Улей - Села Камило Хосе (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗

Вечером, к половине девятого, а иногда и раньше, Хулита обычно возвращается домой.

Добрый вечер, дочка!

Добрый вечер, мама!

Мать оглядывает ее с головы до ног, сияя глупой гордостью.

— Где ж это ты пропадала?

Девушка кладет шляпу на пианино и перед зеркалом взбивает прическу. Говорит она рассеянно, не глядя на мать.

— Да так, в разных местах.

Умильным голоском, словно желая подольститься, мать ее укоряет:

— В разных местах! Целые дни проводишь где-то на улице, а потом приходишь и мне ничего не рассказываешь, мне, которой так приятно знать о твоих делах! Твоей матери, которая так тебя любит…

Девушка подкрашивает губы, глядясь в зеркальце пудреницы.

— А где папа?

— Не знаю. Ушел довольно давно, он, наверно, скоро вернется. Почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Вдруг вспомнила о нем, потому что видела его на улице.

— Надо же — встретились в таком большом городе.

— Подумаешь, пятачок! Я встретила папу на улице Санта-Энграсия. Выходила от фотографа, снялась там.

— А мне ничего не сказала.

— Хотела сделать тебе сюрприз… Папа входил в тот же дом, там, кажется живет какой-то его друг, который заболел.

Девушка в зеркальце наблюдает за матерью. Иногда ей думается, что у матери глупое лицо.

— И он мне ни слова не сказал!

Донья Виси грустнеет.

— Вы никогда мне ничего не рассказываете. Хулита с улыбкой подходит поцеловать мать.

— Какая ты славная, моя старушка!

Донья Виси целует ее, потом откидывает голову и округляет брови.

— Фу, от тебя пахнет табаком!

Хулита надувает губки.

— Я не курила, ты прекрасно знаешь, что я не курю, я считаю, что это не женственно.

Мать пытается сделать строгое лицо.

— Так что же это? Тебя кто-то целовал?

— Ради Бога, мама! За кого ты меня принимаешь?

Бедная женщина берет Хулиту за руки.

— Прости, доченька, ты права. Какие глупости я говорю!

На секунду она задумывается, потом произносит тихо, будто сама с собой разговаривая:

— Просто мерещится мне, что мою старшую доченьку повсюду поджидают опасности…

Хулита роняет две слезинки.

— Странные вещи ты говоришь!

Мать улыбается, немного через силу, и гладит девушку по голове.

— Ладно, перестань, ты ведь уже не маленькая. Не обращай на меня внимания, я это в шутку сказала.

Хулита глядит рассеянно, она как будто не слышит.

— Мама…

— Что, доченька?

Дон Пабло думает о том, что родственники жены пришли морочить ему голову, испортили весь вечер. В эти часы он обычно уже сидел в кафе доньи Росы, попивал шоколад.

Племянницу жены зовут Анита, ее мужа — Фидель. Анита — дочка брата доньи Пуры, чиновника аюнтамьенто в Сарагосе, он еще получил орден Благотворительного общества за то, что однажды вытащил из Эбро утопавшую даму, которая оказалась кузиной председателя собрания депутатов. Фидель, муж Аниты, держит кондитерскую в Уэске. Они приехали в Мадрид на несколько дней — свадебное путешествие.

Фидель — молодой человек с усиками и в светло-зеленом галстуке. В Сарагосе он с полгода назад получил приз на конкурсе исполнителей танго, и в тот же вечер его познакомили с девушкой, которая теперь стала его женой.

Отец Фиделя, тоже кондитер, был человеком совсем неотесанным, принимал как слабительное песок, и все его разговоры были лишь об урожае да о пресвятой деве де Пилар. Но, воображая себя очень образованным и деловым человеком, заказал два сорта визитных карточек; на одних стояло: «Хоакин Бустаманте. Коммерсант», а на других было напечатано готическим шрифтом: «Хоакин Бустаманте Вале. Автор проекта «Необходимо удвоить продукцию сельского хозяйства Испании». После его смерти осталась чертова гибель обтрепанных листов бумаги с цифрами и чертежами; он мечтал удвоить урожаи, применив изобретенную им систему: нагромождение террас с плодородной землей, которые бы орошались водой из артезианских колодцев и получали больше солнечных лучей благодаря системе зеркал.

Отец Фиделя изменил название кондитерской, когда унаследовал ее от старшего брата, погибшего в 1898 году на Филиппинах. Прежде на ее вывеске значилось «Усладительница», это название он счел недостаточно многозначительным и поставил другое: «На земле наших предков». Целых полгода придумывал он это название, набралось не менее трехсот вариантов, все примерно в таком же стиле.

Во времена Республики, когда отец умер, Фидель снова переменил название кондитерской, теперь на вывеске стояло: «Золотой шербет».

— Вовсе ни к чему давать кондитерским названия с политическим смыслом, — говорил он.

Тонкая интуиция подсказывала Фиделю, что вывеска «На земле наших предков» была связана с определенным направлением ума.

— Наше дело — сбывать всем без различия сдобные булочки и птицу. И республиканцы, и карлисты платят нам одними и теми же песетами.

Как вы уже знаете, молодые приехали в Мадрид провести здесь медовый месяц и сочли своим долгом нанести тетушке длительный визит. Дон Пабло прямо не знал, как от них избавиться.

— Стало быть, Мадрид вам понравился?

— Да, очень…

Проходит несколько секунд, затем дон Пабло говорит:

— Что ж, это хорошо!

Донья Пура уже без сил. А юная парочка будто ничего не замечает.

Викторита отправилась на улицу Фуэнкарраль, в молочную доньи Рамоны Брагадо, бывшей возлюбленной того господина, который дважды был заместителем министра финансов.

— Привет, Викторита! Как я рада тебя видеть!

— Привет, донья Рамона.

Донья Рамона умильно, медоточиво улыбается.

— Я так и знала, что моя девочка обязательно придет!

Викторита тоже пытается улыбнуться.

— Да, сразу видно, что вы к этим делам привычны.

— Что ты сказала?

— Да так, ничего.

— Аи, дочка, какая же ты подозрительная!

Викторита сбросила пальто, ворот блузки у нее расстегнут, взгляд странный — — то ли умоляющий, покорный, но, может, и отчаянный.

— Ну что, хороша я?

— Да что ты, дочка, что с тобой?

— Ничего, со мной ничего.

Донья Рамона, отведя глаза в сторону, попыталась пустить в ход свои испытанные приемчики сводни.