Мужская сила. Рассказы американских писателей - Шварц Делмор (читать книги онлайн без TXT) 📗

— А к тому, — сказала миссис Кан, — что гости придут голодные, с работы, свадьба в семь, ужин начнется не раньше восьми, да они умрут от голода. И потом, выпивку надо чем-то закусить.

— А-а, — сказала миссис Стейн, — я об этом не подумала.

— А торт, он, надеюсь, не в один ярус?

— В три.

— Отлично. Но я вам вот что скажу: выходить замуж в старом платье — плохая примета.

— Рути, она не суеверная.

— Я знаю: так положено, чтобы на невесте было что-то старое. Что-то старое, что-то новое — скажем, старый носовой платок, но уж никак не старое платье.

— А вы попробуйте-ка, поспорьте с ней сами, — сказала миссис Стейн — ее вдруг оставили силы. — Извините, но я должна позвонить в гостиницу, заказать закуски.

Когда Рути с Роджером вернулись, миссис Стейн сказала:

— У меня для вас хорошие новости. Вот вы всё беспокоились из-за денег, а я вам сейчас скажу что-то, что вас обрадует. Гостиница предоставляет в наше распоряжение комнату с видом на океан, бесплатно. Бесплатно на всю ночь.

— Господи, — взвыла Рути. — Предел мечтаний, да и только. Ничего лучше и желать нельзя.

— Так ты не хочешь остаться там на ночь?

— Нет.

— И почему хотела бы я знать?

— Мама, если ты сама не понимаешь почему, я не смогу тебе объяснить.

— Да, не понимаю. Тебе предоставляют комнату — там и одеться, и переодеться можно, и оставить свои вещи, а после свадьбы — провести там ночь с видом на океан. И совершенно бесплатно.

— Нет.

— Что нет?

— Нет, и все. Нам это не нужно.

В поисках поддержки миссис Стейн перевела взгляд на Роджера, но он ни с того ни сего стал разглядывать конфетницу на журнальном столике.

Вот тут-то Рути и сказала:

— Мы решили уйти пораньше.

— Что значит пораньше?

— После ужина.

— И ты уйдешь пораньше со своей свадьбы? Даже не потанцуешь?

— Мама, Роджер не умеет танцевать. И потом, новобрачные всегда уходят рано — так принято.

— И что тут хорошего? Уйти раньше всех и даже не попользоваться замечательно красивой комнатой с ковром в пять сантиметров толщины?

— Ну мама же, — сказала Рути, и миссис Стейн увидела, что на глаза у нее навернулись слезы. — Вот уж не думала, что ты поведешь себя так.

— Как так? — воззвала миссис Стейн к будущему зятю при том, что сама — и знала, и не знала как.

Из забытья миссис Стейн вывел локоть официанта, промелькнувший перед ее глазами.

— Извините, — сказал он и убрал со стола чашку кофе, до которой ее дочь не дотронулась.

— Да-да, — сказала она. В дальнем конце комнаты муж все ниже клонил голову. — Скажите, пожалуйста, который час? — спросила она.

— Половина четвертого, — ответил официант.

— Спасибо. Будьте добры, заверните, пожалуйста, торт и поставьте его там, где сидит мой муж.

Официант пообещал, что так и сделает, и миссис Стейн рассеянно улыбнулась ему. Половина четвертого. Где теперь Рути? В мотеле здесь же, в Майами-Бич? А что, если они и впрямь уехали на Кубу? Дети уже давно пугали их такими планами, а вчера в Гаване взорвали две бомбы. Везде смутьяны. Повсюду беспорядки, того и гляди разразится война, и ее Рути, там, в гуще боя. Перед глазами миссис Стейн встал заголовок: НЕВЕСТУ ВЗОРВАЛИ БОМБОЙ. И если бы Рути еще попрощалась, так нет же, она улизнула, другого слова и не подберешь. Только что Рути — прелестная, лучезарная, в белом платье, золотое кольцо непривычно и красиво поблескивает на ее тонкой руке, глаза сияют — была здесь, а она и оглянуться не успела, как их с Роджером нет как нет: они испарились, едва начались танцы. За пять минут до танцев седой аккордеонист подошел к Рути и сказал:

— Какая ваша любимая песня, дорогуша, — «Эту девчонку я в жены возьму»?

А Рути ему:

— Итальянский концерт Баха можете сыграть?

