Невезучий Альфонс (сборник рассказов) - Конецкий Виктор Викторович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
К счастью, тут я обнаружил портрет капитана дальнего плавания Ивана Александровича Мана. Он первым водил "Обь" в Антарктиду, а во время войны проявил огромное количество какого-то уже запредельно-бесшабашного мужества, когда угодил в штрафбат и высаживался в Констанце. Так вот, фамилию Ивана Александровича тоже переврали, и значился он как МААН – два "а" в середине. И я утешился, плюнул на "мраморную слизь" и решил выкинуть историю из головы. Не тут-то было! Зимой "Голубые дороги Родины" привезли в родной Ленинград и развернули уже в нашем Манеже. На выставку занесло одного моего высокого морского начальника, Героя Социалистического Труда. И вот, когда он обнаружил бронзовый бюст рядового судоводителя, а такое вообще-то положено при жизни только настоящим дважды Героям, то начальник так обозлился на мою нескромность, что к чему-то придрался и сделал мне дырку во вкладном талоне к диплому, а затем отправил меня вне очереди на Охту на курсы повышения квалификации комсостава флота.
Но и это не конец. Где-то еще через год звонит Гена и спрашивает, нет ли у меня знакомых в Прокуратуре СССР. Я отвечаю, что пока нет, но в будущем все возможно. Он орет, чтобы я прекратил шутки, потому что легендарный бюст, когда "Голубые дороги Родины" везли уже с Дальнего Востока в Клязьму, на родных сухопутных железных дорогах сперли. Из Хабаровска мое бронзовое многопудье уехало, а в Клязьму не приехало.
Я говорю, что это вполне естественно и еще раз иллюстрирует любовь ко мне всего нашего великого народа.
Генка обозвал меня идиотом и объяснил, что бронзу воруют даже с могильных надгробий: делать какие-то втулки для передних или задних подвесок "Жигулей".
Я ему сказал, что он сам дурак.
Генка слезливо сказал, что если это моя проделка, то он умоляет бюст вернуть, ибо им, скульпторам-монументалистам, положен на каждый год лимит бронзы – она острый дефицит. А он – Генка – сейчас лепит Семена Челюскина – у того как раз юбилей. И рассчитывал перелить мой бюст в этого землепроходца, но теперь все срывается.
Я говорю: какой может быть юбилей у Семена Челюскина, ежели никто не знает дат его рождения и смерти? Генка говорит, что это не мое дело, а что с него, с Залпова, высчитывают по рубль двенадцать копеек за каждый килограмм моего портрета, хотя он лично никакого отношения к вагонной краже не имел.
Я ему говорю, что если килограмм бронзы стоит рупь двенадцать, то это не дефицит. И украли мой бюст влюбленные читатели, а не автолюбители. Хотя, добавляю я то, с чего начинал эту грустную историю, то есть что меня удивляет дешевизна в нашей стране некоторых бытовых вещей, о цене которых узнаешь в ресторанах или гостиницах, когда кокнешь чашку, графин или тарелку. И что не так давно в Доме кино я перевернул стол на очередного своего режиссера-экранизатора, и обошлось все удовольствие в четвертак…
Генка меня не дослушал и бросил трубку. Бюст сгинул бесследно. Даже фото не осталось.
Не скрою, я несколько огорчен таким концом этой истории, ибо явственно вижу очистительный огонь, в котором плавится мое бронзовое бессмертие, превращаясь во втулки для передней или задней подвески "Жигулей". Ведь любой – самый средненький – человек огорчается невниманием к его заслугам, готовясь к предстоящему – неизбежному – и, увы, уже вечному забвению.
Наш кок Вася
После демобилизации из Военно-морских сил я работал в экспедиции по перегону рыболовных судов на Дальний Восток через арктические моря. И вот принимал однажды в должности капитана рыболовный сейнер на судостроительном заводе в Петрозаводске.
Был 1956 год. Неразбериха в экспедиции царила страшная. Дизельное топливо, например, которое переправляло нам рыболовное министерство, захватила себе Карело-Финская республика и отдала сельскому хозяйству: их тракторам пахать было не на чем; теплое обмундирование доставали чуть ли не в Одессе. Словом, то одно, то другое, то третье…
Голова кругом идет, и очень ругаться хочется. А тут еще кока у нас нет, и приходится водить команду несколько раз в день на берег, в столовую.
