Голод - Нурдквист Лина (читать книги онлайн без .txt, .fb2) 📗
После кофе достали бумаги. «Сёрвретен в рассрочку на десять лет» было записано в них, потому что так назывался наш «Уютный уголок».
«Армуд Муэн-Ульфос», – написал Армуд на двух одинаковых бумагах, потому что он умел писать.
«Эрик Нильссон из Рэвбакки», – написал рядом крестьянин.
Крестьянин показал нам заросшую тропинку через лес, по которой мы скорее доберемся до дома. Они помахали нам, стоя на крыльце, когда мы повернулись и пошли, аккуратно запрятав бумаги в ранец Армуда.
– Вот это настоящий крестьянин, – проговорил Армуд. – Рачительный хозяин и честный человек. Здесь мы можем задержаться надолго.
– Здесь мы останемся насовсем, – сказала я.
Тропинка, петлявшая по летнему лесу, вывела нас к нашему дому. Она была усыпана корой и листьями. Мы миновали маленькое лесное озерцо – словно задумчивый черный глаз среди деревьев. По краю росли кувшинки, луговик и камыш, как пышные дрожащие ресницы. Волны чуть слышно плескались о берег. На глубине наверняка притаились щуки.
Может быть, Армуду удастся выловить рыбу, которую мы сможем засолить? Мы улыбнулись друг другу, теснее прижались друг к другу. Всего через несколько минут мы пришли к домику – казалось, он готов вот-вот рухнуть, но усердным трудом мы сделаем его пригодным для жилья.
– Торпарь Муэн-Улефос! – произнес Армуд. – Кто бы мог подумать? Странник обрел дом!
Стены, пол и потолок из сосны. Рядом с дверью – старый сундук с проржавевшими скобами, на нем маленький скелет мыши. В углу – трехногий кухонный стул, из-под облупившейся красной краски проступает серая. Должно быть, когда-то их было несколько, но теперь он хром и одинок. Когда дом опустел, сюда, наверное, не раз заглядывали искатели сокровищ. Петли на двери заржавели, на деревянном полу испражнения животных. В потолке дыра навстречу солнцу и дождю – там, где сгнили балки. Первым делом я протерла грязь на окнах тыльной стороной ладони, чтобы впустить свет. Паутину в доме и дровяном сарае я оставила, на случай если придется кого-нибудь лечить. Потом постелила на полу белые простыни и теплые шкуры. Уложила тебя, Руар, поспать в середине дня, ты был так прекрасен в своем новом доме: волосы как венчик вокруг головы, мягкий пушок на руках и ногах, глаза серые, как вода в Тронхеймском фьорде в пасмурную погоду. Весь ты – безграничная любовь.
На полу в кладовке я нашла потемневший медный котел. Армуд начистил его, и котел засиял в полумраке как фонарь. Потом Армуд вбил четыре гвоздя, где мы могли бы вешать кружки, чтобы до них не добрались мыши. Затем вбил еще два больших гвоздя рядом с дверью.
– Здесь будем вешать одежду, – сказал он. – Это теперь наш дом.
Я заморгала, отгоняя слезы, когда он вбил в стену ряд маленьких гвоздей под нашими большими. На будущее.
У нас оставалось два коротких месяца, чтобы вдохнуть жизнь в землю и вырастить пищу, которой должно было хватить на всю зиму. Приходилось торопиться – я будила Армуда еще засветло, ложились мы уже в темноте, иногда он засыпал, не издав ни звука. Странствовать – одно, жить на одном месте, борясь с землей – совсем другое. Но он был не только певун, помогший нам с тобой в пути, Руар, он оказался куда более работящим, чем я могла надеяться. Дни проходили в трудах, ночи были коротки – приходилось вставать с постели до восхода солнца, иначе Армуд никак не успевал отработать свой долг крестьянину и затем, оставив позади лесозаготовки, спешить домой, чтобы потрудиться над нашим домом. Он обещал мне быть осторожным на валке сосен, но я слышала, что это лишь слова, а не настоящее обещание. Что бы он ни говорил, я видела: он трудится в поте лица, желая доказать мне и крестьянину, что всерьез намерен расплатиться и построить для нас новую жизнь. И еще до начала нашего странствия я знала, как трудно внушить ему страх.
