1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь - Коваленин Дмитрий Викторович (библиотека книг txt) 📗

На сей раз приступ затянулся дольше обычного. Как всегда, Тэнго закрыл глаза и, прижимая к губам платок, просидел, как каменный, со стиснутыми зубами. Сколько времени прошло, он не знал. Об этом можно было лишь догадываться по общей усталости тела. Сегодня его измочалило как никогда прежде. Открыть глаза удалось далеко не сразу. Сознание уже требовало пробуждения, но мышцы и внутренние органы протестовали. Как у медведя, случайно выпавшего из спячки среди зимы.

— Тэнго, дружище! — позвал его кто-то. Голосом размытым и далеким, точно со дна колодца. Постепенно он сообразил, что именно так звучит его имя. — Да что с тобой? — звучало все ближе и ближе. — Опять прихватило? Ты живой?

Наконец он открыл глаза. Уперся взглядом в правую руку, сжимавшую край скатерти. Убедился, что мир пока не рассыпался на молекулы и что сам он, Тэнго, все еще в этом мире находится. И хотя конечности еще плохо подчинялись сознанию, в том, что это его рука, можно было не сомневаться. Он почуял запах своего пота. Резкий и грубый, точно из клетки с животными в зоопарке. Тем не менее так пахло его собственное тело. Это было ясно как день.

В горле пересохло. Тэнго протянул руку к столу, взял стакан с водой и выпил половину, стараясь не расплескать. Выдержал небольшую паузу, допил до дна. Сознание постепенно возвращалось куда положено, чувства приходили в порядок. Вернув опустевший стакан на стол, он вытер губы платком.

— Прошу прощения, — сказал он. — Теперь все в порядке.

И, взглянув на собеседника, удостоверился, что перед ним — именно Комацу, а не кто-либо другой. В этой кофейне на Синдзюку они встречались по делу. Голоса окружающих посетителей зазвучали отчетливей. Парочка за соседним столиком испуганно огладывалась на них — дескать, что происходит? Неподалеку, точно патруль, с озабоченным видом маячила официантка. Явно беспокоилась, не придется ли убирать чью-то рвоту. Тэнго поднял голову и, поймав ее взгляд, улыбнулся. Все в порядке, милая. Не о чем волноваться.

— Это что у тебя, эпилепсия? — спросил Комацу.

— Ерунда, — ответил Тэнго. — Иногда голова кружится, если встаю. Неприятная штука, но ничего страшного.

Собственный голос пока еще казался ему чужим. Хотя в нем уже угадывались знакомые интонации.

— Не дай бог, тебя за рулем так прихватит, — сказал Комацу, глядя Тэнго прямо в глаза. — Костей не соберешь.

— Я не вожу машину.

— Вот это правильно, — кивнул Комацу. — У одного моего приятеля аллергия на тополиный пух. Однажды за рулем так расчихался, что въехал в столб. Хотя в твоем случае, конечно, одним чихом не отделаешься. Когда я впервые тебя таким увидал — знаешь, как испугался! Со второго-то раза уже привыкаешь…

— Виноват.

Тэнго взял со стола чашку с кофе, отпил глоток. Никакого вкуса не почувствовал. Остывшая черная жидкость прокатилась по горлу и унеслась в пищевод.

— Может, воды попросить? — предложил Комацу.

Тэнго покачал головой.

— Не стоит. Уже все в порядке.

Комацу извлек из кармана пиджака пачку «Мальборо», вытянул сигарету, прикурил от ресторанных спичек. И скользнул взглядом по часам на руке.

— Так на чем мы остановились? — уточнил Тэнго. Пора возвращаться в реальность, да поскорее.

— Э-э… Хороший вопрос. О чем же мы говорили? — Комацу уставился в пространство перед собой. — Ах да!

О девчонке по кличке Фукаэри [7], которая сочинила «Воздушный кокон».

Тэнго кивнул. Точно, Фукаэри и «Воздушный кокон». Как раз когда он заговорил об этом, с ним и случился проклятый приступ. Тэнго достал из портфеля рукопись, положил на стол. И погладил ладонью, будто проверяя качество текста на ощупь.

— Как я и сказал вам по телефону, главная ценность этой работы — в том, что ее автор не хочет никому подражать, — продолжил Тэнго, тщательно подбирая слова. — Для начинающих писателей это большая редкость. Ни одной фразы, в которой автор хочет быть на кого-то похожим. Конечно, сам текст ужасно неровный. Словарный запас беднее некуда. Даже в названии романа, насколько я понял, имелся в виду не кокон, а куколка. И если задаться целью, для редактуры здесь край непаханый. Но в то же время роман заключает в себе нечто по меньшей мере весьма притягательное. Сюжет — абсолютная выдумка, но детали прописаны так реалистично, что становится не по себе. Именно этот баланс выдержан очень здорово. Уж не знаю, авторская ли это задумка или неизбежный итог примитивизма как метода письма. Возможно даже, сама вещь недотягивает до того, чтобы обсуждать ее на таком уровне. Но чем дальше читаешь, тем устойчивей ощущение какой-то сокровенной, внутренней глубины. Пускай автор и не нашел нужных слов, чтобы выразить это как следует…

Комацу, ни слова не говоря, глядел на Тэнго в упор. Так, словно ждал продолжения.

