Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья Владимировна (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Доктор слову алкаша не верил, но костыли были давно списаны, как и большая часть ценного и малоценного здешнего имущества. Новое оборудование никто поставлять в больницу не собирался.
— Теперь куда? — за воротами больницы спросил Вася Петрова, приноравливающегося к новому способу передвижения.
— Ты один живешь?
— У меня хочешь переночевать? Валяй. Только это… — замялся Вася.
— Через магазин, — согласно кивнул Петров. — И поесть купи, я двое суток без маковой росинки.
Он стоял, тяжело опираясь на костыли, рядом с магазином. Вася делал закупки.
«Здесь нельзя жить, — думал Петров, оглядывая город Дмитровск, — нельзя работать, болеть. Здесь можно только умирать». О том, что народ в глубинке живет тяжело, бедно, плохо, Петров сотни раз читал в газетах. Но, увидев своими глазами трущобы XIX века, почувствовав на собственной шкуре равнодушие уставших бороться с жизнью интеллигентов, Петров поблагодарил судьбу, что она забросила его в столицу, понял, почему в провинции не любят москвичей. Если бы Петров был дмитровцем, он бы выбрал участь Васи — забыться лучше, чем равнодушно толочь тухлую воду в ступе.
Из-за угла выпорхнула стайка девушек. Они о чем-то спорили — весело, чуть надрывно и манерно, излишне громко, как спорят девушки только в юности, на людях и по пустякам. Одеты они были не хуже москвичек, их стройные, упругие бедра обтягивали узенькие юбки, тугие джинсы. Коротенькие маечки оставляли открытыми часть живота с соблазнительными впадинками пупков.
Юности и молодости не было дела до мегаполисов и провинции. Ее бурные гормоны заявляли о себе выставленными напоказ совратительно прекрасными ножками.
Девушки примирили Петрова с Дмитровском.
Он давно не заглядывался на отроковиц. Но сейчас, нищий, покалеченный, небритый, бездомный, он вдруг подумал: хорошо бы одной из них вскружить голову.
Петров расхохотался. Он смеялся над собой, над своим желанием, тешившим его мужское эго, над нелепостью собственного положения, над Зинкой, которая, дура, утратила бдительность и не подозревает, какие соки бродят в муже, над недоумками бандитами, которых он провел, над детьми, которые принимают всерьез его письма про тюленей…
— Петь, ты не припадочный? — спросил алкаш Вася, выйдя из магазина. — Чего тебя корежит?
— Анекдот вспомнил. — Петров вытер слезы безумия и облегчения, пролившиеся из глаз. — Пошли. Далеко твой дом?
— Рядом.
В Дмитровске все было рядом.
Вася жил в одноэтажном деревянном бараке.
Небольшой тамбур, несколько скрипучих ступеней вверх и дверь, за которой начинался длинный коридор с десятком дверей по обеим сторонам. Они прошли мимо общей кухни с газовыми плитами.
На запах дешевой столовки желудок Петрова отозвался голодным спазмом.
Апартаменты Васи не запирались по причине того, что воровать у него было нечего, он все давно пропил, даже розетки и выключатели. Мебель — колченогий стул, драную раскладушку и ящик от овощей, заменявший стол, — алкаш притащил с помойки.
— Со всеми удобствами, — хвастался Вася.
Он показал туалет размером с телефонную кабину и ржавую раковину с единственным краном холодной воды за фанерной загородкой. Комната — десятиметровый чулан — имела не по-сибирски большое окно. Треснувшие стекла держались благодаря наклеенным на них газетам.
— Шикарно живешь, — с усмешкой похвалил Петров.
— А то! — гордо подтвердил Вася. — Я аккуратный, не засранец какой. Вот вилку каждый день споласкиваю и мусор заметаю.
О том, что нужно хотя бы иногда мыть унитаз и раковину, Вася не подозревал. Сейчас он накрывал на стол и делился выпавшей удачей: в магазине попались самая дешевая чайная колбаса и портвейн. Обычно их сметают с прилавка в мгновение. Еще он купил ванильных пряников каменной крепости, банку килек в томате, черную труху, именовавшуюся чаем третьего сорта, и хлеб.
