Умм, или Исида среди Неспасенных - Бэнкс Иэн М. (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Исида! – Эрин стала меня трясти. – Остановись! Ты увязнешь так, что потом не выберешься!
– Не увязну! Я говорю правду! И не собираюсь врать!
Эрин отпустила мои руки и отошла к секретарскому столу. У нее подрагивали плечи, одна ладонь закрывала лицо. Иоланда опять погладила меня по руке.
– Детка, говори как есть. Ничего не скрывай – и пусть они все подавятся.
– Айсис, – замогильным голосом позвал Аллан, и вокруг меня опять сомкнулись какие-то вязкие, тяжелые потоки. – Прямо не знаю… – Он набрал побольше воздуха. – Слушай, я… – Его глаза стрельнули на дверь. – Замолвлю словечко Сальвадору, договорились? Возможно, со временем он смягчится. Тогда, по всей видимости, вы с ним…
сможете… ну, ты понимаешь… побеседовать. Только нужно продумать, что ты скажешь. Я тебе не советчик, но он очень и очень расстроен, поэтому… В общем, думай сама, а я… – Он покачал головой, разглядывая сцепленные на столе руки. – Право, ума не приложу, как такое… это просто… как будто… – У него вырвался нервный смешок. – Мы все должны молиться и полагаться на Господа. Слушайся Их. Внимай.
– Что ж. – Я начала утирать слезы рукавом, но Иоланда вовремя сунула мне платочек. – Хорошо, так тому и быть.
Аллан взглянул на настенные часы:
– До вечера лучше его не тревожить. Побудешь у себя в комнате?
Я кивнула:
– Да, только вначале немного пройдусь.
– Вот и славно. – Он хлопнул ладонями по столу. – Посмотрим, что можно сделать.
– Спасибо.
Шмыгнув носом, я вернула бабушке платок, и мы с ней собрались уходить.
У порога стояла Эрин, указывая глазами на секретарский столик. Порывшись в кармане, я достала перетянутый резинкой сверток банкнот по одному фунту. Деньги легли на стол; к ним я добавила пару монет, извлеченных из кармана брюк. Эрин следила, не мигая.
– Двадцать семь фунтов и два пенса, – сообщила я.
– Похвально, – с каменным лицом процедила Эрин.
Мы с Иоландой вышли на площадку.
– Полагаю, адвокатов нанимать бесполезно, – сказала Иоланда, когда мы спускались по лестнице.
– Ты права, бабушка.
– Давай-ка мы с тобой сгоняем в отель, а то и в Стерлинг – надо хотя бы перекусить. Умираю – должна выпить «Маргариту».
– Спасибо тебе, бабушка. – На нижней ступеньке я остановилась и посмотрела ей в глаза. – Но мне бы хотелось… понимаешь… просто побыть одной. – Я стиснула ей руку.
Мой отказ ее обидел.
– Хочешь от меня отделаться?
Я старалась говорить как можно мягче:
– Мне нужно собраться с мыслями, Иоланда. Для того чтобы… – Сделав глубокий вдох, я обвела взглядом стены, потолок и лестницу, прежде чем решилась опять посмотреть ей в лицо. – Чтобы настроиться на здешний лад, понимаешь?
Она кивнула:
– Чего уж тут не понять.
– Ты столько для меня сделала, – выговорила я. – Мне невыносимо думать…
– Забудь. Точно не хочешь, чтобы я осталась с тобой?
– В этом нет необходимости, храбрилась я. – Тебе пора лететь в Прагу. Погуляешь по городу, увидишь красный бриллиант.
– Да черт с ним, с этим бриллиантом. А Прага никуда не денется.
– Нет, честное слово, так будет лучше. Я себе не прощу, если на тебя тоже свалится куча неприятностей. – Мой вялый смешок демонстрировал показной оптимизм. – Все образуется. Если люди постоянно живут друг у друга на головах, то из-за любого недоразумения поднимается буря в стакане воды. Да что там в стакане – в наперстке. – Я изобразила беззаботную усмешку.
Иоланду это не обмануло.
– Будь осторожна, Айсис – Она положила руку мне на плечо и посмотрела исподлобья: такая манера была ей до странности несвойственна. – Здешняя жизнь – не сахар. Ты, милая моя, всегда видела глянцевый фасад и только теперь почуяла грязишку. Без мерзостей тут не обходится. – Она потрепала меня по плечу. – Берегись Сальвадора. Старуха Жобелия как-то сказала… – Иоланда замялась. – Уж не помню, к чему был тот разговор, только дело здесь нечисто. Ей кое-что известно, о чем твой дед помалкивает.
