Утверждает Перейра - Табукки Антонио (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
5
Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, утверждает Перейра, яичницу с сыром между двумя ломтями хлеба. Было уже десять часов, а служанка заходила в восемь. Совершенно очевидно, что еду ему оставила она, чтобы он взял бутерброд на работу и съел в обед, Пьедаде хорошо изучила его вкусы, а Перейра действительно обожал яичницу с сыром. Он выпил чашку кофе, принял ванну, надел пиджак, но галстук решил не надевать. Правда, сунул его в карман. Прежде чем выйти из дому, он остановился перед портретом жены и сказал ему Я познакомился с одним парнишкой, его зовут Монтейру Росси, и думаю взять его к себе внештатным сотрудником, сочинять некрологи про запас, поначалу он показался мне довольно бойким юношей, но на поверку оказался наивнее, чем я думал, он мог бы быть сверстником нашего сына, если бы у нас был сын, немножко похож на меня, такая же прядь волос, падающая на лоб, помнишь, у меня тоже всегда падала прядь волос на лоб, когда я был еще студентом в Коимбре, в общем, не знаю, что тебе сказать, посмотрим, зайдет сегодня ко мне в редакцию, обещал принести некролог, у него красивая девушка по имени Марта, с волосами цвета меди, пожалуй, слишком непосредственная и, на мой взгляд, много болтает о политике, ну да ладно, посмотрим.
Он доехал на трамвае до улицы Алешандре Эркула-ну и дальше пошел пешком, с трудом поднявшись в гору до угла Родригу да Фонсека. Когда он дошел до дверей, то весь взмок: день был жаркий. В вестибюле, как всегда, он столкнулся с консьержкой, которая сказала «здравствуйте, доктор Перейра». Перейра кивнул в ответ и поднялся по лестнице. Войдя в редакцию, он сразу же снял пиджак и включил вентилятор. Он не знал, с чего начать, а был уже полдень. Подумал, не съесть ли ему свой хлеб с яичницей, но для обеда было еще рано. Тогда он вспомнил про рубрику «Памятные даты» и сел писать. «Три года назад скончался великий поэт Фер-напду Песоа. Будучи человеком английской культуры, он решил писать по-португальски, утверждая, что его отечеством стал португальский язык. Он оставил прекрасные стихи, разбросанные по журналам, и небольшую поэму „Послание“, представляющую собой историю Португалии, увиденную глазами художника, горячо любившего свою родину». Перечитав написанное, Перейра счел его отвратным. Он выкинул страницу в корзину и написал: «Прошло три года, как нас покинул Фернанду Песоа. Немногие заметили его, почти никто. Он жил в Португалии как чужестранец, возможно, потому, что и в самом деле был иностранцем. Жил один, в скромных пансионах и меблированных комнатах. О нем помнят друзья, коллеги, те, кто любит поэзию».
Потом он достал хлеб с яичницей и начал есть. Тут же раздался стук в дверь, он спрятал бутерброд в ящик письменного стола и, вытерев рот листком бумаги для пишущих машинок, сказал «войдите». Это был Монтейру Росси. Здравствуйте, доктор Перейра, сказал Монтейру Росси, извините, если я немного раньше времени, но я вам кое-что принес, в общем, вчера вечером, когда я вернулся домой, на меня нашло вдохновение, и потом, я решил, что, наверное, смогу перекусить здесь, в газете. Перейра терпеливо объяснил ему, что в этом помещении нет редакции газеты, а только комната отдела культуры И что он, Перейра, и есть редакция отдела культуры, кажется, он все это ему вчера объяснил, здесь нет ничего, кроме одной этой комнаты, письменного стола и вентилятора, потому что «Лисабон»? – всего-навсего небольшая вечерняя газета. Монтейру Росси уселся и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Перейра взял его и стал читать. Непроходная, утверждает Перейра, статья была абсолютно непроходная. В ней описывалась смерть Гарсии Лорки, и начиналась она так: «Два года назад, при неясных обстоятельствах, нас покинул великий испанский поэт Федерико Гарсиа Лорка. Полагают, что в этом повинны его политические противники, потому что его нашли убитым. Весь мир до сих пор не находит ответа, как могло произойти подобное злодеяние». Перейра поднял голову от страницы и сказал: Дорогой Монтейру Росси, вы прекрасный повествователь, но моя газета не самое подходящее место для повесгей, в газетах печатают правдивую или правдоподобную информацию, вам не следовало писать о том, как умер поэт, об обстоятельствах и причинах его смерти, нужно было просто сказать, что он умер, а потом перейти к его творчеству, стихам и романсам, написать некролог, да, но вместе с тем дать и критический очерк, охарактеризовать его личность и творчество, то, что написали вы, абсолютно непригодно для печати, ну, не разгадана тайна его смерти, а если бы ее разгадали, так что?
