Сад радостей земных - Оутс Джойс Кэрол (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Люблю по воде шлепать, — сказала она. — Я, когда маленькая была, всегда так делала.
Так, наверно, сказала бы сейчас любая девчонка; Клара вовсе не считала это ложью. Но Лаури, видно, что-то почувствовал — может, оттого, что голос ее прозвучал резковато, и, когда она обернулась, он внимательно смотрел на нее.
— А ты, когда был маленький, не шлепал по ручьям?
— Я слишком быстро вырос, — сказал Лаури.
Она медленно шла по реке, пальцы и ступни в воде казались белыми. Замочила ноги выше колен, пришлось еще поднять подол. Сперва мокрым ногам было прохладно, потом их обожгло солнцем. Оборачиваясь к Лаури, она поминутно отбрасывала волосы со лба.
— Я тоже выросла быстро. Коли считать по-настоящему, так я тоже взрослая, не хуже тебя.
Лаури фыркнул.
— Не насмехайся, черт… — Клара наклонилась, вытащила что-то из воды, оказалось — бочарная клепка, вся в окалине и каких-то крохотных слизняках. Клара поспешно разжала пальцы.
— Лаури, а ты любил своих родных?
— Не знаю. Не любил.
— А почему?
— Не знаю.
Клара осторожно подняла одну ногу из воды.
— А я любила. Хочешь не хочешь, а любишь.
— Ну, я в таких делах с пеленок умел не хотеть, — сказал Лаури.
Он пошевелился, вытянул ногу. Голос его прозвучал то ли неуверенно, то ли смущенно — лучше этого не замечать, не придираться по мелочам… Клара пошла дальше вглубь, вздернув юбку, собрав ее вокруг бедер. Лаури отбросил сигарету, она не долетела до воды.
— Никогда не понимал этих вещей… не понимаю, что людей связывает, — серьезно сказал Лаури. — Что это за связи, которых не видно. А вяжут намертво, не вырвешься, хоть тресни… вроде как вынесло на берег, уволокло, опять вынесло, и все время вместе, не отцепишься… Не ходи дальше, утонуть захотела? Я за тобой в воду не полезу.
— Не утону.
— Хорошо бы все, что у меня есть, запихать в один мешок и унести. Не хочу я, чтоб меня привязали к одному месту. Если обзаведешься всякой всячиной — вот как мой отец, — она путается под ногами и все заслоняет, ничего из-за нее толком не видно. Заведешь себе собственность — и дрожи над ней. Дрожи, что все потеряешь.
— А я бы не прочь, — хмуро сказала Клара.
Лаури, должно быть, не услышал.
— Если уж расшибаться в лепешку, так я по крайней мере хочу понимать — ради чего. Не желаю никакого наследства. Не желаю заполучить полный дом мебели и сколько-нибудь акров земли, а потом надрываться и голову ломать, как бы она уродила… Да пропади оно все пропадом!
Клара глянула через плечо. На таком расстоянии не разобрать, но, может, опять у губ Лаури прорезались знакомые морщинки.
— Больно ты непонятно заговорил, — заметила она, ей стало страшновато: мало ли что он еще скажет.
Лаури помолчал. Потом сказал совсем другим тоном:
— Клара, а не хватит тебе валандаться в этой луже?
Она закинула голову, поглядела на небо, ощутила, как тяжелой волной упали на спину длинные волосы. Без малейшего удивления подумала — вот шаришь глазами по небу, а опереться не на что, не сыщешь там ни конца ни края. В голосе Лаури прозвучало что-то знакомое, однажды она это уже слыхала, а сейчас никак не припомнить… Она закрыла глаза; от солнца лицу стало горячо.
— Вылезай оттуда, — сказал Лаури.
— Иди ты к черту. Командир нашелся.
— Иди сюда, Клара.
— Клара, Клара. Почем ты знаешь, как меня зовут?
— Забредешь куда не надо, там течение быстрое, свалит с ног.
— Не свалит.
— Ну что ж, я тебя не собираюсь вытаскивать, уважаемая.
— А тебя никто и не просит.
— Нам пора в город.
— Мне не к спеху.
— А может, мне к спеху.
— Тебе тоже не к спеху, — возразила Клара и лениво пожала плечами.
Все же она вышла из воды, ступила на сухие камни, под захолодевшими ногами они казались какими-то странными на ощупь, будто ткань. Клара широко раздвинула пальцы ног, на побелевшем камне они были точно растопыренная пятерня, готовая что-то схватить. И вдруг увидела меж пальцев что-то темное, мягкое, склизкое, точно червяк.
— Ой!
