Мисо-суп - Мураками Рю (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗

Я несколько раз проваливался в сон, но то и дело просыпался от холода. Мне никак не удавалось заснуть по-настоящему. Съев лапшу, я немного было согрелся, но теперь уже снова замерз и, лежа на холодном матрасе, дрожал всем телом. Фрэнк долго шуршал чем-то по углам, а потом подошел и накрыл меня каким-то старым одеялом. Когда я повернулся под этим одеялом, раздалось шуршание, как от мнущейся бумаги. «Может, это и есть бумага?» — подумал я. В темноте было слышно, как Фрэнк ест свою лапшу. Уже засыпая, я подумал, что Фрэнк стопудово меня убьет, и мне снова стало страшно. Я с трудом успокоил себя, что вряд ли он станет меня убивать, пока не послушает Дзёяно-канэ. За секунду до того, как я заснул, на улице пронзительно вскрикнула птица.

То, чем накрыл меня Фрэнк, действительно оказалось бумагой — это были кое-как сложенные листы старых газет.

— Мы сюда больше не вернемся, так что проверь, не забыл ли ты чего, — услышал я голос Фрэнка.

Я обернулся и, к своему удивлению, увидел, что Фрэнк переодевается в токсидо [35].

— Здесь нет зеркала, поэтому я ждал, пока ты проснешься, чтобы ты поправил мне галстук, — сказал Фрэнк, натягивая на себя атласную рубашку с оборками по краю воротника. Он уже был одет в брюки с лампасами. Пиджак и галстук-бабочка лежали поверх картонных коробок в углу.

— Очень нарядно! — сказал я.

— Спасибо. — Фрэнк довольно усмехнулся, застегивая пуговицы на рубашке.

Я смотрел, как Фрэнк облачается в токсидо. Он стоял на засыпанном стеклом полу, посреди комнаты, залитой тусклым светом, который с трудом проникал через завешенные каким-то тряпьем окна. У меня было ощущение, что я все еще сплю и вижу странный сон.

— Ты эту одежду с собой привез, что ли? — спросил я.

— Ну да, — ответил он, — очень полезная вещь. Во время праздников это самая незаметная одежда.

Мы вышли из нашего убежища около четырех часов дня. Я понятия не имел, сколько людей обычно собирается на мосту Катидоки-баси, но было бы очень обидно прийти слишком поздно, когда все хорошие места будут уже заняты.

Когда мы вылезали через дыру в стене, я спросил у Фрэнка, все ли время он ночевал здесь, пока был в Японии. Он сказал, что вначале остановился в отеле, но там, на его вкус, было слишком шумно.

Мы шли по узкой улочке. Вчера, когда мы пробирались по этим переулкам, было уже темно, и я не заметил стоявшие тут и там запретительные знаки. Это была закрытая территория. На одном доме висела табличка с надписью: «Склад ядовитых химикатов». Пока я тупо разглядывал эту табличку, Фрэнк сказал:

— Здесь хранили полихлорбифенилы. В этом районе раньше было очень много бухгалтерских и налоговых контор, которые использовали копировальную бумагу не с угольным, а с ПХБ-покрытием. Поэтому здесь открылась фабрика по производству такой бумаги. А потом выяснилось, что полихлорбифенил очень ядовитый и опасен для здоровья, и фабрику, разумеется, быстренько прикрыли, а эту зону объявили запретной. Только вот диоксин — это как раз то ядовитое вещество, которое содержится в ПХБ, — выделяется на самом деле при сгорании. Но полицейские, по-видимому, этого не знают и поэтому обходят здешние места стороной. Так что это отличное убежище.

— А ты-то откуда все это знаешь? — спросил я.

— Бомж один рассказал, — ответил Фрэнк. — Он на «бритиш инглиш» разговаривал.

Хотя мне очень хотелось спросить, тот ли это бомж, обгорелое тело которого нашли потом в общественном туалете, я все-таки сдержался.

На шее у Фрэнка был повязан ярко-красный шарф, в руке он держал что-то вроде вещмешка — невразумительного вида сумку со своими пожитками. Мы с ним уже дошли до станции «Йойоги», но, похоже, никто не обращал на его броский костюм абсолютно никакого внимания. Мы вполне могли сойти за двух приятелей, собравшихся на новогоднюю вечеринку.

