ТВари - Лебедев Andrew (книги бесплатно .TXT) 📗
– А знаете, мне кажется, в раю Розе будет скучно, – с сомнением в голосе сказала Ирма.
Они были приглашены на дневное шоу Монахова «Разные судьбы».
Сам Монахов, приняв позу задумавшегося юноши, прижал микрофон к подбородку и с чувством глядел на самую красивую гостью своего шоу.
И если бы жанр мраморной скульптуры стал бы в наши дни столь же востребован, как в древних Греции и Риме, то нынешний модный ваятель вырубил бы теперь из мрамора не «мальчика, вынимающего занозу», а «телеведущего, сжимающего микрофон». И наши далекие потомки, откопав потом эту скульптуру из-под пепла новых останкинских Помпеев, поставили бы ее в музей и любовались бы, восхищаясь совершенными линиями модного Монахова.
– Скучно? – переспросил Баринов. – Почему скучно?
– Чарли Чаплин когда-то заявил, что, если бы ему пришлось выбирать, где провести загробную часть своей жизни, то он бы колебался, не зная, что предпочесть: рай из-за его комфорта или ад из-за явно веселой компании людей, что там собрались, – сказала Ирма.
– Ах, мы все находимся в плену неверных представлений о том, что есть рай, – грустно сказал Баринов. – На самом деле рай будет для каждого из нас сугубо индивидуальным, а отнюдь не той устойчивой картиной привычно рисуемого в нашем воображении скучного сада, где прогуливаются бородатые старички с нимбами и ручные животные.
– Рай будет для каждого по индивидуальному заказу? – недоверчиво усмехнулась Ирма. – Как отделка квартиры в новых хороших домах?
– Вроде того, – кивнул Баринов, – потому как счастлив каждый человек может быть только индивидуально, а не по универсальной схеме.
– И как вы представляете себе этот рай, в котором окажутся все девочки? – спросил оживившийся Монахов.
Он переменил позу, и теперь с него можно было с одинаковым успехом ваять и «Мыслителя», и нового «Сцеволу» с микрофоном.
– Рай – это прежде всего то место, где мы будем счастливы, – сказал Баринов, повернувшись и обращаясь почему-то не к Ирме, а к Агаше. – А счастливы мы с вами все были прежде всего в детстве и в юности, когда мама была молодой, когда молодыми мы были сами и молоды были наши друзья. Поэтому в том самом раю, которого никто из живых не видел и видеть не может, мы будем в индивидуально сконструированном для нас пространстве узнаваемых и милых сердцу пейзажей… Для умершей негритянской девочки это будет ее любимая африканская деревушка, где она будет общаться со своими родственниками, а для белой девочки из Норвегии в ее раю будет уголочек красивого фьорда, где на высоком зеленом лугу, на краю скалистого обрыва, под музыку Грига она будет танцевать со своими белокурыми подружками.
– Этакое электронное моделирование рая на индивидуальный манер, как в компьютерных играх? – уточнил Монахов.
– Вроде того, – опять согласился Баринов.
– А почему вы уверены, что именно все девочки попадут в рай, и хорошие, и плохие, и даже те девочки, которые прошли огонь и воду и медные трубы современной московской жизни? – спросил Монахов.
– Потому что женщина заслуживает прощения уже по самому факту своего статуса, – ответил Баринов, – и потому что рай населяют ангелы. У Оззи Озборна был красивый клип, где его окружали милые десятилетние девочки на заснеженном поле, – вот это и есть рай в моем понятии.
– Интересно, а что думают по этому поводу священнослужители? – отрабатывая сценарий, спохватился Монахов.
Он протянул руку в сторону человека в черной рясе с большим серебряным крестом на груди:
– Что вы скажете по поводу суждений критика Баринова, отец Николай?
