Батискаф - Иванов Андрей Вячеславович (читать книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
Пули как пчелы — вззз, вззз… Я им на призывном пункте сказал, что я — скалолаз, спелеолог, альпинист, а не стрелок… а мне — пулемет и: убей или тебя убьют! Ну что ты будешь делать! Я же буддист, я не могу убивать, я рок-н-ролл люблю… Какая разница, четник он или кто… Мало ли кто он сейчас, человек — это сложная голограмма, сплетенная из невидимых светящихся нитей, некоторым больше нескольких сотен тысяч лет… Но кто такое станет слушать, когда сербы наступают?., вот-вот возьмут Сплит! Бери пулемет, патроны, ногой под зад — пшол! Особенно если у тебя такой богатый жизненный опыт, такой пестрый жизненный путь… Прямо в котел! За шкирку и в бой! Я в Данию вообще-то на фестиваль приехал, подумал, заеду-ка, старых друзей навестить, а тут, оказывается, лагерь сделали… Я не надолго… Самое большее на неделю… Вы как, не против?»
Мы были не против. Вино было душистое и легкое. Мягко шло. Рассказы его тоже действовали приятно. Они из него изливались с такой непринужденностью, точно он их очень долго вынашивал, — еще так бывает с людьми, которые на протяжение многих лет шатаются по барам и праздникам, свадьбам и похоронам, спят на ходу, просыпаются на стульях посреди какого-нибудь веселья или проваливаются в сон за барной стойкой, а потом, быстро нагнав поезд праздника, продолжают свою бесконечную историю, один год такой жизни может вместить сотни жизней, слепленных из многочисленных историй и злоключений, от такого образа жизни человек становится размягченным, бескостным, точно он целиком превратился в язык, такие люди способны говорить без умолку сутки напролет, это не преувеличение, я таких видел, они вываливают на тебя истории, как самосвалы, — некоторые производят впечатление медуз, и Петар был немного такой — мягкий, гибкий, расслабленный многолетним курением, спусками в пещеры, восхождениями на горные вершины, продолжительными путешествиями. Рассказ перетекал в рассказ. Из сумки появлялись новые и новые бутылки… испанское вино… чилийское… Хануман расслабился, я разомлел…
Он с друзьями отправился на фестиваль в Роскиле (Nick Cave и Smashing Pumpkins); вез всю честную компанию на своем старом фургоне; пока ехали через Германию, фургон начал потихоньку разваливаться; много раз останавливались.
«Он из-за этого и стал разваливаться, — говорил Петар, — потому что мы часто останавливались. Каждому нужно было что-нибудь купить или стибрить. Кому-то хотелось пива, кому-то чипсов… А кому-то по нужде..; Блевануть или просто подышать свежим воздухом… Ебеньте!.. Ну, нельзя так обращаться с машиной! Как они не понимают! Включай, выключай, не успел разогреться, как мотор остывает… Я мою машину знаю, с восьмидесятых у нас — служила верой и правдой, а тут толпа разбойников… Столько мусора — в каждой деревне приходилось выпрашивать курицу, я даже платил за курицу…»
Мы спросили, зачем курица?
«Как это? — удивился Петар. — Чтобы чистить машину. Не стану же я с собой возить пылесос или метелки! Запустил курицу, она все склевала — все крошки от этих идиотов… Нет, не поймите неправильно, это мои друзья, я их люблю, но что поделаешь, если они ведут себя как идиоты, когда собираются все вместе…»
Как только они въехали в Данию, фургон сдох и развалился (полетела задняя ось); Петар понял, что придется прощаться с фургоном, потому что: замени ты ось (а она дорогая), все остальное не починишь, и уж обратно не дотянет развалюха точно.
«О чем ты думал? — кричал ему в трубку отец, орал так, аж телефонная будка вибрировала. — О чем ты, черт тебя дери, думал, когда отправлялся на нашем фургоне в Данию! В Данию! Да я на нем уж и в город перестал ездить!»
Петар попросил друзей затолкать машину в лесок, — помогли и ушли, а он в одиночку стал стачивать напильником номера идентификации машины на двигателе и корпусе, как посоветовал отец:
«На свалку сдать денег стоит!.. Чинить тебе никто его не починит — и это дороже, чем сдать на свалку!.. Сними номера, закопай где-нибудь, а те, что на корпусе и моторе, сточи их напильником. Напильник есть?.. Так купи, мать твою! Что за дурья башка… Дешевле купить напильник, чем расплачиваться за эту гору мусора. Европейцы отследят, они пунктуальные. На их земле не то что машину, бутылку просто так не выкинешь. По компьютеру пробьют машину, по номеру, и потом я буду выплачивать, не ты же… Ты никогда ни за что не платишь, иждивенец!»