Монтейру Росси возразил, что Перейра еще не дочитал до конца, дальше как раз и говорится о творчестве, об облике и масштабе этого человека и художника. Перейра принялся терпеливо читать дальше. Опасная, утверждает он, статья была опасная. В ней говорилось об испанском захолустье, о католичестве в Испании и о том, как поэт изобличил его в драме «Дом Бернарды Альбы», говорилось о передвижном театре «Балаган», который создал для своего народа Гарсиа Лорка, там прославлялся испанский народ, его тяга к театру и жажда культуры, которую сумел утолить Гарсиа Лорка. Перейра оторвал глаза от текста, утверждает он, пригладил волосы и, закатав рукава рубашки, сказал: Дорогой Монтейру Росси, позвольте говорить с вами начистоту. Ваша статья непроходная, в самом деле непроходная. Я не могу ее напечатать, и ни одна португальская газета не сможет напечатать ее, как – к слову сказать – и итальянская тоже, раз уж вы итальянец родом, поэтому я допускаю одно из двух: либо вы полный невежда, либо провокатор, но в португальской журналистике на сегодняшний день нет места ни невеждам, ни провокаторам, вот и все.
Перейра, утверждает Перейра, почувствовал, что, пока он произносил все это, по спине у него побежала струйка пота. Почему он начал вдруг – потеть? Кто знает? Точно он сказать не берется. Возможно, потому, что стояла страшная жара, это уж вне всякого сомнения, и вентилятора было явно недостаточно, чтобы поддерживать прохладу в таком тесном помещении. Но, возможно, еще и потому, что ему стало вдруг жаль молодого человека, который смотрел на него как обиженный ребенок и все время, что он говорил, грыз ногти. Так что у него не хватило духу сказать ему: что поделаешь, попытка не удалась, до свидания. Вместо этого он продолжал, скрестив руки, глядеть на Монтейру Росси, и Монтейру Росси сказал: Я перепишу, я к завтрашнему дню все перепишу. О нет, нашел в себе силы ответить Перейра, никакого Гарсии Лорки, ради бога, слишком многие стороны его жизни и смерти не устраивают такую газету, как «Лисабон», не знаю, отдаете ли вы себе отчет, дорогой Монтейру Росси, что в Испании идет гражданская война и что португальские власти смотрят на нее так же, как генерал Франсиско Франко, и что Гарсиа Лорка был политическим преступником, да, это именно то слово: политическим преступником. Монтейру Росси, будто испугавшись этого слова, вскочил, стал пятиться к двери, потом остановился и, сделав шаг вперед, сказал: А я-то думал, что нашел работу. Перейра не ответил и почувствовал, как струйка пота опять побежала у него по спине. Что же мне теперь делать? – прошептал Монтейру Росси почти умоляющим голосом. Перейра, в свою очередь, тоже встал, утверждает он, и подошел к вентилятору. Несколько минут он стоял молча, подставив спину под вентилятор, чтобы просушить рубашку. Вам нужно написать некролог Мориаку или Бернаносу, на ваше усмотрение, если вы достаточно хорошо меня поняли. Но я работал всю ночь, пробормотал Монтейру Росси, и думал хоть что-то получить за это, я ведь многого не прошу, только на обед. Перейра хотел было возразить, что накануне вечером он дал ему аванс на покупку новых брюк и что он не может выдавать ему деньги каждый день на расходы, потому что он ему не отец. Ему хотелось быть твердым и жестким. Но вместо этого сказал: Если все дело в том, что вам не на что сегодня поесть, то я, разумеется, могу пригласить вас пообедать, я тоже еще не обедал и чувствую некоторый голод, охотно съел бы хорошую рыбу на решетке или эскалоп в сухарях, как вы на это смотрите?
