Огонь и дождь - Чемберлен Диана (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Миа развернула к себе зеркало заднего вида и оценила свое отражение. Несомненно, она будет единственной из всех посетителей галереи, напялившей на себя бейсбольную кепку, однако в качестве маскировки кепка могла сойти. Она решительно подобрала концы волос под кепку, поставила на место зеркало и сказала:
— Ну что ж. Пойдем посмотрим.
Ее обрадовало изрядное скопление публики в залах галереи, обрадовала возможность остаться незамеченной среди толпы. Джефф купил у входа брошюрку, а Миа купила еще две, разглядев обложку. Это была фотография скульптуры ее матери.
— Это моя, — пояснила она, ткнув пальцем в брошюру.
Джефф взглянул на фотографию. На ней была изображена бронзовая скульптура женщины, державшей на коленях корзину с вязаньем.
— Да ты что!
— Честно. Это моя. Вот, смотри, — и она махнула рукой в сторону центрального зала, открывшегося перед ними Ее скульптура сразу бросалась в глаза, так удачно она была расположена. Щеки Миа покрылись румянцем от гордости, а в глазах стояли непрошеные слезы. Ее ошеломило зрелище сотворенного ее собственными руками чуда. Словно ожила какая-то часть ее души, души, которой она придала внешность своей матери и которая жила отныне своей, независимой от Миа жизнью.
Они присоединились к зрителям, толпившимся вокруг мраморного постамента, на котором помещалась статуя. Она была всего двадцати грех дюймов в высоту. Лиз Таннер сидела на маленьком стульчике, в знаменитом тюрбане на голове, черты ее лица искажены болезнью, однако не утратили своей жизнерадостной привлекательности. На ней были надеты свободного покроя блузка и длинная, мягкими складками спадавшая с колен юбка. Корзинка, полная клубков шерсти, покоилась в ее ладонях. Несколько петель пряжи свисали через край корзинки, а одна, самая длинная, мягкими завитками опутывала ее сухую икру и изящную ступню. В ушах висели тяжелые круглые серьги. Они придавали ее облику что-то цыганское.
Джефф наклонился вплотную к постаменту, чтобы прочесть то, что было написано на маленькой латунной табличке.
— «Лиз и ее пряжа, — громко раздался его голос. — Терракота, отлитая в бронзе. Миа Таннер». — Он обернулся к ней с широко распахнутыми от восхищения глазами, а она лишь молча пожала плечами, почти ничего не видя из-за застилавших глаза слез.
— Так, небольшая безделушка, которую я состряпала на досуге, — пробормотала она.
— Миа, — он благоговейно прикоснулся к щеке скульптуры, — как ты смогла такое создать? Как тебе удалось передать это выражение лица? И почему у нее на голове тюрбан?
Миа медленно обошла вокруг статуи. Высоко в сводчатом потолке зала были устроены огромные окна, и лившиеся сквозь них потоки солнечного света придавали бронзе теплый живой оттенок свежего меда.
— Мама болела раком, — объяснила Джеффу Миа. — Она позировала мне, когда у нее были периоды ремиссии. Хотя это у нее так никогда как следует и не получалось.
— Она умерла?
— Да.
— Прости. Выглядит она очень молодо.
— Ей было всего сорок восемь лет.
— А что за разновидность рака? — Джефф по-прежнему не сводил глаз со статуи.
— Грудь. — Миа обошла статую кругом и остановилась рядом с ним. — А умерла мама он инфаркта. Ее организм не выдержал химиотерапии. Рак почти полностью уничтожил ей легкие.
Джефф в порыве сочувствия сжал было ей руку, но тут же отпустил, словно чего-то испугавшись.
— Прости, — сказал он, почти вплотную приблизив свою голову к ее. — Я помню, что тебе не нравятся чужие прикосновения.
— Почему ты так решил? — удивлено спросила она.
— Помнишь, тогда вечером, у тебя в коттедже, я обнял тебя, а ты вся замерла. Ты была просто ледяная.
Миа тупо уставилась на корзину с пряжей в руках ее матери. Вот уж чего она про себя никогда бы не подумала — что она способна проявлять холодность. Джеффу и в голову не могло прийти, как снедает ее тоска по человеческой ласке.
— Она тоже была художницей? — спросил Джефф, словно не замечая ее молчания.
— Нет. Она любила вязать, но это совсем другое. Она была гораздо ближе по характеру с моей сестрой, чем со мной. Вела себя зачастую совсем по-детски. В нашем семействе роль взрослого была отведена мне.
