Желток яйца - Аксенов Василий Павлович (читать книги .TXT) 📗
Но, разумеется, тупые башки не могли принять во внимание, что он просто ребенок, последний романтик, осколок Ренессанса, гений-гуманитарий, оплодотворяющий своих слушателей неистощимыми эякуляциями вздорных идей…
— Впечатляюще! — прошептал Доллархайд. Стараясь не проронить ни слова, он все кивал Трастайму, ободряя того к дальнейшему рассказу.
— Ну, что ж, — продолжал Трастайм. — Я был просто не в силах понять, почему они так жаждут изоляции этого человека в границах Кривоарбатского переулка, в свалке его книг и рукописей, или в рамках случайных приступов дебоша по родной Москве, в лучшем случае — во время вылазок на Кавказ или Камчатку. Слава Богу, его любимая тюрьма простирается на одну шестую часть земной суши, хотя и без выхода к Лондону или в Венецию, не говоря уже о Яйце в дистрикте Колумбия.
Однажды он едва, правда, не покинул свою страну, едва не отправился в дальний путь, но опять же не на Запад. После того как «Аполлон-9» успешно сел на Луну, советские вожди пришли в неистовство. Величие СССР было под угрозой. Построить аппарат, который гарантировал бы пилотируемый полет с возвратом, они не могли, поэтому разработан был трехступенчатый план. Первая ракета должна была доставить на Луну пустой возвратный модуль, вторая привезла бы луноход и, наконец, третья прибыла бы с товарищем камикадзе. Задача последнего состояла в том, чтобы сначала найти луноход, потом доехать на нем до модуля, влезть в модуль, взлететь на орбиту Луны, состыковаться с крейсерской ракетой и уж тогда вернуться на одну шестую часть земной суши, чтобы насладиться поцелуями Политбюро.
По счастливому стечению обстоятельств Фил Фофанофф оказался в это время в разреженной атмосфере вулканической станции на Ключевской сопке. Туда прибыла военная комиссия, чтобы набрать добровольцев для лунной экспедиции. Никто, однако, не захотел попытать счастья, кроме, разумеется, доктора Фофаноффа.
Комиссия, сияя, спустилась из разреженной атмосферы: доброволец-дурак найден! Впрочем, их тут же отрезвили: даже «Аполлон» не взлетит с таким пассажиром. Так что Фил снова провалился со своей страстью к путешествиям. В принципе его раблезианское тело спасло ему жизнь. Больше никто ни звука не слышал об этой лунной экспедиции, что означает два варианта: либо добровольца не нашлось, либо гробанулись…
— Вы бы не возражали, Генри, если бы я спросил, каким образом вы оказались осведомлены об этих удивительных событиях? — спросил Джим не без трепета.
— Мой дорогой сыщик, — вздохнул достопочтенный ШТ, — Фил Фофанофф — один из моих ближайших друзей, если не мое альтер эго. Мы знаем друг друга уже четверть столетия. Он был сотоварищем многих моих прошлых безобразий, если это был я, а не мое трансцендентальное отражение. Понимаете, что я имею в виду?
— Очень понимаю, — тихо сказал Доллархайд. — Эра зарождения самой идеи Молодого мира — трансцендентальные отражения.
Президент Трастайм с полминуты молчал, переваривая идею Молодого мира, а потом воскликнул, будто его разбудили толчком в бок:
— Браво! Клянусь музой ихтиологии, вы вернули мне веру в правительство Соединенных Штатов!
— Фил Фофанофф, — продолжил он, — всегда всех озадачивал. Он мог предстать то прилежным ученым, настоящим трудоголиком, то возмутительным оболтусом и бездельником. В течение одного часа он мог показаться обаятельнейшим, любезнейшим малым и полным хамом, выказывающим омерзительное невнимание к собеседнику, что случалось, когда какая-нибудь идея захватывала его целиком. А его идеи! Он был истинным генератором идей, как гениальных, так и попросту вздорных. Типично ренессансный субъект! Чем только он не интересовался, однако больше всего душа у него лежала к лингвистике. Мы с ним и сблизились на почве лингвистики, хотя и бились много раз из-за проклятых русских префиксов и суффиксов. Я обычно лупил его в пузо, а он меня огревал вдогонку по лопатке…
— То есть я могу предположить, сэр, что вы дрались в буквальном смысле? — спросил Джим осторожно. Трастайм кивнул, подтверждая это предположение. Джим тогда задал еще один важный вопрос: — Он диссидент?