— В общем, — продолжил Тэнго, — не хотелось бы исключать эту рукопись из шорт-листа лишь за то, что она кое-где сыровата. За последние годы я на этой работе прочел столько текстов, что и не сосчитать. Пускай глубоко и не вчитывался — так, глазами пробегал. Попадались и сравнительно талантливые вещи, и совершенно бездарные. Вторых, конечно, подавляющее большинство. Но такого ощущения, как от «Воздушного кокона», я не испытывал еще никогда. Впервые, дойдя до последней страницы, захотел перечитать все сначала.

— Хмм… — протянул Комацу. И с безучастной физиономией закурил очередную сигарету.

Однако за много лет их общения Тэнго хорошо усвоил: на мимику в беседе с Комацу ориентироваться нельзя. Выражение на этом лице было, как правило, неадекватным, а то и совершенно противоположным тому, что его хозяин думал на самом деле. Поэтому Тэнго терпеливо ждал, когда Комацу заговорит.

— Вот и я прочел, — сказал Комацу, выдержав долгую паузу. — Сразу после твоего звонка, сел и прочел… Нет, брат. Как ни крути, а текст безобразный просто до ужаса. С грамматикой проблемы на школьном уровне. Местами полная ахинея — вообще непонятно, что хочет выразить. Да ей бы элементарным основам письма получиться, прежде чем роман городить!

— Тем не менее вы прочли до конца. Так или нет?

Комацу улыбнулся. Странно так, будто выудил улыбку из шкафчика, который обычно предпочитает не открывать.

— Верно! Прочел до конца. Даже сам удивился. Чтобы я до конца прочел рукопись из шорт-листа премии «Дебют»? Ни разу такого не было. А тут еще и перечитал местами. Парад планет — и тот чаще случается, ей-богу! Здесь ты прав, это я признаю…

Комацу положил сигарету на край пепельницы, почесал нос. И оставил вопрос Тэнго без ответа.

— Эта девочка еще старшеклассница, — продолжал Тэнго. — Ей всего семнадцать. Никакого опыта — ни читательского, ни писательского — у нее просто быть не может. Конечно, премию «Дебют» на этот раз ей присудят едва ли. Но сама рукопись стоит того, чтобы остаться в списке финалистов. С вашими опытом и авторитетом этого добиться несложно. А уж сам этот факт непременно подвигнул бы ее написать что-нибудь еще.

— Хмм… — опять протянул Комацу. Затем, скучая, зевнул. И отпил воды из стакана. — Подумай сам, дружище. Представь, что мы оставили этот жуткий текст в финальном списке номинаций. Да у членов жюри глаза на лоб вылезут! Они просто взбесятся, я уверен. Прежде всего, никто не прочтет это даже до середины. Все четверо — известные писатели, у каждого дел по горло. Пробегут глазами пару-тройку страниц и выкинут в мусор. Сочтут очередной подростковой белибердой. Даже выступи я с пламенной речью об алмазах, которые засияют, если их огранить, кто меня будет слушать, ты что? Поверь, мои опыт с авторитетом, уж если они есть, стоит расходовать на что-нибудь перспективнее.

— Иначе говоря, в шорт-лист эта рукопись не попадет?

— Я такого не говорил, — произнес Комацу и снова почесал нос. — Насчет этой рукописи у меня… э-э… немного другая идея.

— Немного другая идея? — повторил Тэнго. В этой странной формулировке чудилось что-то неправильное.

— Ты надеешься, что Фукаэри напишет что-то еще, — сказал Комацу. — Я тоже хотел бы на это надеяться. Для любого редактора нет большей радости, чем вырастить из начинающего автора крепкого писателя. Это, можно сказать, удел моей жизни — вглядываться поглубже в ночное небо, мечтая открыть миру новую звезду… Да только скажу тебе откровенно: вряд ли у этой девочки есть какое-то будущее. Я редакторским горбом уже двадцать лет на жизнь зарабатываю. За это время сотни, тысячи авторов то рождались на моих глазах, то уходили в туман. Худо ли, бедно, а различать, у кого есть будущее, а у кого нет, мои глаза научились. Так вот, на мой персональный взгляд, эта девчонка больше никогда ничего не напишет. Увы! Ни сейчас, ни потом. В ее тексте не ощущается самого главного: времени и усилий, затраченных на шлифовку Произведения. Если этого не хватает с самого начала, как ни надейся, сколько ни жди, все бесполезно. Почему? Да потому, что у автора напрочь отсутствует само желание выдавать качественные тексты и становиться мастером своего дела. Умение писать тексты дается людям либо от бога, либо ценою титанической работы над собой. У этой же девчонки, Фукаэри, я не наблюдаю ни того ни другого. Ее писанину не назовешь ни талантливой, ни кропотливой. Почему — не знаю. Но создавать хорошие тексты ей неинтересно. Желание рассказать историю — есть, даже очень сильное. Это я признаю. Собственно, это ее дикое, необузданное желание высказаться и привлекло тебя, а меня даже заставило в кои-то веки дочитать чей-то текст до конца. В каком-то смысле это уже немало. Но писательское будущее этой девчонке не светит. Клопиная возня. Прости, если я тебя расстроил, но таково мое мнение — без реверансов и без прикрас.