Американская история - Тосс Анатолий (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Подожди, узнаешь, — сказал он, как мне показалось, равнодушно. — Не захочешь — расскажут. Подожди, скоро уже. А зачем я здесь, ты так ведь спросила: зачем? Ну, ответь сама, зачем, как тебе кажется? — принял он мой тон.
— Для меня? — неуверенно спросила я.
— Конечно.
— Конечно, для меня, — я вытянула шею и чмокнула его наугад, куда попадет. И добавила то, что чувствовала: — Родной мой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Лето заканчивалось, и уже в коротком недалеке маячила Катькина свадьба. Неожиданно Катька отнеслась к мероприятию более чем серьезно, назвали кучу гостей, непонятно откуда взявшихся родственников с обеих сторон, друзей, близких и далеких, и всяких других, которых не пригласить, казалось, просто неудобным.
Сама Катька пребывала в бесчисленных заботах, стремясь все делать по правилам, как полагается, не отступая ни на шаг от доставшейся в наследство традиции. Даже голос ее изменился: обычно красивый, глубокий, но в то же время как бы безучастный и потому вдвойне привлекающий слух, он вдруг заметно окрасился, приобрел интонации — иногда деловые, спешащие, иногда раздраженные, а порой, наоборот, удовлетворенные, но в целом демонстрирующие несомненную заинтересованность тем, что происходит вокруг.
Я видела, что в последние дни перед свадьбой она запарывалась, не успевая ничего, — видимо, в традициях насчитывалось немало занудливых мелочей, которые, взявшись за гуж, требовалось исполнять, — и я предложила ей свою помощь, на что она, ясное дело, отреагировала как на нечто должное, и я, кляня себя, вовлеклась в полоумную круговерть дотошных приготовлений.
Как можно получить удовольствие после такой выматывающей гонки на нервах? Это было выше моего понимания. Пару дней я, конечно, продержалась, но потом поделилась соображением с Катькой: мол, ты чего, мать, свадьба-то для удовольствия, она ж не повинность трудовая, остановись, оглянись вокруг, жизнь прекрасна! Ну, не купишь ты себе именно те туфли, которые надо именно к этой вот заколке в волосах, ну и что, я тебе свои босоножки одолжу или, ладно уж, подарю. Не Золушка, в конце концов, принц-то твой и так тебя отыщет без туфельки специальной, разберется по другим признакам. Хотела добавить: «вторичным», но не стала, сама не знаю, почему.
Катька посмотрела на меня свысока, как она всегда на меня в такие минуты смотрела, но голос все же ее подвел.
— Дура ты, Маринка.
Я приподняла брови — не перебор ли? Но усилием воли сдержала себя. Ну, не рвать же клок из ее величественной головы: не полагается невесте светить из-под хупы кусочком голого черепа.
— Дура, хоть и умная, — все же вторая часть этого словесного парадокса смягчала картину. — Не доросла еще до понимания, задержалась в предзамужнем своем развитии.
А вот это точно было сказано, чтоб обидеть меня, ну, не обидеть, а так, подзадеть, но я и это проглотила. Меня даже восхитила ее эмоциональность: надо же, может, когда хочет!
— Свадьба, она ведь не для кайфа, как тебе кажется, она для памяти, на всю жизнь. Чтоб в старости воспоминанием утешиться, фотографии разглядывая, она ведь для детишек и прочих неведомых поколений. Ты уже, глядишь, померла давно, а правнучки твои сопливые своим ровесникам противополым, коленки голые выставляя, семейный альбом будут показывать и говорить: «Смотри, вот моя прабабка замуж выходит, смотри, красивая какая». А тот будет глядеть то на коленки, то на фотографии и скажет в результате: «Смотри, как давно планета наша населена». И тебе, смотрящей на это
все сверху, приятно станет. Поняла? Усталость, суета забудутся скоро, а свадьба, она навсегда. Как ты не понимаешь, а еще свидетельница! Позоришь гордое звание.
Это был рекорд Катькиного красноречия, очевидно, тема ее волновала и потому выражена была вполне поэтически, я аж растрогалась. «А ведь она, наверное, права», — согласилась я про себя, а потом так же про себя добавила: «Но не для меня это. Может, и верно все, но не для меня».
