Никто не знает ночи - Браннер Ханс Кристиан (читаем книги .txt) 📗

– Немецкий дезертир, который был у нас здесь на прошлой неделе, -разве он добрался?

– Он был отправлен. Это все, за что я отвечаю.

– Ага, был отправлен. Но не добрался.

– Вот как? Этого я не помню.

– Помнишь, помнишь. С ним произошел несчастный случай.

– Заткнись, – сказал Кузнец. – Есть вещи, о которых мы не помним, ясно? Иногда приходится действовать по собственному разумению. Мы не можем ставить под удар дело из-за ненадежных людей.

– Ты и с ним надумал поступить так же?

– Пока я вообще ничего не надумал.

– Надумал, конечно. Как раз сейчас про это и думаешь. Но если вы и с ним сделаете то же самое, тогда…

– Тогда что?

– Я не отвечаю за свои поступки-

– Какого черта… – Кузнец покачал своей массивной головой, потер рукавом лоб, почесал в курчавых волосах. – Какого черта, – повторил он и встал, громадный, широкоплечий, уперев кулачищи в стол. – Сядь, -приказал он, отходя, чтобы подбросить в печку топлива. – Проклятый мокрый торф, – он в ярости потряс решетку, – опять гаснет… Не надо ли тебе чем-нибудь подкрепиться?

– Нет, – ответил Симон. – Я в полном порядке.

Он сидел, согнувшись, и не отрываясь глядел на зеленый линолеум стола. Черные царапины проступали уже не так отчетливо.

Кузнец, приоткрыв дверь в трактирный зал, заглянул внутрь.

– Куда она, черт подери, подевалась? – сказал он. – Никогда не знаешь, где ее искать. – Он вернулся к столу и пододвинул свою чашку Симону. -Выпей, он по крайней мере горячий.

Симон отхлебнул горького черного кофе. Его затошнило, рука дрожала, он поспешно отодвинул от себя чашку и уставился на мокрое пятно, расползавшееся по столу. Все время он ощущал на себе пристальный взгляд Кузнеца.

– Какого дьявола? Что с тобой? – спросил Кузнец. – На тебе лица нет, малыш. Что произошло, во что ты влип?

– Я как раз за этим и пришел, чтобы все объяснить, – ответил Симон. – Но ты не желаешь слушать.

– И не стану, пока ты не будешь в состоянии разумно и здраво рассуждать, – сказал Кузнец. – Сейчас ты сам не знаешь, что болтаешь. Иди ложись.

– Некогда. Дело неотложное.

– Так давай, выкладывай.

– Сперва ты должен обещать мне, что он живым доберется до места, – сказал Симон.– Он не виноват. С ним все в порядке. Я ручаюсь за него.

– Ты опять за свое, – сказал Кузнец. – Что это значит – ты за него ручаешься? Ты понятия не имеешь, кто он. Ты даже не знаешь, как его зовут.

– Его зовут Томас.

– А дальше?

– Фамилия не играет роли. Я знаю его.

– Так, значит, не играет роли? Может, и то, что у него при себе был немецкий аусвайс, не играет роли?

– Аусвайс не его.

– Точно, он принадлежит Габриэлю Блому.

– Габриэлю Блому?

– Этого ты, оказывается, не знал. Да, Блому, человеку, заработавшему миллионы при немцах. Возможно, он уже переметнулся на сторону англичан, почем я знаю. Капиталисты умеют разыгрывать свои карты. Но от этого они не становятся более надежными.

– Томас не имеет к этому отношения, – упрямо гнул свое Симон. – С ним все в порядке. Мне это известно. Я знаю его.

– Знаешь! Ты знаешь его всего несколько часов!

– Дело не во времени. Есть другие, более важные вещи. Я знаю его.

– Нам не легче от того, что ты полагаешь, будто знаешь его. Будь ты знаком с ним хоть всю жизнь. Будь он твоим братом…

– Он мой брат, – сказал Симон.

– Какого дьявола! – Кузнец вытаращил глаза. Опять почесал в голове. – Что за чепуху ты болтаешь, парень? Твой брат! Ты что, бредишь?

– Не знаю,– ответил Симон. – Я так чувствую. Я знаю его, как самого себя.

Кузнец медленно покачал своей большой головой.

– А знаешь ли ты самого себя, сын мой?

Симон ощущал на себе его взгляд. Он сидел, уставившись на стол, и ковырял дырку в зеленом линолеуме. Лицо его подергивалось.

– Значит, вы мне не верите? – проговорил он. – Вы мне больше не доверяете?

