Сердце – одинокий охотник - Маккалерс Карсон (книги бесплатно без TXT) 📗
Биф склонил голову к плечу и спросил:
– Вы откуда?
– Ниоткуда.
– Где-то ведь вы родились – в Северной Каролине… в Теннесси, в Алабаме… Ну, где-нибудь.
Взгляд у Блаунта был мечтательный, рассеянно-пьяный.
– В Каролине, – сказал он.
– Видно, повидали свет, – тактично попытался прощупать его Биф.
Но пьяный его не слушал. Он отвернулся от стойки и мутно уставился на пустую темную улицу. А немного погодя двинулся к двери широким неверным шагом.
– Adios! – крикнул он, не оглядываясь.
Биф снова остался один и по привычке окинул внимательным взглядом свои владения. Шел второй час ночи, и в ресторане оставалось только четверо или пятеро посетителей. Немой все так же сидел один за столиком посреди зала. Биф машинально перевел на него взгляд и встряхнул опивки у себя в стакане. Допив пиво одним долгим глотком, он снова принялся за расстеленную на стойке газету.
Но теперь ему трудно было сосредоточиться на том, что он читал. Он думал о Мик. Надо ли было продавать ей сигареты и правда ли, что ребятам вредно курить? Он вспоминал, как Мик щурит глаза и откидывает ладонью со лба волосы. Он вспоминал ее ломкий, мальчишеский голос и привычку подтягивать шорты защитного цвета, выламываясь, как ковбой из кинофильма. Он вдруг почувствовал нежность. На душе у него было смутно.
Биф неспокойно опять поглядел на Сингера. Немой сидел, засунув руки в карманы, недопитое пиво стало теплым и мутным. Надо будет угостить его перед уходом глоточком виски. Биф сказал Алисе правду: ему нравились ненормальные. Он испытывал какую-то особую приязнь к больным и увечным. Стоило войти в ресторан человеку с заячьей губой или чахоткой, как он тут же угощал его пивом. Если же посетителем был горбун или явный калека, он бесплатно поил его виски. А одному парню, которому при взрыве котла оторвало мужской член и левую ногу, Биф, когда тот приезжал в город, неизменно ставил целую бутылку. Будь Сингер пьющий, он получал бы выпивку за полцены. Биф кивнул как бы в подтверждение этой мысли. Потом он аккуратно сложил газету и убрал ее под стойку, к другим газетам. В конце недели он отнесет все их в чулан за кухней, где хранятся пачки вечерней газеты за двадцать один год без единого пропуска.
В два часа ночи Блаунт снова вошел в ресторан. Он привел с собой высокого негра с черным саквояжем в руке. Пьяный хотел подвести его к стойке выпить, но негр сразу же ушел, как только понял, зачем его привели. Биф узнал его: это был негритянский доктор, который практиковал здесь, в городе, с незапамятных времен. Он состоял в каком-то родстве с Вилли, работавшим на кухне. Биф заметил, что перед уходом негр кинул на Блаунта взгляд, полный жгучей ненависти.
А пьяный стоял как ни в чем не бывало.
– Разве вы не знаете, что черномазых нельзя водить туда, где пьют белые? – спросил один из посетителей.
Биф наблюдал за этой сценой издали. Блаунт очень разозлился; теперь было видно, как он пьян.
– Я сам наполовину черномазый, – огрызнулся он.
Биф насторожился; в зале стало тихо. Из-за его широких ноздрей и глаз навыкате словам Блаунта можно было и поверить.
– Во мне есть и черномазый, и макаронник, и китаеза, и полячишко. Всего понемногу.
В ответ послышался смех.
– Я и голландец, и турок, и японец, и американец. – Он выписывал кренделя вокруг столика, где немой пил кофе. Говорил он громко, надтреснутым голосом. – Я из тех, кто все видит. Я – чужак в чужой стране.
– А ну-ка потише, – сказал ему Биф.
Блаунт не обращал внимания ни на кого, кроме немого… Они не сводили друг с друга глаз. Взгляд у немого был холодный и ласковый, как у кошки, и казалось, что он слушает всем своим телом. Пьяный все больше входил в раж.
– Ты один в этом городе меня понимаешь, – говорил Блаунт. – Вот уже два дня я с тобой мысленно разговариваю, ведь только ты понимаешь, что у меня на уме.
В одной из кабинок засмеялись над тем, что пьяный по неведению выбрал себе в собеседники глухонемого. Биф то и дело кидал на них двоих пронзительные взгляды и внимательно прислушивался.