– Страх создает нужду, Унни, – сказал он мне дома в Тронхейме, когда мы только познакомились, и я волновалась по поводу шторма, морских глубин и высоких волн. – Я странник, а сейчас еще и рыбак. Странник не боится дороги, а рыбак не может бояться воды, так же как человек, боящийся искр, не станет хорошим кузнецом.
Сейчас он говорил то же самое о лесе.
– Теперь лес кормит нас, Унни. Работая в лесу, нельзя бояться деревьев.
Так что я волновалась за него каждый день и каждый день радовалась, когда он возвращался домой – убирая мокрые от пота волосы со лба загорелой рукой, глядя на меня глазами цвета косточек яблока. Каждое утро тревога. Каждый вечер радость. В промежутках – ты, Руар. По утрам я просыпалась от звука твоего голоса, когда солнечные лучи заглядывали в наше окно. Я вставала босыми ногами на свой дощатый пол, доставала чего-нибудь поесть, и мы начинали наш день. Каждый день был похож на другой. По договору Армуд обязывался выходить на работу с утра и работать, пока солнце не повернет к закату. Каждый день года он будет отдавать лесу, кроме тех дней, когда родятся его дети, Рождества и того дня, когда выпадет первый снег. В эти дни он будет свободен. Десять лет уйдет у него, чтобы отработать наш дом – когда он ни разу не оставался на одном месте больше года-двух. Мы редко говорили друг с другом и работали быстро: нельзя было терять время теперь, когда мы обрели приют. Армуд никогда не сидел – он либо стоял, либо крепко спал. Так много камней в земле, которые никто раньше не выкапывал. Вероятно, потому дом стоял заброшенный – местная земля не желала делиться с людьми пропитанием, стремясь оставить все себе. Мы боролись с землей, в кровь разбивая руки, ладони наши покрылись мозолями и трещинами, царапины тянулись до локтей. Один за другим мы складывали камни в большую кучу. Лес давал нам воздушный белый мох, чтобы залечить наши раны. Под ногами расстилалась мягкая трава. Из трубы шел дымок. Сгнившая крыша была починена – с большим терпением, до боли в руках. Пока Армуд заделывал крышу, я вспахивала землю и кидала в нее семена, сажала брюкву и картошку, выкапывала кустарник и корни, тащила все новые камни к постоянно растущему валу – монументу стиснутым зубам и содранной коже. Хотя спина болела и протестовала, я окапывала посадки, осторожно покрывая ворованным навозом крошечные растения, чтобы они смогли вырасти и стать едой, от которой в доме повиснет вкусный запах и заполнится твой животик, Руар. Рядом со старыми деревьями мы посадили несколько новых молодых тоненьких яблонь – Армуду пришлось взять денег в долг, чтобы их купить. Они вырастут и будут кормить нас. А ты, Руар: ты ползал между нами по земле и траве, весь чумазый, играя с шишками, камешками и жуками.
Помню то утро, когда я проснулась и увидела, что в доме пусто. Заметив следы Армуда по утренней росе, я пошла по ним за угол дома. Он держал тебя на руках, ты тянул его за пуговицы на рубашке, а он рассказывал тебе истории о своих странствиях и учил тебя именам птиц. Казалось, вы с ним одно. Подойдя к вам со спины, я обняла Армуда.
– Как я смогу отплатить тебе за то, что ты сделал для меня? – спросила я.
– Люби меня, – ответил он. – Всего-навсего. Люби меня.
Я заготавливала целебные травы, выбирала ветки на узловатой иве. Было еще самое начало лета, и кора легко сходила с веток. Я брала лишь самые тоненькие веточки, чтобы не нанести ей вреда, а, вернувшись в дом, раскладывала и сушила наше лекарство от осенней хворобы и зимних ран. Скрученное небольшими клубочками, оно помогало нам вооружиться против напастей. Шмели кружились вокруг меня, когда я сняла кору с ивы и сплела нам корзину и заплечный короб. Вместе мы сильны, гнемся-не ломаемся, я и ива. Когда корзина была готова, мы с Армудом пошли с ней к торговцу на перекрестье путей у усадьбы Рисланд. Всю дорогу в корзине каталась пустая бутылка. На полях золотились пшеница и рожь, синели цветы.
– Как легко привыкаешь к красоте, – сказала я.
– Надеюсь, ты уже можешь к ней привыкать, – ответил Армуд. – Но, что бы ни случилось: никогда не привыкай к безобразному.
Мы задержались среди цветов, глядя, как они покачиваются. Что-то толкнуло меня изнутри, под ребрами.
