Паразиты - дю Морье Дафна (полная версия книги .txt) 📗

— Надо сделать вид, что мы уже позавтракали, — сказала она. — Они махнут на нас рукой. Теперь мы просто не можем просить, чтобы нам подали завтрак. До обеда Мария раздобудет для нас немного печенья.

— Ты, кажется, принимаешь меня за охотничью собаку? — спросил Папа, оборачиваясь с переднего сиденья и глядя на Селию через съехавшие на кончик носа очки. — Неужели, проделав весь этот путь, я удовольствуюсь каким-то печеньем? Колдхаммер один из самых достойных домов Англии. Я намерен поесть, моя дорогая, поесть от души. Ах! Что я вам говорил… — Он подался вперед и, когда машина неожиданно вылетела на какую-то узкую дорогу, подтолкнул шофера локтем. — Это одна из верховых дорожек. Она четко отмечена на моей карте.

Чрезвычайно взволнованный, он угрожающе взмахнул картой в воздухе. Фрида открыла глаза и зевнула.

— Мы почти на месте? — спросила она. — Какой здесь ароматный воздух. Надо непременно спросить, чтобы леди Уиндэм позволила нам спать на лужайке. Интересно, найдутся ли у них складные кровати?

Найэл промолчал. Его тошнило. В машине на заднем сиденье его всегда тошнило. Этот злосчастный недостаток среди прочих так и не прошел с годами. Вскоре машина остановилась перед коваными чугунными воротами. Их обрамляли две колонны, на которых высились грифоны на задних лапах.

— Должно быть, это то, что нам надо, — сказал Папа, снова сверяясь с картой кучера восемнадцатого века. — Селия, дорогая, взгляни на грифонов. Может быть, они исторические. Надо спросить старика Уиндэма. Водитель, дайте гудок.

Водитель дал гудок. За семьдесят миль пути он постарел на несколько лет. Из сторожки выбежала женщина и распахнула ворота. Машина рванулась в них, и Папа поклонился женщине в открытое окно.

— Прелестный штрих, — сказал он. — Всю жизнь с Уиндэмами. Качала Чарльза на коленях. Надо выяснить ее имя. Всегда полезно знать, как кого зовут.

Подъездная аллея вилась через парк к дому, который невыразительной, бесстрастной массой виднелся вдали.

— Адамс, [56] — тут же объяснил Папа. — Дорические колонны.

— Может быть, вы имеете в виду Кента? [57] — спросила Фрида.

— Кент и Адамс, — великодушно согласился Папа.

Машина сделала полукруг и остановилась перед серым фасадом. Мария и Чарльз, держась за руки, стояли на ступенях лестницы. Повсюду было великое множество собак самых разнообразных пород.

Мария выдернула руку из руки Чарльза и побежала вниз по лестнице открыть дверцу машины. В конце концов, родственные чувства оказались настолько сильны, что ей не удалось выдержать позу, позаимствованную в одном из светских журналов. Почти два часа простояла она на лестнице в окружении бесчисленных собак.

— Вы страшно опоздали. Что случилось? — спросила она.

Голос Марии звучал высоко и неестественно, и по выражению ее лица — кто-кто, а он знал его слишком хорошо — Найэл догадался, что она взволнована не меньше его. Только Папа сохранял невозмутимость.

— Моя дорогая, — сказал он, — моя красавица. — И под яростный лай собак шагнул из машины, рассыпая на подъездную дорогу пледы, подушки, трости и тома Шекспира.

Чарльз со спокойной твердостью человека, привыкшего иметь дело с дисциплинированными людьми, стал объяснять шоферу, который находился на грани нервного срыва, как лучше подъехать к гаражу, расположенному на конюшенном дворе.

— Оставьте все в машине, — сказала Мария по-прежнему неестественно высоким голосом. — Воган этим займется. Воган знает, куда все отнести.

Воганом был лакей, который навытяжку стоял за Марией.

— Какое разочарование, — сказала Фрида громче, чем следовало. — Я надеялась, что на слугах будут пудреные парики. Но все равно, выглядит он превосходно.

Она стала выходить из машины, но зацепилась каблуком за отставший кусок резины на подножке и во весь рост растянулась у самых ног лакея, широко раскинув руки, как при прыжках в воду ласточкой.

— Очень эффектно, — сказал Папа. — Повторите.

