Правила одиночества - Агаев Самид Сахибович (библиотека книг .txt) 📗

— Пошли, — сказал Ислам и направился за ними.

— Сейчас, — крикнул Гара и подбежал к валявшемуся на земле велосипеду, возле которого уже крутилась пара сорванцов.

Подняв машину, он прыгнул в седло и быстро доехал до приятеля.

— Может, догоним? — предложил он.

— Не надо, они сейчас сами остановятся, автобус ждать будут.

Но компания не решилась больше испытывать судьбу и подвергаться опасности еще одного нападения. Они остановили такси и быстро укатили. Такого поворота Ислам не ожидал.

— Говорил я тебе, давай догоним, — разочарованно сказал Гара, — только я во вкус вошел.

— Ничего, — сказал Ислам, — вечером пойдем в теннис играть.

Мать сидела во дворе, в тени дамирагача — железного дерева. Увидев Ислама, она насмешливо произнесла:

— Салам алейкум, где это вас носит? Обед давно остыл.

— Дела у меня были, — бросил Ислам, прошел к умывальнику и стал умываться.

Когда он повернулся за полотенцем, мать, разглядев его лицо, ахнула:

— Бисмиллах, что это у тебя с лицом?

— Упал, — сказал Ислам, трогая ссадины.

— Ты что же упал сразу на обе стороны? — с иронией поинтересовалась мать.

— А что, бывает, — сказал Ислам, разглядывая кровоподтек в маленьком облупившемся зеркальце, висевшем над умывальником, — земля же круглая.

— Действительно, — согласилась мать, — я как-то сразу не подумала, да и голова тоже круглая.

Ислам с подозрением посмотрел на мать, пытаясь понять, серьезно она говорит или подыгрывает ему, затем, мучительно пытаясь осознать эту заданную им самим бессмыслицу, вошел в дом.

На обед мать приготовила овощное рагу из баклажанов, картофеля, помидоров и чеснока. Ислам ел во дворе, в тени пресловутого дамирагача, раскинувшегося огромным зонтом над головой. Мать очень любила это дерево, шутливо называя его своим приданым, — она посадила его в год, когда переехала в этот дом. Дерево очень быстро принялось и потянулось вверх. Мать его слегка подрезала, чтобы ветви росли в нужном направлении, а крона стала более пышной и тенистой. Дамирагач, теперь словно обидевшись, в отместку, в затянувшемся приступе самоунижения, рос натурально в форме зонтика. Ислам ел руками, подбирая хлебом овощную мякоть. Мать глядела на него, мелко кивая головой в такт своим мыслям.

— Что ты так смотришь на меня? — спросил Ислам, разделавшись с рагу и принимаясь за холодный компот из красной алычи.

— Тебе в армию скоро, — сказала мать, — вот я и думаю, что ты там есть будешь, на тебя ведь не угодишь. Наверное, я с тобой пойду в армию, буду тебе там отдельно готовить.

— Это было бы здорово, но ты, мама, по возрасту призыву не подлежишь, — заметил Ислам.

— Спасибо тебе, сыночек, за напоминание, — сказала мать.

— Извини, мам, я сказал бестактность, — покаялся Ислам, — ты еще молодая женщина.

— Ничего, — весело произнесла мать, она не умела долго дуться на него, — в пятьдесят лет жизнь только начинается — осмысленная. Если бы не нога, я вообще бы горы свернула. Иди полежи немного.

— Слушаюсь, джанаб Фархад, [24] — шутливо сказал Ислам. Он вошел в дом, лег на солдатскую койку и через некоторое время, думая о Лане, уснул.

Вечер выдался неожиданно прохладным, сумеречное небо затянуло облаками. С моря дул сильный ветер и доносил гул прибоя. Ислам с Гара битый час прогуливались по улочкам военного городка, но тех парней до сих пор не встретили. Теннисный корт был пуст, а сам стол сложен и находился под навесом, в ближайшем дворе.

— Кто же в такую погоду играть будет? — наконец сказал Гара, — шарик улетит, ветер.

— Какой ты умный, ала, — восхитился Ислам, — а на улицу они тоже не выйдут? Дома будут отсиживаться? Пошли еще круг сделаем, а потом по пляжу пройдем.

Друзья еще раз обошли военный городок по периметру, на углу постояли немного у открытой двери женского общежития. Вожделенно покрутили головами, надеясь в сумрачной перспективе коридора увидеть обнаженную фигуру солдатки.