Этим всем и воспользовался старший помощник, чтобы уговорить меня взять в рейс коком того беспалого Ваську.
– Кок, сами знаете, сегодня вещь дефицитная, – сказал мне старпом. – Кока надо брать за жабру и тащить на пароход. А вы отказываетесь. Нельзя таким разборчивым быть, товарищ капитан. Всякий дефицит всегда за жабру хватать надо.
Старпом у меня был хороший. Молодой, правда, и не очень грамотный, но умение хватать вовремя развито в нем было чрезвычайно. Помню, когда мы уже пришли в Беломорск, чиф (так на морском жаргоне зовут старшего помощника) однажды ночью три автомобильных покрышки где-то стащил. Из таких покрышек самые хорошие кранцы получаются, а кранцев на судне у нас недоставало.
Заботливый был старпом. Тут ничего не скажешь. Ему за эту заботливость и "мешок завязали" накрепко. Да еще грубоват был, на глотку очень сильный. Матросы между собой звали старпома горлопаном.
Вот он мне и сказал, что этого Ваську надо брать за жабру, пока другие этого не сделали. Я объясняю Василию Михайловичу, что кок больно молодой и никогда не плавал в море. К тому же уголовник – год в тюрьме просидел. Совпадение у него еще такое нехорошее: на руке нет двух пальцев, а фамилия Беспалов.
Старпом ударил себя кулаком в грудь и говорит:
– То, что Беспалов, это ничего. Его Васей зовут. Тезка он мой. А это что-нибудь да значит. Мальчишка? Да. Против факта не попрешь. Но уже в три геологические экспедиции съездил. Желание работать ну прямо-таки крупными буквами у него на морде написано. Боевой, в общем, парень. А в тюрьму по неопытности попал и молодости. В цирке был как-то. В первом ряду сидел. А на манеже – тигры. У одного хвост из клетки высунулся и вот по опилкам извивается. Вася за хвост ухватил, на руку его намотал и ждет: что дальше будет? Тигр сперва удивился. Потом стал на свою укротительницу зубами щелкать. А Вася все держит. Скандал получился. Васю за хулиганство и упекли на годик. Интересный он парень. И характер в нем есть, как видите…
Ну что тут скажешь? Действительно, симпатичный вроде парень.
Вызвал я его к себе в каюту для обстоятельного разговора.
Входит парнишка в замызганной спецовке, смущается, переступает рваными ботинками и старается не смотреть мне в глаза.
– Сколько у тебя, морской бродяга, классов? И какова твоя специальная подготовка?
– Да я еще не морской бродяга. Хочу только. А классов чуть меньше пяти.
– Что ж так мало?
– Не удалось у меня с учебой, – говорит. И впервые мне в глаза посмотрел. Открытый взгляд, чистый. – Батьку, – говорит, – немцы убили. Матка состарилась чего-то рано очень. И все болеет, болеет. Хворь из нее вовсе не уходит лет десять, как война случилась. Сестренка зато у меня уже в седьмой класс ходит. А я вот подрабатываю. Давно уже подрабатываю.
Ну, я, как это начальству в таких случаях и положено, говорю, что ученье – свет, а неученье – тьма, и надо всем учиться.
Он сразу согласился, что это правильно, и стал просить:
– Я учиться когда-нибудь буду. А пока вы меня на работу примите. Как вернусь с вашего плавания, может, сразу куда-нибудь и учиться пойду – на курсы какие-нибудь. Возьмите меня. Возьмите в море.
– Ну, а пальцы свои где оставил? – спрашиваю.
Он вздохнул, потеребил вихры, потом махнул рукой: мол, была не была.
– Проиграл, – говорит, – в карты.
– Так-так. Это уже в колонии, что ли?
– Там. Из-за фамилии. Чтобы в соответствие привести. Заставили урки.
– Зачем же ты, Вася, тигра за хвост трогал? Нехорошо ведь это. Аморально как-то.
– Трудно мне вам рассказать, – говорит Вася. – Не умею я хорошо рассказывать.
– Нет, – требую, – сядь вот сюда на диванчик и объясни. Мне очень интересно знать.
Вася сел, расстегнул воротник. Я дал ему папироску.
– Скучно мне тогда было как-то так, знаете. Скучно, товарищ капитан. Вот и все.
