Две недели в другом городе - Шоу Ирвин (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
— Три короля, — спокойным тоном произнес Джек — Я выиграл.
Он придвинул к себе лежащие на столе деньги. Семьдесят два фунта.
— Ей уже за тридцать, лейтенант, — сказал Джек. — Ей тридцать два.
Чуть позже он прошел в соседнюю комнату и позвонил. Этой ночью впервые после женитьбы на Карлотте он спал с другой женщиной. В письме, отправленном Карлотте, он не упоминал ни молодого лейтенанта, ни эскадрилью В-17. Когда Джек писал Карлотте, что любит ее, он был совершенно искренен и не кривил душой. Он слишком часто страдал от ревности, живя с Джулией, чтобы сохранить способность изводить себя этим чувством; это война, сказал себе Джек, а почти все связанное с войной гадко, печально, мерзко, и брак не является исключением.
Но последние цепи юношеского целомудрия теперь пали, и Джек стал встречаться напропалую со всеми доступными девчонками, которых в этот последний военный год было полно в Лондоне. Он спал с красавицами, испытывая при этом эстетическое наслаждение. Он спал с дурнушками, испытывая к ним чувство жалости. Но удовольствие от секса Джек получал всегда. Он стал пользоваться большой популярностью после того, как все узнали о перемене, происшедшей с ним. Джек ни разу не сказал женщине, что любит ее, какой бы хорошенькой она ни была. Лгать он не мог. Когда наступил день высадки десанта, Джек вместе с киногруппой войск связи, в которую его включили как человека, имевшего опыт работы в кино, покинул Лондон со вздохом сожаления, поскольку в этом городе осталось триста или четыреста девушек, с которыми он еще не переспал.
Через несколько дней самолет молодого лейтенанта сбили над Руром. Из экипажа не спасся никто.
Ставки принимаются только наличными…
В палате было тихо, тускло горел ночник, освещая темно-бордовые халаты, висевшие на стене у кроватей; один раненый негромко похрапывал, другой повернулся во сне и пробормотал какое-то слово, похожее на «саванну». Джек не спал. Боль усилилась, она захватила его целиком. Тяжелые молоточки ритмично стучали в голове, горле, теле. Когда он пошевелился на подушке, ему показалось, что его голова сделана из тонкой прозрачной резины и ее медленно, безжалостно накачивают горящим бензином. Ему хотелось закричать, но он сдержался. В палате спали пятнадцать человек, он не мог их разбудить. «Если через пять минут боль не ослабнет, — решил Джек, — я позвоню снова». Спустя две минуты он нажал кнопку.
Ему показалось, что медсестра пришла через два или три часа. Джек не узнал ее. Молодая, хорошенькая, она работала недавно и боялась совершить какую-нибудь ошибку.
— Вам же дали таблетку, лейтенант, — прошептала она. — Почему вы не спите?
Медсестра сочувственно коснулась рукой подушки.
— Я умираю, — сказал Джек.
— Ну-ну. Нельзя падать духом.
Девушка снова дотронулась до подушки. Она, видно, почему-то считала, что этот жест делает ее похожей на настоящую медсестру.
— Мне кажется, надо позвать доктора, — произнес Джек, — и сказать ему, что я умираю.
— Доктор смотрел вас в восемь часов, лейтенант. — Медсестра старалась скрыть свое раздражение. — Он сказал, что у вас небольшое воспаление; утром он посмотрит вас снова.
Теперь Джек узнал эту медсестру. За ночь он уже трижды вызывал ее; она напоминала ему секретаршу в конторе отца, которая всегда бросала важные бумаги в корзину для мусора. Он видел девушку сквозь красную пелену, но все же вспомнил ее; все три раза она повторяла одни и те же слова. Это была субботняя ночь, половина госпитального штата отсутствовала, а она появилась здесь недавно и не осмеливалась подвергнуть сомнению слова врача. Доктор сказал в восемь часов, что воспаление не представляет опасности и больной может подождать до утра; это утверждение прозвучало для медсестры как приказ. К тому же в палате лежали раненые, считавшиеся выздоравливающими. Они не должны были умирать, особенно посреди ночи, во время ее дежурства.
Поэтому она снова коснулась подушки и ушла.