— Перед Новым годом в Японии принято есть собу [36], — сказал я и предложил Фрэнку зайти в ресторанчик у станции и поесть японской лапши, потому что у меня уже голова кружилась от голода.

Я заказал себе собу с селедкой, а Фрэнк остановил свой выбор на зару-соба [37]. За столиками сидели несколько молодых людей, по виду студентов, но никто из них не обратил на нас внимания. Ни на улице, ни в японском ресторанчике мы не вызвали ни у кого никакого подозрения.

Не надо было быть модельером, чтобы понять, что токсидо на Фрэнке давно вышел из моды и наверняка стоил ему копейки. Красный шарфик тоже был далеко не кашемировый. Я выглядел ничуть не лучше — мое пальто было в пыли, а костюм весь помялся, потому что этой ночью я спал не раздеваясь. Как ни крути, мы с Фрэнком были довольно-таки подозрительной парочкой, но тем не менее молодые люди не обращали на нас никакого внимания, продолжая вполголоса переговариваться о чем-то своем. Я наконец-то начал понимать, почему Фрэнк, совершив одно за другим несколько изощренных убийств, до сих пор разгуливает на свободе. Потому что в этой стране всем абсолютно наплевать на окружающих. «А в Америке как?» — спросил я у Фрэнка, пока он ждал свой заказ, и он ответил, что в Америке все точно так же, по крайней мере, в больших городах.

Вилок в ресторане не было, только палочки. Отчасти из-за этого, отчасти из-за своей привычки есть медленно Фрэнк мучал лапшу целый час. И к тому времени, когда он наконец-то доел ее, всю разбухшую от супа, за окном стемнело. В ресторанчике уже началась подготовка к праздничному наплыву посетителей [38]. И когда я извинился за то, что мы так долго сидим, хозяин заведения — сухонький старичок — засмеялся и сказал: «Ну что с гайджина возьмешь, гайджин он и есть гайджин».

Мне было очень странно сидеть с Фрэнком в этом ничем не примечательном месте и видеть, что все воспринимают нас как самых обычных клиентов. С одной стороны, это как бы возвращало меня к привычной жизни и делало ужасные события вчерашнего вечера почти нереальными. Но, с другой стороны, страх, засевший во мне с того самого момента, как я воочию увидел перерезанное горло и отсеченное ухо, был более чем реальным. Во мне росло неприятное ошущение, будто мы с Фрэнком затянуты невидимой тонкой пленкой. А иногда я прямо физически чувствовал, что мир вокруг нас дал глубокую трещину, и мы с Фрэнком падаем, падаем в эту бездну, и конца нашему падению не видно.

Пока Фрэнк ел свою лапшу, я прочитал вечернюю газету от первой до последней страницы, но в ней не было ни слова о клубе знакомств. Ну, разумеется. Кому придет в голову, что за закрытыми дверями лежит гора трупов? Жалюзи опущены — значит, заведение закрылось на новогодние праздники. И даже если предположить, что хозяин или официант были людьми семейными, то, скорее всего, учитывая особенности их профессии, обеспокоенные родственники станут звонить в полицию в последнюю очередь. Так что пока все обнаружится, может пройти неделя. Интересно, через сколько дней после смерти начинается гниение? Сейчас, правда, декабрь и холодно, поэтому вполне возможно, что трупы будут разлагаться очень медленно.

Меланхолично тыкая концами палочек в разбухшую собу, Фрэнк спросил:

— Слушай, а почему у вас на Новый год принято есть эту лапшу?

— Она символизирует долгую жизнь. В старину считали, если есть длинную собу, то жизнь тоже будет длинной.

Фрэнк зажал обе палочки в кулаке и, поддев ими лапшу, попытался донести ее до рта. Вначале у него не получалось — скользкая соба падала с палочек обратно в суп. Но после того как лапша разбухла, ее вполне можно было есть таким образом. Любой человек, посмотревший со стороны на то, как Фрэнк управляется с лапшой, вряд ли удержался бы от улыбки. Но мне было не до смеха.

— Интересно, откуда у древних японцев взялась такая уверенность, что если они будут есть собу, то это спасет их от смерти? — с серьезным видом спросил Фрэнк.