– Вы знаете, в юношеские годы, еще до поступления в духовную семинарию, меня одолевали некие сомнения, – издалека начал бородатый пастырь, – и однажды я поделился ими со своим духовником, пожилым мудрым протоиереем церкви, куда мы ходили с моей мамой. Я сказал ему: батюшка, прочитал я в житие одного святого, что двадцать лет тот жил в схиме, молясь и питаясь немолотыми зернами и диким медом, и что на двадцатом году отшельнической жизни увидал он Ангела, который сказал ему: «Иди в такую-то землю, там построй себе келью и там спасешься»… Тот святой пошел в иную землю, построил там келью и еще двадцать лет жил там молясь… И вот я очень огорчился, прочитав такое, ведь получается что? Монах-схимних двадцать лет жил, молясь и постясь, и не спас душу свою? Так какой же шанс спастись и попасть в рай имеем все мы, простые грешники? И знаете, какую превосходно умную вещь сказал мне тот старый мудрый батюшка? Он сказал, что милость Господня так велика, что все мы должны надеяться и верить, что мы верно спасемся и попадем в рай. Просто у каждого человека свое земное испытание, свой путь. У того святого это испытание было длиною в сорок лет поста и молитв, а у иного человека и жизнь коротка, и испытание посильной для него тяжести.
– А вы согласны с тем, что рай для всех индивидуален, как говорил ваш оппонент? – спросил Монахов, снова меняя позу и выражение лица.
– Мне нравится ход мысли уважаемого господина Баринова, – с улыбкой кивнул отец Николай, – но церковь придерживается на этот счет иных представлений.
– Значит, мне не попасть в тот мой индивидуальный рай, где будет телевидение и это мое телешоу? – лукаво улыбнувшись, спросил Монахов.
– Думаю, что рано или поздно придет час и каждый из нас это узнает, – ответил отец Николай.
Отцу Николаю вдруг стало жаль, что он не позволяет Натахе Кораблевой смотреть телевизор. Надо было бы разрешить ей посмотреть именно эту передачу. Но он тут же подумал, что необходимо быть последовательным в своих решениях, и если он наложил табу на телевизор для своей воспитанницы, то он руководствовался правильными соображениями. Слишком много искушений в этом включенном ящике, соблазняющих неустойчивую психику бедной Натахи. И если ему не под силу спасти от яда, выливающегося оттуда, всю молодежь, тот хоть одну девичью душу он должен спасти.
Как хорошо сказал этот маловерный критик! Все девочки обязательно спасутся и попадут в рай. Откуда ему это известно? В его-то маловерии…
– А теперь я хочу предоставить слово известной молодежной писательнице Тане Середе, – сказал Монахов, принимая очередную картинную позу. – Таня Середа сама недавно была ведущей нашумевшего телешоу «Последняя девственница» и после опубликовала два ставших сенсацией романа: «Тормоз» и «Типа любовь». Таня сейчас работает над новым романом «Отстой Лав». Приветствуем, Татьяна Середа, писательница и шоу-гел!
Массовка зашлась отрепетированными аплодисментами. Камеры взяли Таню Середу. Режиссер сделал зумом крупный план.
Таня теперь не была той сорви-голова девчонкой, что год назад собирала у экранов телевизоров несколько сот тысяч горячих поклонников и поклонниц. На ней не было обнажавших пузико молодежных топиков и искусственно рваных под коленками джинсов.
Теперь в камеру глядела не отвязная девчонка из провинции, а успешная молодая бизнес-вумен в дорогом белом шерстяном костюме, из-под клешеных брючек которого выглядывали остроносые туфельки стоимостью не в одну сотню евро.
– Вот уважаемый критик Баринов тут только что изволил сказать, что рай будет похож на детство, где и мама молодая, и друзья, – начала Татьяна, холодно стрельнув красиво сделанными дорогой визажисткой глазками в сторону Александра Евгеньевича. – Так я на это могу возразить, что вот у меня не было детства, и мать моя никогда не была для меня молодой. Мать все детство мое водила в дом вечно пьяных любовников, которые, уже когда мне исполнилось одиннадцать лет, начали приставать ко мне с сексуальными домогательствами. Все мое так называемое детство я сидела между парализованным братом, которому в Афганистане сломало позвоночник, и вечно пьяной матерью… Я хочу возразить господину Баринову: не нужен мне рай, если он будет похож на мое детство.
– Ваш рай будет из лучшего отрезка вашей жизни, – вставил Монахов, – возможно, из нынешнего отрезка.
– А как быть тогда с людьми, у которых не только не было счастливого детства, как у Татьяны, но которым не удалось добиться успеха и во взрослой жизни? – со своего места подала голос Ирма Вальберс. – Таких людей ведь большинство.