Джек полежал с минуту, потом, помогая себе здоровой рукой, сел на край кровати. Но когда он попытался встать, ноги подогнулись от слабости, и он упал, точнее, опустился на пол. Джек лежал, окутанный красным туманом, и думал. Через некоторое время дернул здоровой рукой одеяло соседа.
Уилсон зашевелился. Проснувшись, он поискал глазами Джека.
— Уилсон, — прошептал Джек.
— Где ты, черт возьми? — спросил Уилсон; Джек увидел его приподнятую над постелью голову. Спустя несколько секунд Уилсон сполз на пол. Из его бедер извлекли осколки, поэтому он двигался с большой осторожностью.
— Послушай, Уилсон, если я не доберусь до врача, я умру.
Уилсон в отличие от медсестры провел в госпиталях много времени; он знал, что иногда в них случается. Он кивнул и медленно направился в угол палаты, где стояли два инвалидных кресла. Уилсон подкатил одно из них к тому месту, где лежал Джек. Лишь через десять минут совместных усилий им удалось, обливаясь потом, усадить Джека в кресло. Превозмогая боль, босой Уилсон, толкая кресло, вывез Джека в пустой длинный коридор.
Ни в коридоре, ни в одной из комнат для медперсонала не было ни души. Работники госпиталя либо покинули его на уик-энд, либо спали, пили где-то кофе, занимались тяжелоранеными в другом крыле здания.
— Ты знаешь, куда тебе надо? — тяжело дыша, спросил Уилсон, навалившись на ручки кресла.
Он был техасцем и выговаривал слова протяжно. Его семья владела ранчо, расположенным под Амарильо. Джеку казалось, что он, лежа на постели с израненными ногами и глядя в потолок, мечтает о том времени, когда снова сядет верхом на коня. Его джип подорвался на мине; все говорили, что Уилсон чудом остался в живых.
— Нет, — отозвался Джек, пытаясь сфокусировать взгляд на тускло освещенном красном туннеле, то сужающемся, то расширяющемся. — Отвези меня к ближайшему доктору.
Коридоры расходились под разными углами от того, по которому Уилсон катил коляску, они, казалось, образовывали таинственный, хитроумный лабиринт. Госпиталь построили недавно, он был спроектирован с большой изобретательностью, а они не знали его планировки. Скоро им обоим стало казаться, что они могут бесконечно плутать по темному линолеуму, двигаясь в безлюдной госпитальной ночи под шуршание резиновых колес, шлепанье босых ног Уилсона и его тяжелое дыхание мимо закрытых дверей и огоньков, манящих в тупики, туалеты, пустые кухни.
Наконец они увидели дверь с матовым стеклом, за которым горела лампа. Свет показался Джеку тусклым, красноватым. Из последних сил Уилсон подтолкнул кресло к двери, и она распахнулась. За столом сидел человек с полковничьими погонами на плечах, воротник его рубашки был расстегнут. Маленький, бледный, седой, он ссутулился над бумагами.
Уилсон измученно опустился на свободный стул.
— Полковник, — прошептал он, — полковник…
Полковник ничего не сказал. Он быстро посмотрел на Уилсона, потом подошел к Джеку. Осторожно сняв повязку с головы Джека, он обследовал рану на челюсти. Тихонько присвистнув, подошел к телефону, стоящему на столе, и сказал:
— Это полковник Мэрфи. Подготовьте операционную номер два. Через двадцать минут будем оперировать.
Резиновый шар, наполненный горящим бензином, уже раздулся до предела, но Джек улыбнулся полковнику, который поверил ему. Полковник тоже считал, что жизнь Джека в опасности. Вернуться домой живым — вот что Джек считал своей главной военной задачей.
— Ей уже за тридцать, лейтенант. Ей тридцать два.
— Этого бы не случилось, если бы я спал в своей кровати…
— Не понимаю, почему тебя не могут перевести в Калифорнию, — сказала Карлотта. — В конце концов, там тоже есть госпитали. Я бы постоянно навещала тебя. Виргиния! Господи! Как часто мне удастся приезжать в Виргинию? На этот раз я смогла вырваться из Калифорнии только потому, что в Вашингтоне состоится премьера моего фильма.