Как гостю, Петрову было предоставлено право первым воспользоваться единственной вилкой. Он честно оставил половину килек хозяину. Стакан отвратительного портвейна, ломоть хлеба, колбасу с подозрительным зеленым налетом Петров проглотил быстро и жадно. Звериный голод сменился хмельной тупой усталостью.
— Вася, я отдохну?
— Ложись на раскладушку, — великодушно предложил Вася.
Подушки и матраса не было, но Петров этого не заметил. Он заснул с налету, провалившись в скрипучую раскладушку как в гамак, и не почувствовал, что стукнулся спиной об пол. Вася укрыл его драным женским пальто, сам устроился рядом на полу, подстелив старую шинель, положив под голову несколько свитеров.
Люди жалуются, что плохо живут. А сами выбрасывают на помойку хорошие вещи.
Утром Петрова ждал сюрприз. У Васи был телефон! Феномен объяснялся просто: дочь Васи работала телефонисткой. Она изредка звонила отцу и спрашивала:
— Не помер еще, скотина?
— Нет, доченька, — отвечал Вася, — потерпи.
В сущности, он был безобидным и сердечным человеком. Не запойным пьяницей, а перманентно поддающим. В молодости его алкогольный кураж воспринимался как хорошее настроение доброго паренька, и Вася успел отслужить в армии, жениться, родить дочь и проработать пятнадцать лет в столярной мастерской. Но с годами его главное устремление — всегда быть поддатым — вступило в противоречие с семейными и производственными обязанностями. Как заядлый курильщик боится остаться без запаса сигарет, так Вася страшился не иметь полбутылки на завтрашний день. Выйти из дурмана он боялся больше, чем умереть, поэтому для него не существовало запретов в достижении цели. Он мог пропить школьную форму дочери накануне первого сентября и единственные сапоги жены трескучей зимой, украсть сохнувшее на веревке белье соседей и вынести из мастерской инструменты.
Со временем общество выдавило его из своих рядов, выбросило на свалку. Но Вася был не в обиде: забрать у него смысл жизни никто не мог. Вася собирал пустые бутылки, подрабатывал на рынке, таская ящики торговцам. На выпивку ему хватало.
Петров пил чай и грыз сухари, Вася позавтракал стаканом портвейна. Он придирчиво изучал список необходимых покупок, который Петров написал огрызком карандаша на обрывке газеты. Вася хотел сэкономить: найти на свалке то, что необязательно покупать в магазине.
— «Туалетная бумага, — хмыкнул Вася, — мыло, стиральный порошок». Это зачем?
— Сортир помыть, — объяснил Петров, — и одежду постирать.
— Я тебе новую принесу.
— Вася! Не спорь, иначе завтра на полбанки не получишь.
— «Зубная щетка, — читал далее Вася, — паста, макароны, тушенка, свежие газеты». Может, несвежие вместо туалетной бумаги? — с надеждой предложил он.
— Нет, — отрезал Петров.
— У тебя что, геморрой? — сочувственно спросил Вася. — При геморрое, говорят, газетами нельзя.
— Вроде того. Держи деньги. — Петров протянул последние сто рублей. — На вино тебе останется. Пока я здесь, будешь жить как у Христа за пазухой. Но упаси тебя кому-нибудь обо мне проговориться. Понял? Никому ни слова.
— Заметут?
— Да.
— Я тебе не враг.
— Самому себе ты не враг, поэтому держи язык за зубами.
Когда Вася ушел, Петров вернулся к проблеме, которую обдумывал все утро. Если бы не раненая нога, он бы справился без посторонней помощи, но выхода нет. Кому позвонить?
Остановился на сестре. Татьяна живет недалеко, она родной и разумный человек, секреты хранить умеет.
— Сестричка, это я, Павел, — быстро заговорил он, едва Татьяна ответила. — Если ты не одна в комнате, не называй меня по имени.
— Что случилось? Я одна. Пашка, ты где, откуда звонишь?
— Слушай внимательно. Первое и самое главное: ни одна душа не должна знать, что я тебе звонил и что я жив.
— Ты вляпался в проблемы? — испугалась Татьяна.
— В очень серьезные, — заверил ее брат. — Если кто-то узнает обо мне, пострадают Зина и дети.