Петар был на пятнадцать лет меня старше, ему было сорок; истории сыпались из него, как табак, спички, монетки — сербские, хорватские, македонские, румынские, черногорские, немецкие, — он мог не есть вообще, но пил каждый день, по утрам его сильно трясло, глядя на него, у меня начинало веко дергаться, его дыхание от курева делалось свистящим, перед первой утренней сигаретой он буквально задыхался. Он жег табак, как черт, точно у него цель была такая — коптить каких-то скотов где-то, и он курил, выдыхал с наслаждением, будто знал наверняка, что дым идет в глотки и носы каким-нибудь мерзавцам, и испытывал очевидное удовлетворение от курения, как никто другой — разве что много позже, в Крокене, с нами жил один серб, или он хотел, чтоб все вокруг верили, будто он серб, я не знаю, до сих пор не уверен (за всю мою жизнь я понял наверняка только одну вещь: ни в чем нельзя быть уверенным, — возможно, это и есть самое главное, чему я должен был обучиться в жизни, и я медленно приближаюсь к окончательному экзамену, на котором смогу спокойно сказать: верить нельзя ничему, в том числе самому очевидному), тот серб тоже курил с небывалым наслаждением. Заваривая кофе по утрам, Петар выяснял в первую очередь: осталось ли чего-нибудь выпить?.. — если выпить не было, он приступал ко второму вопросу: а покурить?., не осталось ли чего покурить?.. — если и покурить было нечего, он начинал шарить по карманам в поисках денег и спрашивать: а не завалилось ли куда?., не закатилась ли какая-нибудь волшебная бутылка с джином под кровать?., может, кто просыпал травку под стол?.. Так как он был подслеповатый, старая контузия давала знать — в глазах двоилось (не знаю, от чего его так трясло: от похмелья или то были последствия контузии), пол он прощупывал на четвереньках: ползая медленно, широко распластанными ладонями громко шлепал, рассказывая попутно какую-нибудь историю (если вдуматься, Петар ни на минуту не переставал бормотать какие-нибудь истории, — наверное, он это делал, чтобы поддерживать связь со своим миром или родиной, не забывать о том, кто он). — О, под столом, под этим роскошным столом, тут есть где поползать!.. Ха-ха-ха!.. — смеялся Петар и принимался рассказывать историю: — Я ощущаю себя тут, как в бункере в Сараево!.. О, как я уважаю боснийцев, если б вы знали… Если б вы знали, сколько симпатии я к ним испытываю!.. В самом начале, когда сербы начали их мочить, знаете, что я в первую очередь подумал: ах, как жаль!., бедные боснийцы!., за что их-то, жалких?.. Потому что они никогда не были воинами, они всегда были тихими торговцами, умными счетоводами, бухгалтерами, крестьянами, пастухами, рыболовами, симпатичными танцовщицами, им и от турков досталось, как никому другому из нас, бывших югославов… Нет, они не были такими, как те придурки, снобы из Дубровника… Те тоже откупались от турков и были бухгалтерами, прирожденные счетоводы, снобы… В Дубровнике есть только одна улица, одна большая улица, все прочие не в счет, это так, улочки, а вот одна большая есть, да, и черт возьми, я не помню, как она называется, да и черт с ней, так вот эти козлы по ней ездят на своих шевроле и турбо медленно, демонстративно медленно, чтобы себя показать: вот мол, смотрите, какая у меня машина, о! Да! Большая дорогая машина, ну что тут еще скажешь? Ебеньте с твоей машиной в пичку матерь, вот и все! Да, большая дорогая очень блестящая машина и какая-нибудь пошлая бум-бум музыка на всю улицу, — тьфу, дураки! Они текут по этой улице, как какие-нибудь выставки, Expo Mitsubishi или что-нибудь в этом роде, полуголые девушки с роскошными волосами в воздушных туниках там у них обязательно рядом, о! Жизнь! Посмотрите на нас! Какие мы! Они останавливаются посередине дороги, разговаривая с продавцами, представляете? Им лень выйти из машины и войти в магазин — они сигналят и кричать: покажи-ка мне, братец, что это там у тебя на прилавке? О, козлы, снобы, невероятные пижоны! Такие вот кретины живут в Дубровнике, да… Это что за монетка? Ах, это пуговица с чьей-то ширинки… Нет, боснийцы не такие, они не снобы, они тихий народ, они просто тихий народ… Когда бомбили Сараево, я там был! Знаете что, я в них просто влюбился, потому что они устраивали шоу под бомбежкой, вечеринки, справляли дни рождения, еще не наступившие, загодя, на всякий случай, а что, верно, так и надо, когда на тебя сыплют огненные опилки с неба, когда канонада такая, что своих мыслей не понимаешь, что еще остается? Пир во время войны! О, я никогда не забуду те бункер-шоу… О, те дискотеки в бункерах забыть невозможно… Ох, какие то были оргии под бомбежкой!.. У-у, я ничего подобного никогда не испытывал!.. Там где-то над тобой ухает, земля сотрясается, а ты в потемках, бухой, совокупляешься неизвестно с кем… Нет, такое забыть невозможно… Оргазм на войне — это совершенно другое дело, это острота, это захлестывает, это как серфинг в бурю, понимаете, серфинг во время шторма — это же совсем не то же самое, что в обычный прибой… Понимаете, о чем я? Вот от чего я проходил реабилитацию — я привыкал к нормальной жизни, без острых ощущений, без адреналина… Но мы тут, в Авнструпе, тоже полазили, и на дискотеках и на концертах… Мы всю Данию изучили, во все пещеры заглянули, в каждую щель, хе-хе-хе… Но тот бункер я не забуду… Нет… Выборы мисс Сараево-под-обстрелом… О, что это было за шоу! Невероятно! Город в руинах… Весь город в руинах… Ни одного живого места… Как Варшава или Гамбург во Вторую мировую… Там ведь до сих пор в лотерею не играют, у них поговорка знаете какая: в Сараево не играют в лотерею, потому что в каждый дом угодило не меньше семи раз! Да, верно, Сараево — это город, в котором больше нет смысла искать удачу, полагаться на случай — смешно… Нет, не смешно, а грустно! Но то шоу — мисс Сараево — забыть невозможно. В бункере… Вот это дух! Они показали, что бомб не хватит убить их дух — у них все равно есть девушки, и эти девушки получше сербских будут!
