Книга теней - Риз Джеймс (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Священник молча подошел к подоконнику, сел на него и примирительным тоном сказал:
— Лучше бы я никогда не заглядывал в такие места. — После чего пообещал хранить молчание и более не перебивать Мадлен (ну разве лишь для того, чтобы вставить «соответствующий комментарий»).
Вскоре стало известно, что сперва отец Луи появился в селении в качестве приходского кюре. Настоятель церкви Сен-Пьер — такова была его должность.
Отпрыск уважаемого купеческого семейства, он полагал, что сразу же после семинарии получит место капеллана в замке какого-нибудь аристократа и, может быть, станет наставником будущего маршала или кардинала. Как часто оплакивал он низкое свое происхождение: ах, если бы не это, он быстро сумел бы получить епископство и проводить дни в холе и неге, приличествующих сану прелата. Но у него не было дворянского звания — ни унаследованного от предков, ни купленного за деньги, а поскольку среди священников существовала жесткая конкуренция, то ему пришлось довольствоваться положением кюре церкви Сен-Пьер в К***. Не в Париже, не в Марселе и даже не в Авиньоне. Всего-навсего в К***.
Ему едва перевалило за двадцать, он был высок и строен, и притом очень красив: большие темные глаза, изящные черты лица, густые черные кудри, выбивающиеся из-под черной шапочки священника. Холеная бородка в стиле Ван Дейка. Он обладал недюжинной самоуверенностью и умел напустить на себя важный, щегольской вид. Ни дать ни взять молодой петушок — так сказала о нем Мадлен.
Приезд отца Луи не прошел в городке незамеченным, ибо его недавно скончавшийся предшественник страдал малокровием и чрезмерной набожностью, а потому был весьма непопулярен. Так что преемника его встретили радушно. Любезность, импозантная внешность и ученость молодого кюре произвели впечатление, и вскоре он стал желанным гостем на званых обедах у самых именитых граждан в К***. Но как только он получил доступ в лучшие в К*** гостиные, он проторил дорожку и в лучшие будуары. Что и послужило началом его бед.
Кюре обладал порядочным вкусом и незаурядными аппетитами. Вскоре он проявил себя как «человек смелый настолько, чтобы иметь собственные пристрастия и вдобавок этим гордиться» — так однажды он отозвался сам о себе. Конечно, как и всякий священник, он принял обет безбрачия, но что из того? Ни один уважающий себя священнослужитель не делает этого всерьез . Как заявил он любовнице накануне рукоположения в сан, «обещание осуществить невозможное не может иметь далеко идущих последствий». Да разве у церкви нет проблем поважнее? Тут и восстания гугенотов, и получающая все большее распространение симония, и так далее, и так далее. Что по сравнению с этим какое-то нарушение целибата? Луи не страшился ни фанатичных соглядатаев из Общества Иисуса, ни воинствующих конгрегационалистов, ибо хорошо знал, какие за ними самими водятся грешки. Чего ради, рассуждал он, церковь станет совать нос в дела — или проступки — обычного приходского священника? Разве он не сумеет разобраться в них сам к вящему своему удовольствию? Ведь удавалось же ему это до сих пор!
Четырнадцати лет его отправили в иезуитский колледж в Б***. Тамошние братья — известные мастера по части дисциплины — научили его изящной латыни, кроме того, познакомили с новейшими достижениями в области оптики, географии, математики, а также драматического искусства и изящных манер. Там Луи впервые был уличен в том, что, оставаясь один, предается «неподобающим утехам». Ему пригрозили, что его исключат, если еще раз поймают, а потому пришлось постараться не нарушать приличий. Во время четырех главных постов, установленных церковью, он воздерживался от подобных удовольствий. Хотя не всегда. Он полагал, что требовать от него слишком многого неразумно как со стороны Бога, так и со стороны наставников. Когда настало семнадцатое лето его жизни, он провел его на морском побережье в обществе холостяка-дядюшки, горничная которого продолжила «образование» мальчика, беря по монетке за каждый урок. Открыв для себя мир женщин, он счастлив был обнаружить, что число дам, ищущих его общества, существенно превышает его самые далеко идущие ожидания.
По части плотской любви он не знал отказа ни в чем. Что же касается любви духовной, он верил в Бога, но в церковь как таковую — гораздо меньше. Его единственным кредо являлось стремление доставить себе удовольствие.
Его успехи, его обаяние, его уверенность в себе сделали Луи довольно самонадеянным, и он не прислушивался к тем, кто предостерегал, что излишняя вера в собственную неуязвимость когда-нибудь доведет его до беды. Впоследствии он любил говорить: «Что может быть восхитительнее, чем когда тебя боятся глупцы, ибо ты умен, когда тебе завидуют неумехи, ибо ты мастер своего дела, и когда ты вызываешь ненависть зануд за остроумие, невеж — за изящество манер и уродов — за успех у дам?»
…Когда новый священник начал исповедовать прихожанок, о нем прокатилась молва, и живущие в К*** дамы стали находить за собою такие грехи, о которых доселе никто и не слыхивал. Им все отчаяннее хотелось, чтобы те поскорей были отпущены. Ах, если бы он не приехал в К***, всем этим женщинам (да и некоторым мужчинам тоже) пришлось бы устроить у врат ада настоящее столпотворение, если они действительно натворили хоть половину того, в чем каялись. После прибытия нового духовника прошло несколько недель; он трудился в поте лица своего, был очень доволен, однако весьма уставал.
Однако возникли некоторые подозрения, давшие повод пересудам, и поползли слухи. Из этих семян впоследствии выросла неприязнь.
Но отец Луи продолжал в прежнем духе. Каждое воскресенье под сводами церкви Сен-Пьер собирались толпы жаждущих утешения и вернувшихся на путь благочестия. И на первой скамье, в середине, сидел прокурор городка со своей супругой и со своим чадом — девушкою четырнадцати лет по имени Мадлен.
Одно время года сменяло другое. Прошло более шести месяцев со дня приезда отца Луи в К***, даже почти семь, когда жена прокурора впервые пожелала исповедаться. Сперва прокурор запретил жене и помышлять об этом. Предупрежденный людьми, которых он хорошо знал, он воздерживался от общения с новым священником. Но в конце концов жена так насела, что вынудила мужа пойти на попятную. Противиться далее оказалось выше его сил: она сделалась холодна и отлучила его от ложа. Когда прокурор сдался, его жене было назначено на четверг, сразу после полудня.