— Ты отмечена судьбой. Твой талант оставит по тебе память более долгую, чем по какому-нибудь любимцу общества.
Миа провела пальцем по ступне статуи.
— Однажды, когда я еще была подростком, я рылась в куче старого хлама на чердаке и раскопала несколько набросков углем, которые сделал мой отец незадолго до смерти. На них почти везде была изображена моя мать, и сделано это было с таким недюжинным талантом, что я была в шоке. Впервые до меня дошло, что сделало меня такой, какая я есть. — Она до мельчайших подробностей помнит этот день, когда почувствовала себя дочерью своего отца, которого никогда не знала. Если бы он был жив, ее жизнь сложилась бы совсем иначе, и она бы почитала и уважала его.
— Твою мать звали Элизабет? — спросил Джефф, проходя вместе с нею в следующий зал.
— Да. — Они с трудом лавировали в толпе, заполнявшей лабиринт между расставленными здесь скульптурами. Миа обнаружила здесь работы некоторых своих знакомых.
— Мою тоже, — сказал Джефф.
— А как умерла она! — Миа заглянула ему в лицо. Кармен как-то упомянула о том, что его мать умерла, когда он был еще подростком.
Джефф вздохнул, склонившись к табличке под изящной бронзовой стайкой рыб.
— Она умерла от сочетания устаревших технологий и человеческого равнодушия. — Он выпрямился и прошел к следующей скульптуре, не глядя в ее сторону. Она не совсем поняла, что он имел в виду, но знала, что нажимать на него дальше бесполезно.
На какое-то время они разделились, каждый ходил сам по себе; Миа увлеклась работами своих друзей и чуть не столкнулась с ними самими. Ей отнюдь не улыбалось повстречать кого-то из старых знакомых. Ей не хотелось пускаться в объяснения по поводу своего отъезда из Сан-Диего, или отвечав на участливые расспросы о здоровье, или знакомить их с Джеффом.
Через несколько минут она высмотрела в толпе посетителей Джеффа, оказавшегося уже в третьей комнате, и стала пробираться прямо к нему, но на полпути ее шаги невольно замедлились. Она разглядела статую, которая так привлекла его внимание: это была ее обнаженная фигура, вылепленная ко|да-то Гленом. Хотя он все равно вряд ли узнает ее. У нее были тогда длинные волосы. Да и выглядела она совсем по-другому.
Успокоив себя таким образом, она приблизилась к нему в ту минуту, когда он читал табличку, на которой наверняка было обозначено: «Солнышко». Терракота, отлитая в бронзе. Глен Джасперсон".
Он выпрямился, когда она оказалась рядом.
— Ну, Солнышко, — он с улыбкой кивнул в сторону статуи, — у меня такое ощущение, что я наконец-то познакомился с тобой поближе.
Она недовольно наморщила нос, поглубже натянув на глаза козырек и без того нахлобученной по самые уши кепки.
— Ты бы смог узнать меня без таблички?
— Ну… — Скрестив руки на груди, Джефф окинул статую важным взором. — Теперь у тебя другая прическа и гораздо меньше мяса на костях. И все же да, я полагаю, что смог бы узнать тебя и так.
Ее конической формы грудь торчала, словно буи на воде. Глен с таким же успехом мог назвать свою чертову скульптуру «Солнышкины груди». Она вообще удивлялась, как Джефф смог обратить внимание на какие-то другие детали.
— Ты выглядишь здесь счастливой, Миа, — сказал он.
— Я и была такой, — и она поглядела на вызывающую улыбку, на призывное выражение глаз. Словно увидела их впервые. Нет, ничему подобному больше нет места в ее жизни.
— Ты здесь выглядишь весьма игривой, — продолжал Джефф, — и это тем более удивительно для меня.
Миа прикрыла глаза рукой.
— Я полагаю, ты достаточно отпрепарировал меня, заключенную в этой скульптуре, — сказала она. — Мы можем наконец уйти отсюда?
— Разумеется. — Он рассмеялся и повернулся к дверям, ведущим в следующую комнату, но Миа застыла на месте. Там, куда направлялся Джефф, привалившись к косяку, стоял Глен, беседовавший с рыжеволосой особой в коротком черном платье. Глен выглядел рослым, цветущим и весьма привлекательным мужчиной в бежевом костюме, очень шедшем его светлой шевелюре. Он так и сиял от полноты жизни и казался целиком погруженным в беседу с рыжеволосой дамой.