— Эх, полжизни отдал бы за шапку-невидимку, — мечтательно сказал Гара.

— Пошли, страдалец, — потянул его Ислам, — этого добра еще много будет в твоей жизни.

— Пусть Аллах услышит твои слова, — набожно сказал Гара и провел руками по лицу.

Вдоль высокого каменного забора, отделявшего городок от воинской части, они вышли на берег моря. Пляж был малолюден, почти пуст и большей частью залит водой. Море было темно-зеленого цвета, повсюду пенились гребни зарождающихся волн, которые с неудержимостью рока совершали движение к земле, чтобы обрушить на нее свою мощь. Под свинцовым небом парили чайки и бакланы, то и дело какая-нибудь бесстрашная птица камнем падала в беснующуюся воду, чтобы выхватить рыбешку, оказавшуюся на поверхности.

— Штормит однако, — сказал Ислам, — может, искупаемся?

— Делать мне больше нечего, — ответил Гара, — я в хорошую-то погоду редко купаюсь. Осталось только в такую волну плавать. Шарахнет о какую-нибудь сваю — будешь знать.

— Шарахнуть может, — согласился Ислам.

Каспийское море долго мелело, затем какой-то умник додумался перегородить пролив Кара-Богаз-Гол с другой стороны Каспия. С тех пор вода неудержимо прибывала. В штормовую погоду волны уже лизали фундамент домов первой линии. Бетонные блоки, разрушенный пирс, толстенные арматурные прутья, к которым рыбаки цепляли сети, вся береговая инфраструктура оказались под водой, и теперь без опасения водные процедуры можно было принимать только у берега, там, где вода была прозрачной. Более глубоководный спорт был сродни русской рулетке — чреват если не смертельным исходом, то серьезным членовредительством. Увязая в песке, друзья прошли сотню метров по пляжу, затем, не сговариваясь, взяли левее и вышли на твердую почву, сняли сандалии, вытрясли песок и двинулись в сторону вокзала. Они засели в привокзальной чайхане, устроив здесь дозорный пункт. До прибытия поезда было еще далеко, в этот ранний час перрон был пуст, и редкие прохожие, пересекавшие его, были хорошо видны, дорога из военного городка в центр вела как раз через вокзальный перрон. Дозорные выдули второй чайник, когда на перроне появилась тощая до безобразия фигура. Виталик, радостно улыбаясь, пожал обоим руки и сел рядом.

— Я так и понял, что здесь тебя обнаружу, — довольно сказал он.

— Да ты вообще парень смекалистый, — похвалил его Ислам, — умен не по годам.

— Ага, домой к тебе сначала пошел, мать говорит, нету, ушел. Ну, я сразу понял, в Танковый полк, а потом сюда.

— Подожди-ка, — запоздало удивился Ислам, — а почему ты решил, что я здесь?

— Земля слухом полнится, — былинно ответил Виталик, — Ленкорань город маленький. Я Корнева встретил, ты, кажется, с ним тоже знаком, он на Форштате живет, рядом с чувихой, которую я сейчас клею. Ты сегодня избил какого-то парня с Танкового полка.

— Я избил! — возмутился Ислам, — их пять человек было, а я один, потом вот Гара появился, к финалу. Ну и че дальше?

— Корнев предлагает тебе встретиться, — сказал Виталик.

— Подожди-ка, ты что, порученец, что ли?

— Да ты че, я послал его, но сказать я тебе должен.

— Что говорит? — спросил Гара, с трудом понимавший быструю речь.

— Тот парень, с Эйтибаром, со мной встретиться хочет.

— Пойдем, — немедленно откликнулся Гара.

— Пойдем, — сказал Ислам и, обращаясь к Виталику, спросил: — Где сейчас Корнев, не знаешь?

Не все так просто, — переходя на азербайджанский язык, ответил Виталик. — Я бы и сам ему по шее дал, ты же знаешь, я за тебя кого хочешь зарежу. Он дружит с одним азербайджанцем, с Таиром-тюремщиком, [25] ему лет двадцать пять, здоровый такой парень, сидел два года, так вот, он за ним стоит. Нам тоже надо какого-нибудь авторитета найти.

— Не надо, — сказал Ислам, — завтра я занят, а в понедельник я готов с ним встретиться. Передай ему.

— Надо собрать ребят, — настаивал Виталик, — все равно Таир не один придет, с друзьями — тебе ничего не скажут, если ты кого-нибудь приведешь.