– Они… они состояли в браке, – забормотала я. – У них был брак втроем. Представляю, сколько накопилось семейных тайн.
– Хм… – Иоланда задумалась. – Мне всегда было странно, почему она сбежала, почему вдруг исчезла сразу после пожара; подозрительно, в самом деле. Ты уверена, что она жива?
– Не сомневаюсь. По-моему, Калли и Астар поддерживают с ней связь. Вряд ли они… обманывают.
– Поживем – увидим. Но что-то здесь нечисто. Пообещай, что не будешь лезть на рожон.
– Обещаю. За меня не волнуйся. Приезжай через недельку-другую. Возвращайся к началу Праздника – к тому времени все утрясется. Я об этом позабочусь. Вот увидишь.
– Тебе нужно многое обдумать, Айсис, – не забывай, о чем мы с тобой говорили.
– Не забуду. – Я обняла ее на прощание. – А ты не теряй веру.
– Вера – это по твоей части, солнышко, но помни: я взяла с тебя слово.
При пожаре, вспыхнувшем ноябрьской ночью тысяча девятьсот семьдесят девятого года, сгорела половина особняка; в огне погибли мои родители (Элис и Кристофер) и бабушка Аасни; я бы тоже распрощалась с жизнью, если бы отец не выбросил меня из окна в садовый пруд. Кристофер мог бы спастись, но вернулся за мамой; обнявшись, они задохнулись от дыма в нашей с Алланом комнате. Аллан успел выбежать сам.
Бабушка Аасни погибла в кухне – видимо, пала жертвой собственных кулинарных экспериментов.
Пожарная машина, вызванная из Стерлинга, не смогла преодолеть дырявый, уже тогда полуразрушенный мост за домом Вудбинов; Община потушила огонь практически своими силами, используя портативный насос, который перетащили через мост пожарные. Дедушка всегда говорил, что при таком количестве свечей и керосиновых ламп недалеко до пожара, в особенности зимой; соответственно, он с величайшей серьезностью относился к мерам противопожарной безопасности: приобрел на соседской ферме старый, но действующий ручной насос, велел повсюду расставить ведра с водой и песком, а также самолично проводил учения, распределив между всеми взрослыми членами Общины обязанности по тушению огня.
На другой день прибыли дознаватели, чтобы осмотреть пепелище и установить причину пожара. Согласно их заключению, очагом возгорания стала кухонная плита, точнее, стоявшая на ней скороварка, которая при нагревании взорвалась и залила все помещение горящим маслом. По всей видимости, Аасни потеряла сознание в момент взрыва. Обезумевшая от горя Жобелия, которая рвала на себе волосы, металась и выла, утихла ровно настолько, чтобы подтвердить: ее сестра решила опробовать новый способ консервирования, а для приготовления заливки взяла топленое масло из молока буйволицы и смесь растительных жиров.
Моя память не сохранила картину пожара. Не помню ни дыма, ни языков пламени, ни своего падения из окна в декоративный пруд с рыбками; не помню, как подхватывал меня на руки отец и как кричала мать. Не помню ни похорон, ни панихиды. Единственное, что запомнилось мне с непостижимо-статичной, фотографической точностью, – это обгоревший сруб, который долгие недели и месяцы чернел остатками закопченной каменной кладки и парой обуглившихся балок на фоне сине-холодного зимнего неба.
По-моему, из нас двоих Аллан острее переживал потерю родителей: он был старше и понимал, что никогда больше их не увидит, я же мало что смыслила и все ждала возвращения папы с мамой из неведомых краев. Видимо, утрату смягчал и весь уклад общинной жизни – в среде Непросвещенных нам пришлось бы туго, а так мы с Алланом не чувствовали себя сиротами: наше благополучие, воспитание и образование стало делом чести всех членов Общины, а не какой-то одной семьи.
Наверное, ощущение потери пришло ко мне только через год, с восстановлением особняка, а пока под открытым небом чернел продуваемый всеми ветрами остов, у меня еще была надежда, что родители найдут путь домой… Но вот сруб подвели под новую кровлю, восстановили балки и стропила, обшили стены вагонкой, закрепили шифер – и мои надежды стали медленно, но безвозвратно таять, как будто и тес, и рейки, и шифер, и железные скобы пошли не на постройку нового жилья, а на запоздалое сооружение огромного мавзолея, где предстояло поселиться моим таинственно исчезнувшим родителям, но куда им уже не было дороги.