Воган и Чарльз помогли Фриде подняться. С разбитой губой и порванными чулками, но широко улыбаясь, она заверила их обоих, что упасть при входе в незнакомый дом значит принести удачу его хозяевам.

— Но у вас идет кровь из губы, — сказал Папа с пробудившимся интересом. — Где наша сумка с лекарствами?

Он повернулся к багажнику и принялся раздвигать чемоданы.

— Полагаю, ничего серьезного, — сказал Чарльз, предлагая свой носовой платок с галантностью, достойной самого Рейли. — Всего лишь царапина в уголке рта.

— Но, мой дорогой, у нее может случиться столбняк, — запротестовал Папа. — Нельзя так беспечно относиться к царапинам. В Сиднее я слышал про одного человека, у которого через сутки случился столбняк. Он умер в страшных муках, изогнувшись дугой. — И он стал лихорадочно выбрасывать багаж на подъездную дорогу. Сумка с лекарствами оказалась на самом дне. — Вот! Есть! — воскликнул Папа. — Йод. Никогда не путешествуйте без йода. Но губу надо сперва промыть. Чарльз, где Фрида может умыться? Необходимо, чтобы Фрида умылась.

На верхней ступени лестницы появился лорд Уиндэм с часами в руках.

— Рад вас видеть. Рад вас видеть, — бормотал он, и лицо его покрывали жесткие, хмурые морщины. — Мы опасались несчастного случая. Сейчас как раз подают на стол. Мы сядем, не откладывая? Сейчас ровно восемь с половиной минут третьего.

— Фрида может вымыться потом, — прошептала Селия. — Столбняк не развивается так быстро. Мы всех заставляем ждать.

— Я тоже хочу вымыться, — громко сказал Папа. — Если я сейчас не вымоюсь, мне придется покинуть стол после первого блюда.

Когда все общество поднялось по лестнице и, пройдя между колоннами, вошло в дом, Найэл через плечо взглянул на машину. Он увидел, что Воган во все глаза смотрит на почтовую сумку.

Только после половины третьего все наконец заняли свои места в большой квадратной столовой. Папа, сидевший по правую руку от леди Уиндэм, говорил без умолку. Селия чувствовала, что для леди Уиндэм это было огромным облегчением; на ее лице застыло выражение хозяйки дома, которая знает, что меню, с такой уверенностью заказанное ею накануне, вышло из-под контроля.

Она сидела во главе стола и наблюдала за тем, как дворецкий и его помощники подают блюда, а гости едят то, что лежит перед ними, как расстроенный постановщик спектакля смотрит на свою труппу во время незаладившейся с самого начала репетиции.

Фрида, сидевшая по левую руку от лорда Уиндэма, пустилась в обсуждение шведской оловянной посуды, каковое было заведомо обречено на неудачу. Несколько раньше на консоли в дальнем конце столовой она заметила старинную пивную кружку, но лорд Уиндэм явно отказывался проявить к ней хоть какой-нибудь интерес.

— Шведская? — пробормотал он. — Возможно. Не имею представления. Может быть, и шведская. Не могу сказать, чтобы меня особенно интересовало, шведская она или японская. Эта кружка стоит там со времен моего детства. Возможно, еще дольше.

Найэл смотрел на Марию, которая теперь, когда все наконец уладилось, вновь обрела свою всегдашнюю невозмутимость и всецело отдалась исполнению роли дост. миссис Чарльз. В качестве молодой жены она на правах почетной гостьи сидела по правую руку от лорда Уиндэма. Один из родственников или соседей Уиндэма, человек с жесткими рыжеватыми усами, сидел рядом с ней с другой стороны.

— Вы, разумеется, приедете к нам, чтобы посетить Аскот, [58] — говорила Мария. — Но вы должны приехать, непременно должны. У нас своя ложа. Будут Лейла и Бобби Лавенгтон, из Виндзора приедут Хоптон-д'Акрис с целой компанией. Вы не знали, что через две недели мы с Чарльзом переезжаем в наш ричмондский дом? Стиль регентства. Мы просто без ума от него. Папа и мама были так милы. Подарили нам очаровательную мебель из Колдхаммера.

Она с признательностью протянула руку лорду Уиндэму, и тот пробормотал что-то невразумительное. Папа и мама… Она называет Уиндэмов папой и мамой.