Василиск - Эллисон Харлан (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
— Неола живет поближе.
— Где?
— Она не хочет, чтобы ты знал, Верн. Кажется, она вышла замуж. Мне известно наверняка, что она изменила фамилию… Лестигов здесь теперь не любят.
— Мне нужно с ней поговорить, Терри. Пожалуйста. Ты должна сказать, где она живет.
— Не могу, Верн. Я обещала.
— Тогда позвони ей. У тебя есть номер ее телефона? Ты можешь с ней связаться?
— Да, кажется, есть. О, Берн…
— Позвони ей. Скажи, что я буду ждать ее в городе до тех пор, пока она не приедет повидаться со мной. Сегодня. Пожалуйста, Терри!
Она помолчала, а потом негромко сказала:
— Ладно, Верной. Ты хочешь, чтобы она встретилась с тобой в вашем доме?
Лестиг подумал о темных тенях в сиянии фар и о том человеке, что с воплем умчался прочь, когда он сам лежал возле шелковицы.
— Нет. Скажи, что я буду ждать в церкви.
— Святого Мэтью?
— Нет. В баптистской.
— Она же давно закрыта!
— Я знаю. И была закрыта еще до того, как я уехал. Мне известно, как туда забраться. Неола должна вспомнить. Скажи, что я буду ее ждать.
Входная дверь дома распахнулась, Тереза Ховард подняла лицо и бросила короткий взгляд через крышу украденной машины. Она даже не сказала прощальных слов, только ее прохладная рука быстро скользнула по лицу Лестига, а потом Тереза побежала к дому.
Понимая, что снова пришло время отправляться в путь, драконоподобное, несущее смерть существо опустилось на ноги и начало медленно продвигаться вперед сквозь клубящиеся туманы беспредельной вечности. Тихое, нетерпеливое урчание клокотало у него в горле, в безжалостных глазах пламенела радость.
Лестиг лежал на церковной скамье, когда незакрепленные доски ризницы заскрипели; Неола пришла. Он сел, протер сонные глаза и надел темные ояки. Ему почему-то стало легче.
Неола подошла к кафедре перед алтарем и остановилась.
— Верной?
— Я здесь, сестричка.
Она направилась в сторону его скамейки, но, не доходя трех рядов, остановилась.
— Зачем ты вернулся?
Во рту у него сразу пересохло. Ему вдруг страшно захотелось пива.
— А куда мне было идти?
— Неужели тебе недостаточно тех несчастий, которые ты уже и так навлек на папу, маму и меня?
Ему хотелось рассказать ей о своей правой ноге и зрении, которых он лишился где-то в Юго-Восточной Азии. Но, глядя на маленькое, бледное лицо сестры, повзрослевшее и какое-то безмерно измученное, он понял, что не сможет произнести ни слова.
— Это было ужасно, Вернон. Ужасно, Они приходили и говорили с нами, никак не хотели оставить нас в покое. Установили телевизионные камеры и постоянно вели съемку дома, мы даже на улицу не могли выйти. А когда они убрались, пришли люди из города, стало еще хуже; о Господи, Верн, ты не поверишь, что они вытворяли; Однажды ночью пришли и начали все ломать, спилили дерево, а когда папа попытался их остановить, ужасно его избили.
А он думал о своей ноге.
— Мы уехали, Верн. Потому что не могли иначе. Мы надеялись… — Она замолчала.
Он думал о хижине и о запахе.
— Да, сестричка, я понимаю.
— Мне очень жаль, Верн. Мне правда жаль, милый. Почему ты так с нами поступил? Почему?
Лестиг долго ничего не отвечал, и тогда она подошла к нему, обняла и поцеловала в шею, а потом скользнула в темноту… Скрипнули доски, он снова остался один.
Он просто сидел на скамейке и ни о чем не думалСмотрел в темноту до тех пор, пока глаза не начали вытворять с ним странные штуки: ему показалось, будто он видит, как в тусклом свете, льющемся из окна, танцуют крошечные пылинки. Потом отблески изменили оттенки, слились, стали алыми, и Лестигу почудилось, что он смотрит в зеркало, в глаза какогото отвратительного существа… Голова разболелась, глаза стало жечь…
И сама церковь изменилась каким-то странным, необъяснимым образом: стала таять, закружилась, Лестиг мучительно пытался сделать вдох, и тогда церковь вдруг превратилась в хижину; его снова подвергли допросу.
Он полз.
Полз по грязному полу, цепляясь пальцами и оставляя на земле борозды, пытаясь убежать… от них.
— Ползи! Ползи — и тогда, может быть, мы оставим тебе жизнь!
Он полз, их ноги находились на уровне его глаз, он пытался добраться до одной из них, коснуться, а они его били. Снова и снова. Но боль — еще не самое страшное. Клетка, в которой его держали бесконечные дни и ночи, была слишком маленькая, чтобы выпрямиться во весь рост, слишком узкая, чтобы лечь, открытая дождям и насекомым, которые устраивали гнезда и откладывали личинки в воспаленном обрубке его правой ноги — чесалось так, что он уже не мог терпеть. И свет, падающий от висящей над клеткой лампы, свет, который не выключался ни на секунду, ни днем ни ночью. И никакого сна. И вопросы, бесконечные вопросы… И он полз… Господи, как он полз… если бы ему не мешали, он прополз бы вокруг земли, опираясь на окровавленные руки и единственную ногу, разрывая в клочья форменные брюки… он полз и полз, только чтобы ему дали поспать, чтобы безжалостные стрелы боли перестали терзать измученное тело… он дополз бы до центра Земли, выпил бы менструальную кровь планеты… только ради того, чтобы его оставили в покое хотя бы на время, чтобы позволили выпрямить ноги и немного поспать…
Почему ты так с нами поступил, почему?
Потому что я человеческое существо, и я слаб, никто не вынес бы такое. Потому что я человек, а не сборник правил, в которых говорится, что я обязан все это вынести. Потому что мне не давали спать, и я не хотел там находиться, но никто не пришел, чтобы меня спасти. Потому что я хотел жить.
Он услышал, как скрипнули доски.
Лестиг заморгал и застыл на месте, прислушиваясь. Кто-то забрался в церковь. Он протянул руку к темным очкам, но не достал их, ему пришлось наклониться вперед, и в этот момент костыль с громким стуком соскользнул на пол. Тут они на него и набросились.
Онтак и не узнал, была это та же самая компания или нет.
Они перевернули скамейку и схватили Лестига прежде, чем он успел сделать с ними то, что заставило типа, пришедшего в его дом, убежать с диким криком прочь. Этот парень, окутанный запахом тления, лежал сейчас в городском морге, накрытый простыней, на которой проступили зеленые пятна.