Она отдернула ногу, отскочила и, стоя на одной ноге, опять отчаянно затрясла другой.
— Лаури, сними! — закричала она. — Помоги… скорей… пиявка!
Она сломя голову бросилась к Лаури, он подхватил ее. Все помчалось, понеслось, даже смех Лаури был быстрый, еще не успев отсмеяться, он оторвал пиявку — раз! — и отшвырнул прочь. Клара чувствовала, что побледнела как полотно, все мышцы ослабли, словно пиявка и впрямь высосала у нее кровь до последней капли. Всхлипывая, она откинулась на землю, а когда в глазах прояснилось, Лаури больше не улыбался.
Он наклонился над ней.
— Зря ты это, — сказал он без улыбки.
Она тупо смотрела ему в лицо, как на чужого, который невесть откуда взялся. Он поцеловал ее и, пока она пыталась отдышаться, налег на нее всей тяжестью, и она в страхе вспомнила — ведь так уже однажды было, да-да, много лет назад… внезапное воспоминание оглушило ее, как пощечина, и разом привело в себя.
— Лаури…
Она сказала это с безмерным изумлением, очень далекая от того, что вдруг наполнило его такой неистовой силой, и даже попыталась его оттолкнуть… Но все, что могло бы для нее проясниться, уничтожил его влажный жадный рот и рука, которую он подсунул под нее, чтобы ее приготовить… только теперь она поняла, как ей надо было приготовиться. Синее небо отвечало ей изумленным взглядом — огромное, равнодушное, немое, без счета вбирает оно взгляды таких, как Клара, кому некуда больше смотреть, ибо земля их предает. Синева содрогалась в ужасе, это был не страх потрясенного рассудка, но слепой ужас плоти. Рассудок оставался ясным, мысль перескакивала с Лаури на что попало и вновь на Лаури — что с ним стряслось, что перевернулось у него в голове, отчего он вдруг стал таким неузнаваемым? — и вот сбывается все, что ей воображалось, хоть она и не подозревала, как это будет. Никогда она не думала, что любовь завершается так странно, так застает врасплох — лежишь безвольно, а с тобой что-то делают, и непонятно, что дальше, хоть она уже столько лет старалась угадать и представить, как оно будет… а потом изумление перешло в боль, и она гневно крикнула куда-то ему в щеку.
Она чувствовала — он рвется в нее, пробивается внутрь со всей силой, которую годами от нее скрывал. Она дергала его за рубашку, царапала грудь под рубашкой, будто пыталась и его и себя отвлечь от того, что происходит. Жаркое, прерывистое дыханье Лаури жгло ей лицо, на миг она увидела его глаза — они не смотрели на нее, они сейчас ничего еще не видели, и впервые в их глубине как будто мелькнуло то самое, далеко запрятанное зерно. Она застонала, крепко обхватила руками его шею. Лаури поцеловал ее горячими приоткрытыми губами, и она захлебнулась его дыханием, содрогаясь в новой муке, и думала, растерянная, ошеломленная, — больше так нельзя, должно же это кончиться… Лаури всегда был такой спокойный, неторопливый, будто рассчитывал, сколько надо шагов, чтоб перейти с одного места на другое, и вот он содрогается над ней, лицо его измято, как тряпка, нелепым подобием страдания, и он не может справиться с собой и с тем, что он с ней делает. Все ее тело будто вгоняют, вколачивают в землю. Будто тело отделено от мозга, и ей уже никогда их снова не соединить. Вдруг все оборвалось, Лаури застыл, прильнув к ней, будто ждал чего-то; казалось, ему больно дышать. И вот тихий удивленный не то стон, не то вздох вырвался у него, странный, так на него не похожий, и Клара откинула голову ему на руку — она и не замечала, что подняла голову, дожидаясь, пока он опомнится.
Лаури лежал на ней и тяжело дышал. Теперь, когда все это кончилось, она коснулась его руки, отвела волосы у него со лба. А ей и сейчас было больно — до того острая, жгучая боль, даже не верится. Будто он накинулся на нее с ножом. Будто ее взрезали и измолотили с дикой, бессмысленной жестокостью, просто понять невозможно, для чего все это. Тут какой-то секрет, и кроется он в теле Лаури. Бывало, она без сна лежит ночью в постели или размечтается среди дня за прилавком — и воображает, будто ей понятно все, что чувствует Лаури, будто и она чувствует то же самое, и это тоже — счастье… Но вот все наконец произошло — и все совсем, совсем не так. Она дождалась от него любви, и все кончилось, а она так и не узнала, что же такое любовь, узнала только боль, которая еще и сейчас бьется во всем теле.
