Сальто ангела - Мод Марен (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Остается проблема с удостоверением личности. Я получу документ, подписанный врачом, в котором будет сказано, что согласно своей профессиональной совести он считает подобную операцию необходимой. А дальше я должна сама разбираться со статьей 316 Гражданского кодекса. Бельгийцы не знают кодекса Наполеона, им повезло. Этому маленькому воинственному корсиканцу мы и обязаны статьей 316 приравнивающей кастрацию к преступлению. В те времена матери не хотели, чтобы их сыновья умирали на полях сражений, и они старались изменить пол своих младенцев. Узнав об этом, император пришел в бешенство и придумал статью 316.
Несчастные французские транссексуалы стали заложниками этого закона.
Когда-нибудь я сражусь с самим Наполеоном, но это будет потом. Это будет в моей новой жизни.
Итак, остается сто двадцать дней. Я начинаю обратный отсчет, отправляясь в Париж в переполненном вагоне. Приезжаю на Северный вокзал. Сто двадцать дней осторожности, подготовки к великому чуду, последние клиенты, последние оскорбления.
Мой маленький позор между ногами, ты просто кусочек ослиной кожи.
У меня набухли груди, мое тело принимает все более женственные очертания, словно в глубине его происходит подготовка к предстоящему превращению. Эта уверенность, которая жила во мне с самого раннего детства, растет с каждым днем. У меня кружится голова, когда я об этом думаю, таскаясь по улицам Колизея и Понтье, среди других шлюх. Они знают мою историю. У меня сейчас мало клиентов, но мне наплевать. Сегодня я провожу свою последнюю позорную ночь. Полицейский офицер на черной машине приближается ко мне.
— Ну что, Марен?
— Я болею, какая-то инфекция. Я уезжаю завтра в Бельгию подлечиться.
Он смотрит на меня с жалостью.
— Не очень-то тяня с отъездом.
Он явно боится, чтобы я не заразил весь VIII округ. Не бойся, старый блюститель порядка. Сегодня ты видишь останки моей мужской жизни. 6 октября 1974 года, 22 часа. Какой-то средний француз в «пежо» хочет развлечься с транссексуалом перед возвращением к себе домой, в постель своей жены. Ты последний, маленький человечек в носках, последний в конце долгого пути. Бери меня как хочешь. Это больше не имеет значения. Плати сколько хочешь и убирайся. Я уже тебя забыла.
7 октября. Трансъевропейский экспресс. Дождливая осень, залитые водой равнины. Воды столько, что во Франции пришлось обратиться за помощью к военным, чтобы собрать урожай картофеля на севере. Поезд переезжает через озера, военные возятся в грязи. На границе таможенники не появляются, слишком сильный дождь, чтобы они вышли из укрытия выполнять свои обязанности. Дождь так силен, что мне кажется, будто мы едем меж двух водяных стен. В моей сумочке лежат дорожные чеки. Я обожаю этот потоп, эту природную катастрофу я воспринимаю как символ. Я словно отмываюсь, очищаюсь, освежаюсь.
Доктор Т. предпочитает бельгийские деньги моим дорожным чекам. Я бегу в банк и возвращаюсь с целой горой банковских купюр, которые он аккуратно кладет в ящик. Затем протягивает мне листок:
Я, нижеподписавшийся Марен, Жан Паскаль Анри родившийся… прошу доктора Т. изменить мой пол на женский восьмого октября 1974 года и освобождаю его от ответственности за все возможные последствия.
Я снова иду на улицу под проливной дождь и направляюсь в клинику из красного кирпича, где завтра должна состояться операция. Я прихожу немного раньше, заполняю бумаги, где указываю, кого известить в случае летального исхода; вопрос жестокий, но меня он не трогает. Кого? Я не знаю. Никого. Я плачу аванс, и меня ведут в палату № 30. На мою кровать вешают табличку Марен Ж. Мое имя уже начинает исчезать. В этом сокращении — дань уважения к моему решению изменить пол. Сейчас я нахожусь в неопределенном состоянии. В палате я одна, со своим чемоданом, набитым ночными рубашками. Здесь я проведу десять дней. Вдали от всех, в этой белой келье, без всякой связи с внешним миром. В окно я вижу, как во дворе каштаны склонили свои кроны под напором воды. Дождь и ветер. Я забыла взять транзистор. Мой голубой костюм в стиле Шанель висит в шкафу, он ожидает того дня, когда по праву украсит женщину.
17 часов. Последние анализы. 17.30. Полная розоволицая медсестра входит, улыбаясь, с огромной бритвой в руках. Она сбривает мне редкие волосы, остатки моей принадлежности к мужскому полу. Теперь я более голая, чем когда-либо. Я принимаю несколько успокоительных таблеток, ем овощной суп, пью компот. Меня укладывают, словно ребенка. Появляется молодая женщина-врач, чтобы меня осмотреть, она проверяет сердце, давление, хлопает меня осторожно по щеке. Это анестезиолог.