— Ни в коем случае! — воскликнул Трастайм, как будто задетый за живое. — Фил Фофанофф в такой же степени диссидент, в какой он балетный танцор! Разумеется, ОНИ — вы знаете, кого я имею в виду — имеют все основания его не любить, однако не из-за политической активности, а скорее из-за духовной анархии, которую он источает с каждым выдохом своих легких кашалота. Он жил всегда так, будто не замечал ИХ, будто ОНИ не существуют, и этот подход вызывал ярость и правящих кругах.
Позвольте мне сказать вам, мой мальчик… хмм… пожалуй, довольно странный способ обращения к агенту ФБР, но… многие университеты приглашали Фила год за годом. Мы, например, возобновляли наше приглашение двадцать восемь раз. Он получал почетные степени всех институтов Лиги плюща, был точно выбран членом нашего совета, и все без толку. Вы знаете, как действуют эти «больши»; раз уж они постановили кого-нибудь не пускать, никогда не уступят.
— Но разве он не прибывает завтра самолетом Аэрофлота?
— О, да! И это означает, что там действительно происходят значительные изменения. Я приравнял бы это к легализации оппозиционной партии.
Достопочтенный ГТТ встал и прошелся по великолепному персидскому ковру по направлению к картине, изображающей его любимую хрящевую рыбу, ксифиус гладиус, подкласса цельноголовых, что появилась на лице Земли что-то вроде ста миллионов лет назад. Боже, откуда она появилась? Он чувствовал странную нервозность, какое-то несообразное соединение еле различимых промельков старых мечтаний и раздражающих угрызений. Черты лица молодого человека вызывали в нем какие-то туманные видения прежних дней и ночей, одно из его прежних «эго», которые так трудно соединить с ним сегодняшним. Тот прыщавый солдатик-оболтус, сохнущий по… по чему?… по кому…?
— Теперь вы видите, спецагент, почему я решительно отметаю любые подозрения в отношении Фила, — сказал он сухо. — Да и вообще, я не вижу никакого смысла шпионить в Тройном Эл. У нас нет никаких секретных материалов.
Те глаза, те чертовы невинные глазки, те сказочные полеты соображения…
— Вы вообще-то откуда, Джим?
— Из Монтаны, сэр, — ответил владелец невинных глаз и добавил с явным желанием усилить впечатление от его невинности: — Говорят, что у вас тут имеется очень изощренная электронная защитная система, это верно?
— Конечно, конечно, но наша система покрывает только очень редкий оригинальный материал. Во всех остальных случаях все тексты, чертежи, рисунки и прочее стоят на компьютере и доступны любому. Я думаю, что эта утечка из Москвы, о которой вы мне говорили, не что иное, как глупая шутка. Почему вы вздрогнули, Джим?
Спецагенту не хотелось, чтобы утечка из Москвы оказалась глупой шуткой.
— Нет-нет, ничего, простите, Генри, это просто рефлекторно… Значит, я могу предположить, что этот замечательный джентльмен Филларион Флегмонтович Фофанофф начнет у вас работать через пару дней?
Генри Трастайм улыбнулся, как бы предвкушая дивную встречу.
— Его уже ждет отдельный кабинет в Галерее Гей-Люсса-ка. Комната с голубыми стенами, все голубое. Какого черта вы все вздрагиваете, Джим?
— Простите, сэр… это просто, вы знаете… ну… такая удивительная комбинация… голубая комната у Гей-Люссака… Позвольте мне прежде всего вас заверить, что доктор Фофанофф — забавное имя даже для русского, не так ли? — которым я уже, после ваших фантастических историй, заочно восхищаюсь, ни в коем случае не является объектом какого-то специального расследования. Мое любопытство было вызвано просто совпадением его приезда с некоторыми, пожалуй, слабыми струйками только что полученной и неподтвержденной информации. Однако, просто чтобы предотвратить возможность неприятных последствий, которые могут возникнуть из-за этого абсурдного совпадения, я надеюсь, вы не будете возражать против моего короткого пребывания в Тройном Эл в качестве, скажем, молодого ученого из провинциальной Монтаны?
