. Они шли, как влюбленные, совсем рядом, касаясь друг друга плечами. Минако скорее почувствовала, чем увидела, что они держатся за руки, и задрожала всем телом.