— Вы хорошо поспите, и все будет в порядке. Доктор Т. — один из лучших специалистов, которых я знаю. И потом, я буду рядом, не бойтесь.
А я и не боюсь. Я смотрю, как вечереет, как дождь пеленой застилает мое окно. Наступает последняя ночь Жана Паскаля Анри Марена, и я не испытываю никакого сожаления, мне так хорошо. Это больше не вырастет. С ним все кончено, все кончено…
Руки у меня под одеялом вытянуты вдоль тела. Нет, я до него не дотронусь, я уважаю его последнюю ночь перед боем. Несчастная плоть, которая виновата в моей невыносимой двойственности. Я, должно быть, уснула, глядя на дождь, скользящий по стеклу.
6 часов 30 минут утра восьмого октября. В палате начинается подготовка к сражению. Быстрый туалет, на меня надевают белую хлопковую рубашку, делают несколько уколов, и наступают последние предоперационные минуты. Мое сознание уже затуманилось. Медсестра дает мне последние указания. В последний раз я мочусь по-мужски, бросаю последний взгляд на то, что называется членом, на этот маленький жалкий кусочек плоти.
Входят санитары, высокие и сильные. С легким презрением они спрашивают:
— Этого, что ли, везти?
Они катят носилки по коридорам, голова у меня слегка покачивается, и у меня нет сил ни думать, ни решать. Меня кладут на стол, привязывают, раздвигают мне ноги, и я вижу анестезиолога со шприцем в руках, доктор внезапным жестом останавливает его. В зеленом элегантном хирургическом одеянии доктор Т. склоняется надо мной.
— Вы забыли, что я всегда хочу увидеть своих пациентов до анестезии?
Я чувствую свежий запах, идущий от его бороды.
— Все пройдет хорошо. Через три часа все будет позади.
Его лицо исчезает. Яркий свет, льющийся с потолка, ослепляет меня. Я чувствую, что вокруг меня женщины, только женщины, повсюду женщины. Я засыпаю, что-то говорю, но что — не могу вспомнить, потом проваливаюсь в небытие.
Я слышу голоса. Говорят, что я все время дергалась. Внизу живота какое-то жжение. Я уже в кровати. Еще несколько секунд, и я ни о чем не могу вспомнить. Меня, кажется, оперировали, но я не чувствую своего тела, только жжение внизу живота и более слабое — на сгибе руки.
— Не двигайтесь. Это капельница. Теперь я замечаю полную медсестру, которую я видела накануне.
— Ну что, просыпаемся? Все хорошо… Мне хочется двинуться, скинуть одеяло, посмотреть, но она не позволяет.
— Вы теперь девушка, все в порядке.
Как это странно и забавно! Она сказала: «Вы девушка», словно я только что родилась. Я думала, что будет гораздо больнее. Кажется, я вела себя беспокойно, и меня пришлось усыплять второй раз. В горле пересохло, но пить нельзя. Над моей головой бутылка с красной жидкостью — это моя кровь. Операция длилась четыре часа, но все мне говорят, что она прошла удачно.
13.30. Доктор Т. мне улыбается. Я слышу, как он произносит:
— Великолепно!
Итак, я родилась 8 октября 1974 года в 13.30.
С этой мыслью я засыпаю.
Вечером я просыпаюсь с ясной головой. Мне так хотелось бы знать, как это выглядит. Свободной рукой приподнимаю одеяло, но я зашита, как фаршированный цыпленок, ничего не видно. Медсестра делает мне замечание:
— Вам вставили зонд, все в порядке. Не двигайтесь.
Мне так хотелось бы увидеть, и мне совсем не страшно! Я просто хочу посмотреть. Я знаю, что доктор Т. сказал: «Великолепно!» Я упиваюсь этим словом и вскоре засыпаю. Уже во второй раз я засыпаю как женщина. Я знаю, что я девушка, и мой сон становится другим, я чувствую себя защищенной, счастливой, беззаботной, меня не мучает совесть. Нет больше страха, полная свобода. Я не знаю, как другие пережили эти первые минуты после такой операции, когда понимаешь, что твое желание осуществилось. Я читала в дневнике одного англичанина, прооперированного в 1972 году, что у него было такое ощущение, какое, наверное, бывает у кота, успевшего выпить все молоко. Мне кажется, что я подобна зеркальной глади моря Безмятежности, где-то высоко-высоко. Спать, будучи девушкой, чувствовать это жжение и эту боль!