Все говорили миссис Стейн, какая красавица ее дочь, но с Рути никто даже не заговорил, потому что никто, ну почти никто, из гостей не был с ней знаком. Друзья и ее, и Роджера жили в Нью-Йорке.

И подарки, хотя такой подход был не в правилах миссис Стейн, не оправдали ожиданий. Среди подарков обнаружился купон «Посади дерево в Израиле», пожертвование — Бог весть почему — в фонд борьбы с сердечными болезнями. Разброс был от кофеварки на тридцать четыре чашки до трех паровых утюгов, но не подарили никаких, практически никаких денег и ничего по-настоящему полезного.

Миссис Стейн встала, поморщилась — давали знать о себе непомерной высоты каблуки — и нетвердой походкой направилась к хупе. Там, слева от одного из столбов, на полу валялась салфетка с остатками растоптанного Роджером бокала — этот обряд трогал миссис Стейн чуть ли не слез. Кто-то сказал ей, что он символизирует разрушение Храма, но миссис Стейн понимала его иначе. Обряд символизировал нечто имеющее касательство к брачной ночи.

Нагнувшись, она подняла и развернула салфетку: ей захотелось посмотреть на то, что — в некоем роде — символизировало конец Рутиного детства. В салфетке обнаружились куски дымчатого стекла, на куске покрупнее стояла надпись — 40 ватт.

Лампочка! Восемьсот долларов за ростбифы, тридцать пять за свадебный торт, тридцать пять за закуски, а чаевые без числа, а то-се сверх и — на тебе: вместо бокала ее зять растоптал лампочку в сорок ватт, вот что ему подсунули.

Грудь миссис Стейн вздымалась. Развернувшись, она прошествовала к обеденному столу, без колебаний, обеими руками схватила халу. И отнесла туда, где сидел муж.

Растолкала его.

— Гарри, — сказала она. — Нам пора домой.

Он улыбнулся, проснулся, неуверенно поднялся на ноги.

— Бери торт, — миссис Стейн указала на стул рядом, — поднимемся наверх, возьмем наши вещи.

Они поднялись на лифте на шестой этаж, миссис Стейн несла халу с большой осторожностью — опасалась, как бы та не застряла в раздвижных дверях. Прошли в комнату с видом на океан. На двуспальной кровати лежало Рутино вывернутое наизнанку свадебное платье, корсаж волочился по полу. Под кроватью стояли ее белые шелковые лодочки.

— Гарри, — сказала миссис Стейн. — Я что, плохая мать? Что я такого сделала, за что она на меня злится? К чему мы идем, что происходит с нашей жизнью?

Мистер Стейн потрепал ее по плечу:

— Не переживай. У детей теперь так заведено, у них теперь сплошь и рядом так.

Опустив халу на кровать, она принялась собирать разбросанные по комнате вещи.

Рутины голубые кружевные подвязки оказались на бортике ванны. Духи на комоде, фата свисала со спинки стула. Обнаружив на подоконнике с видом на океан букет за двадцать один доллар, миссис Стейн расплакалась. Прятала лицо в цветах и заливалась слезами. Мистер Стейн подошел к ней, обнял за содрогающиеся плечи.

— Послушай, мама, — сказал он. — Не так все плохо. Иди-ка, посмотри сюда. — И он подтолкнул ее к зеркалу во весь рост на дверце гардероба — поперек него розовой Рутиной помадой было выведено:

Миссис Стейн снова погрузила лицо в гардении, и ей почудилось, что в комнату пришла весна. Одно дело — разлад в мире и совсем другое — разлад между ней и Рути, вот этого быть не должно.

Она подошла к кровати. Взяла халу в обе руки.

— Папа, пусть тебя не волнуют расходы, — сказала она мистеру Стейну. — Хлебом мы обеспечены на полгода вперед.

ДЕЛМОР ШВАРЦ (1913–1966) — американский поэт, прозаик, драматург, критик. Родился в Бруклине. Образование получил в Нью-Йоркском университете. Преподавал в Гарвардском, Принстонском и других университетах. Принадлежал к кругу еврейских интеллектуалов, игравших большую роль в литературной жизни Америки. Его считают предшественником таких гигантов, как Рот, Маламуд, Беллоу (который, кстати, вывел его под именем Гумбольта Флейшера в романе «Дар Гумбольта»).