Мадонна с пайковым хлебом - Глушко Мария Васильевна (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Ах эта «Рио-Рита»! По выходным они, бывало, собирались у Лели Фоминой, Лелина мать пекла пироги, они пили чай и танцевали под любимую «Рио- Риту»… Мальчишки презирали танцы, они приходили на пироги. Сережка Самоукин говорил, что ему медведь на ухо наступил, за них отдувался моложавый Лелин отец, он по очереди подхватывал девчат и кричал жене: «Мать, а я еще ого-го!»
Потом кто-то поставил блюз «Луна», и это тоже вызвало воспоминания, Нина любила эту пластинку, ее без конца крутили на ее свадьбе… Она стеснялась слова «свадьба», они с Виктором называли это товарищеским ужином… Своей комнаты у них еще не было, ужин устроили в общей, на Бригадирском переулке, где Нина жила с девчонками и Марусей. Маруся натаскала закусок из студенческой столовой, и «товарищеский ужин» проводили принципиально без вина, хотя мальчишки, кажется, ухитрились где-то слегка «приложиться»…
Боже мой, даже не верится, что все еще живут эти пластинки, что они дошли сюда из далекого «до войны», их можно без конца ставить и слушать… И даже танцевать… И вот сейчас она слышит эти медленные вкрадчивые звуки блюза, и если закрыть глаза, то можно все вернуть…
— Нино… Золотая Нино…
— Что? — не поняла она, посмотрела на коротышку.
— Книга есть такая. Из грузинской жизни. Там девушку звали Нино, у нее были золотые волосы, как у вас… А меня зовут Вадим…
Ей стало досадно, что он ворвался в ее мысли, она опять подумала: если закрыть глаза… И тут почувствовала, что этот коротенький Вадим очень уж плотно прижался к ней, почти прилег, и руками оглаживает ее спину, а сам блудливо поводит глазами и. шепчет:
— Золотая Нино…
Она уперлась ладонями в его плечи, оттолкнула.
— Я устала! — И пошла, присела возле патефона.
Вадим поплелся было за ней, но тут Тамара ударила в ладони, крикнула:
— К столу! Прошу к столу!
Нина увидела, как каждый «кавалер» повел к столу свою «даму», в этом было что-то манерное, ей стало смешно, и когда Вадим хотел поддержать ее за локоток, она фыркнула и увернулась. Но все равно он уселся рядом, взялся за бутылку:
— Что вы пьете, Нино?
Она не ответила. Вин она не знала, ничего не понимала в них, для нее все вина делились на сладкие и кислые.
Вадим налил ей густого красного вина. Тамара передавала блюда с паштетами и рыбой, обносила всех хлебом… Хлеб, белый, пухлый, лежал на блюде высокой горкой, его брали без счета. Неужели все это я могу есть? — опять подумала Нина и тоже потянулась к блюду, взяла себе самый маленький кусок… Ей хотелось прямо сразу впиться в него зубами и жевать, жевать, но за столом никто не ел, все держали рюмки и ждали тоста. Ну, скоро ли они там, молила Нина и тоже подняла рюмку.
Наконец они выпили за успехи на фронте. Нина пригубила густое сладкое вино, от которого сделались липкими губы и пальцы. Она слышала стук ножей и вилок, глаза бегали по тарелкам, ей хотелось и того, и этого. Вадим подносил закуски, она брала понемножку на свою тарелку, и ей казалось, что все это не наяву, а во сне. Вдруг она поймала взгляд Павлы, Павла улыбнулась ей и чуть подмигнула. Нина не поняла, почему она подмигнула, но ей вдруг Стало легко и свободно, словно лопнул поводок, на котором кто-то все время Придерживал ее. Ну; что в этом плохого, если я посижу тут, в кругу друзей? Правда, они мне не знакомы, но ведь все друзья сперва бывают не знакомы, зато это друзья Павлы, и я никому не делаю зла… Разве не могу немного повеселиться, послушать пластинки, полюбоваться этим золотистым светом — не все жё сидеть с коптилкой?.. И кто осудит меня, если я ничего плохого не делаю?
Нина задержала взгляд на каждом, пытаясь угадать, кто получает такие пайки. Вот тот, в бостоновом костюме, вполне может быть ученым. Даже академиком. И лейтенант с петлицами инженерных войск… Может, он изобретатель, ведь кубики на петлицах еще ни о чем не говорят, А этот, в толстовке, что увивается возле Павлы, похож на ответработника. Все они немолоды, им наверняка за тридцать, они многого достигли, и каждый, наверно, получает литерное снабжение…
А потом опять танцевали под «Брызги шампанского», даже под песни Утесова и Шульженко, коротышка Вадим то подсвистывал, то шептал ей «Золотая Нино», Нину потешало, как он выкаблучивался перед ней, как выгибал бровь и вздыхал, лицо его при этом делалось смешным, глуповатым. Она уже поняла, что Вадим выбрал ее партнершей из-за роста, а нравится ему высокая Тамара, он то и дело вертит шеей, поглядывает на нее, но куда этому коротышке — он Тамаре по плечо.