Кузнец встал, подошел к печке, опять потряс решетку, медленно зашагал по комнате.

– Мы не имеем права никому доверять,– сказал он.– Даже самим себе. Мы не можем принимать в расчет чувства, только факты. Все это ты прекрасно знаешь.

Симон пытался овладеть своим лицом. Он поднял глаза и увидел огромную тень, медленно движущуюся по потолку и голым стенам. И вновь уставился на стол.

– Давай предположим самое ужасное,– сказал Кузнец. – Я не утверждаю, что так именно и обстоит на самом деле, но мы обязаны принять это в расчет. Он помог тебе…

– Если бы он мне не помог, я бы сейчас…

– Я знаю. Не перебивай меня. Мы обязаны исходить из наихудшего. Почему он привез тебя сюда? Не лучше ли было бы подождать, пока ты сам смог бы доехать на трамвае?

– Он не рискнул оставлять меня в доме. Гости напились, он не доверял им. На улице поблизости была заваруха.

– Так. Ты говоришь, что вас остановили немцы. Он вышел из машины и поговорил с ними. Что он им сказал?

– Не знаю. Не слышал.

– И ты не спросил?

– Он сам не знал. Просто болтал.

– Вот как. Ты говоришь, он высадил тебя у Воллена. Сюда ты пошел один. Через полчаса здесь появляется он. Каким образом это могло произойти? Ты дал ему адрес?

– Не знаю. Наверно. – Симон ногтем ковырял зеленый линолеум Неспешные шаги остановились. – Я не помню, – сказал он в плотную тишину. – Я дошел до ручки. Был не в себе.

– А сейчас ты в себе? Посмотри на себя.

Симон взглянул прямо в большое лицо. Многочисленные глубокие складки растянулись в улыбку, в голубых глазах светилась снисходительная насмешка.

– Так дал ты ему адрес, сынок? Говори правду. Не давал.

– Нет, – ответил Симон, переводя взгляд на стол.

– Ну вот. Остается одна возможность, а именно – он тайком пошел за тобой посмотреть, куда ты направляешься. Зачем?

– Не знаю. Он был… он много выпил.

– Так он к тому же еще был пьян? Неплохо сработано для пьяного. Но это ничего не объясняет. Почему он пошел за тобой? Что ему здесь было надо?

Симон чертил пальцем узоры на столешнице. Веки его смежились, речь замедлилась, голос звучал глухо:

– Он ведь не мог вернуться домой. И больше не мог быть один. Ему некуда было больше пойти. Что ему оставалось делать? Мне следовало бы догадаться. Ведь я его знаю. Он мой брат…

Кузнец негромко засмеялся. Он положил руку на плечо Симона и потряс его.

– Идем, тебе надо лечь. У тебя же глаза слипаются. Ты говоришь во сне.

Симон вздрогнул.

– Что?… Что я сказал?

– Ничего, кроме полнейшей чепухи. Идем. Поговорим, когда ты выспишься.

– Нет, время не ждет. – Симон энергично растер лицо. Кожа казалась омертвевшей. – Сперва я должен тебе кое-что сказать. Прямо сейчас. Я должен сказать это сейчас.

– Ну тогда говори, только поскорее.

Симон растерянно огляделся. Потом взял чашку с черным кофейным суррогатом и опорожнил ее.

– Погоди, – сказал он, сглатывая комок в горле.

– Во что ты влип? Что-нибудь по женской части?

– Да… то есть…

– Ну, выкладывай же. Что за женщина? Она что-нибудь знает? Ты ей рассказал о нас?

– Может быть… нет, не знаю…– Симон боролся со сном. Но сон все равно наваливался, быстро, неумолимо, словно жуткий черный паук. Что-то клейкое, колючее опутывало Симона со всех сторон, даже мысли и слова все крепче запутывались в тягучей невидимой паутине. – Я не помню… ничего не могу вспомнить… я не думаю… но…

– Рассказал? Посмотри на меня. – Большое лицо вдруг приблизилось вплотную. Голубые глаза улыбались. – Нет, ты этого не сделал.

– Нет, я ничего не говорил, но…

– Но что? Она опасна? Тебе что-нибудь про нее известно?

– Нет, не известно… я ничего не знаю… но…

– Ерунда. Либо ты спишь, либо пытаешься придумать что-то в его защиту.

– Нет, я не сплю. – Симон стряхнул с себя сон. – С ним это никак не связано. С ним все в порядке. Ты мне не веришь? Клянусь Всевышним, что…

– Всевышнего оставь при себе. Больше об этом ни слова. Я знаю все, что мне нужно знать.