И все-таки я прониклась идеей, и даже отпросилась на пару дней у Зильбера, чего никогда себе не позволяла, и выполняла все Катькииы поручения не просто добросовестно, но с душой, или, как говорил Матвей, с оттяжкой. А чтобы совсем загладить свой промах, даже прикупила себе платье специальное, свидетельское, скромное, чтобы теперь на моем фоне разом можно было оценить и роскошные одежды молодой, и собственное ее роскошество.
Если не брать во внимание измученных лиц молодых, свадебная церемония прошла, как и планировалась: было и торжественно, и трогательно. Трогательность и торжественность распространились и на ресторан, но там к нам еще добавились сытость и пьяность.
Я, выполнив свою судьбоносную свидетельскую миссию и освободившись от нервного ответственного напряжения, наконец могла позволить себе расслабиться. Я бы и платье свое, путающееся в ступнях, сменила бы, но, не подумав об этом заранее, не захватила во что переодеться. Чтобы сбалансировать свои энергетические затраты, я не ограничивалась соком, и даже Марк, который уже привык к обильной еде и питию в специфике русских застолий, не позволил мне сильно от него оторваться. Хоть и отставая, он почти дышал мне в затылок, что для него уже было неплохо.
К нам подошли Катька с Матвеем, жених собственнически обвивал невесту за талию, она послушно поддавалась его властной руке — впрочем, к такой диспозиции я уже стала привыкать, — оба они были возбуждены, он немного, не больше других, в подпитии, Катька хоть и не позволила себе такую роскошь, как туфли на высоких каблуках, все равно была повыше жениха, на что я, конечно, тонко намекнула, ехидно предложив невесте немного подгибать ноги в коленках, впрочем, не подразумевая под сказанным никакой двусмысленности.
— Зато я в плечах шире, — лихо отреагировал Матвей, нисколько не смущаясь.
Видя, что избранница полностью на стороне своего суженого, я вернулась на заранее подготовленные позиции и предложила выпить, в чем была полностью поддержана женихом.
— Я не пью, — сказала Катька, видя, что Марк наливает и ей.
— Ага, — догадалась я, собираясь вновь вылезать из траншеи со штыком наперевес, — и не куришь?
— И не курю, — подтвердила она мои опасения своим царственным низким голосом, в котором я вдруг расслышала непривычные покорные нотки. Впрочем, тоже царственные.
— Ага, — повторила я многозначительно, мол, все с тобой понятно, с беременными не воюем.
— Ну а вы, ребята, когда? — спросил Матвей, больше обращаясь к Марку, чем ко мне.
Вот именно этого, самого любимого вопроса новобрачных, обращаемого ко всем не расписанным, живущим во грехе парам, именно этого волнующего вопроса я и ждала весь вечер, правда, скорее от понимающей Катьки, чем от Матвея. Но, видимо, он взял дополнительное бремя на себя, раз жена несла тяготы физического обременения. Я посмотрела на Марка вопросительно, как и все остальные: «А мы когда?» Но Марк, хоть и приучился к русскому застолью, расплывчатую неконкретность возникающих за этим столом вопросов допускать не хотел и потому поднял удивленные глаза.
— Что «когда»?
И хотя вопрос прозвучал невинно искренне, Матвей не разжал хватки.
— Когда у вас-то свадьба? Нам тоже погулять хочется. Марк беспомощно посмотрел на меня, ища поддержки, но не нашел, а нашел вместо нее в моем очень даже вопросительном взгляде живой интерес к происходящему. Тут он догадался, что окружен и надо пробиваться в одиночку. Он откинулся на спинку стула и сказал, так и не отрывая от меня глаз:
— Года через три, если Марина к тому времени захочет за меня замуж.
— Два вопроса, — сказал Матвей, который полагал, что на правах счастливого новобрачного может доставать гостей сколько пожелает. — Во-первых, почему через три года, а во-вторых, что значит «если захочет»?
И хотя его вопрос означал, что моего мнения как бы и спрашивать не обязательно, но я промолчала: ответ Марка был важнее, чем отстаивание перед Матвеем моей принципиальной феминистической позиции.