Между танцами Тамара убегала на кухню с грязными тарелками, возвращалась с чистыми и с новыми закусками — господи, откуда она их носит? Что эти люди будут есть потом, если сегодня мы прикончим их пайки и запасы?
Когда снова сели за стол, Нина заметила, что Ляля и тот военный — не то инженер, не то техник Ц! исчезли и никого это не удивило. Ей отчего-то стало не по себе, хотя какое ей дело до той Ляли? Потом они вышли из-за шкафа. Ляля, недовольная, к с надутыми губками, завязывала на шее свой газовый шарфик, ворчала капризно:
— Без семейных сцен, пожа-алуйста…
Инженер засмеялся, чмокнул ее в плечико, Нина решила, что они муж и жена, это ее успокоило, семейная пара вроде бы гарантировала благопристойность и этого стола, и танцев, и всего, что тут происходило.
Нина грызла тонкий ломтик сухой колбасы, упивалась ее острым, почти забытым вкусом» и думала о Евгении Ивановне — хорошо бы принести ей что-нибудь из этих яств, — но как это сделать, не прятать же в рукав? Она еще раз оглядела стол и опять почувствовала, как что-то точит ее, что-то беспокоит, но не могла понять что.
Мужчины вышли из-за стола курить, они курили возле маленького столика, где вместо пепельницы стояла большая гильза от снаряда, в нее стряхивали пепел, и Ляля с ними курила, красиво держа в тонких пальцах длинную папиросу. Нине неловко было одной сидеть за столом, она поднялась и, не зная, куда деть себя, пошла к патефону, стала разглядывать пластинки — «Аргентинское танго», Русланова, Вадим Козин, — опять на нее повеяло довоенной жизнью, такой простой и во всем понятной, что захотелось плакать. Той жизни давно уже нет, идет война, отец не пишет, и как там Никитка, а я тут почему-то веселюсь и танцую…
Часы на стене пробили одиннадцать, ей пора было уходить, завтра на работу, а главное, она боялась идти так поздно по темному городу. Павла, правда, уверяла, что всех их проводят, но как это получится практически, Нина не знала, хотела спросить у Павлы, но ее не было. Не могла же она уйти без меня, скорее всего, она там, за шкафом, причесывается или красит губы… Нина направилась к шкафу, но Тамара опередила ее и преградила путь. Улыбнувшись, шепнула:
— Сейчас туда нельзя…
— Я ищу Павлину, она там?
Тамара прикрыла глаза, повторила:
— Сейчас туда нельзя.
Нина решила, что, может быть, Павла вышла из комнаты, посмотрела на дверь. Дверь была открыта, к ней тянулось рваное и зыбкое полотнище папиросного дыма, а в проеме стояла маленькая девочка, повязанная поверх байкового платья серым платком, она прижимала к себе резиновую куклу и смотрела на стол. Ее никто не замечал, никто не прогонял, СКОЛЬКО она здесь стояла, неизвестно, и она тоже, кажется, никого не замечала, просто стояла и голодными глазами смотрела на заваленный закусками стол. Это поразило Нину. Она тоже еще раз взглянула на стол — но как бы заново, впервые, глазами этой девочки, — и стыд пронзил ее.
Господи, где я, зачем?.. Что я делаю?..
Она оглядела комнату затканную дымом, и всех этих людей и тоже как бы заново, впервые, увидела, как из-за шкафа вышла Павла, за нею — тот, в толстовке, и ее начала бить мелкая дрожь.
Как я сюда попала, зачем?..
Она рванулась к двери, коротышка интендант схватил ее руку, промяукав: «Золотая Нино!» — она остро выставила локоть, ударила его, кажется, удар пришелся в живот или под ложечку, он охнул, перегнулся пополам, она выскочила в прихожую — девочка испуганно посторонилась, — потом вернулась, подбежала к столу, стала хватать ломти хлеба, перекладывать их сыром, колбасой, прямо руками хватала с тарелок все, что попалось на глаза… Потом эту многослойную «этажерку» сунула в руки девочки, та побежала, выронила куклу, вернулась за ней, верх «этажерки» упал, девочка сёла на пол, заплакала. Нина помогла ей собрать бутерброды, сунула за платок, и девочка побежала в конец длинного коридора, а Нина искала на густо заваленной вешалке свой ватник и никак не могла найти… Почему-то она боялась, что вот сейчас они кинутся за нею, насильно вернут в комнату и не дадут уйти, она спешила, руки ее дрожали, она снимала чужую одежду, кидала на пол, а потом вспомнила, что ведь пришла не в ватнике, которого стеснялась, а в Павлином пальто. Выхватив его из груды одежды, не успев надеть, выскочила на лестницу. Громко и часто простучали по лестнице ее каблуки.