Блаунт присел к столику и наклонился к Сингеру.
– На свете есть те, кто видит, и те, кто не видит. И на десять тысяч слепых есть только один зрячий. Это чудо из чудес, что миллионы людей, так много видя, не видят главного. Как в пятнадцатом веке, когда все верили, что земля плоская, и только Колумб да еще несколько ребят знали истину. Но разница вот в чем: тогда нужен был талант, чтобы догадаться, что земля круглая. А эта истина так очевидна, что просто диву даешься, почему люди только ее не видят. Понял?
Биф облокотился на стойку и с любопытством спросил Блаунта:
– Чего не видят?
– Ты его не слушай, – сказал Блаунт. – Черт с ним, с этим косолапым, волосатым, въедливым ублюдком. Потому что, когда встречаемся мы, те, кто видит, – это праздник. Но этого почти никогда не бывает. А если и встречаемся, то иногда и не догадываемся, что другой тоже видит. Вот в чем беда. Со мной так бывало не раз. А ведь нас, сам понимаешь, так мало…
– Масонов? – спросил Биф.
– Ну ты, заткнись! Не то руки-ноги повырываю! – заорал Блаунт. Он пригнулся к немому и понизил голос до пьяного шепота: – Почему же это так? Почему на земле это чудо невежества продолжается? А вот почему. Заговор. Огромный подрывной заговор. Мракобесие.
В кабинке все еще смеялись над пьяным, который пытается вести разговор с немым. Только Биф не смеялся. Ему надо было удостовериться, что немой понимает то, что ему говорят. Тот часто кивал, и лицо его выражало раздумье. Он просто туго воспринимает чужие слова, только и всего. Блаунт продолжал разглагольствовать насчет слепых и зрячих. Отпускал какие-то шуточки. Немой улыбался не сразу, а через несколько секунд после того, как было сказано что-нибудь смешное, и потом, когда разговор снова принимал мрачный оборот, улыбка чересчур долго не сходила с его лица. В этом немом было что-то прямо сверхъестественное. Он приковывал к себе взгляд даже раньше, чем люди осознавали, что он не такой, как все. Глаза его смотрели так, будто он слышит то, чего другие никогда не слышат, и знает многое, о чем никто даже не подозревает. Он был не похож на обычных людей.
Джейк Блаунт навалился на столик, и слова у него полились, словно внутри прорвало плотину. Биф его уже не понимал. Язык у Блаунта заплетался от выпитого, и говорил он с таким азартом, что звуки сливались в какое-то месиво. Биф спрашивал себя, куда он пойдет, когда Алиса его выгонит. А утром она его выгонит, это уж точно.
Биф устало зевнул, похлопав по раскрытому рту пальцами: у него свело челюсть. Время уже подходило к трем, к самому мертвому часу суток.
Немой был терпелив. Он слушал Блаунта уже около часа. Но теперь и он стал поглядывать на стенные часы. Блаунт этого не замечал и продолжал говорить без умолку. Наконец он сделал паузу, чтобы свернуть себе сигарету, и тогда немой кивком показал на часы, улыбнулся своей еле приметной улыбкой и встал из-за стола. Руки его, как всегда, были засунуты в карманы. Он быстро вышел из ресторана.
Блаунт был так пьян, что не сразу это заметил. До него не дошло даже то, что немой ему не отвечает. Он озирался по сторонам; рот у него был открыт, глаза бессмысленно выпучены. На лбу вздулась вена, он сердито заколотил кулаками по столу. Да, так дальше продолжаться не может.
– Подите-ка сюда, – добродушно позвал Биф. – Ваш приятель ушел.
Но Блаунт все еще разыскивал взглядом Сингера. За все время он еще ни разу не был так мертвецки пьян. Вид его не предвещал ничего доброго.
– У меня тут для вас кое-что есть, и я хотел бы с вами поговорить, – улещивал его Биф.
Блаунт кое-как поднялся из-за столика и широким шагом, враскачку вышел на улицу.
Биф прислонился к стене. Туда-сюда, туда-сюда… В конце концов, какое ему дело? В ресторане было очень пусто и тихо. Минуты тянулись медленно. Он устало уронил голову на грудь. В зале постепенно воцарился покой. Стойка, лица, кабинки и столики, радио в углу, жужжащие вентиляторы на потолке – все это словно замерло и становилось призрачным, неподвижным.
