Пока подружка в коме - Коупленд Дуглас (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Свет включается вновь. Магазин почти пуст. Покупатели разбежались, лишь несколько спящих мертвым сном лежат на полу. Вполне умиротворенный у них вид, отмечает про себя Лоис. Она наклоняется над ними, чтобы заглянуть им в лица и пожелать спокойной ночи. Она возвращается ко входу, и никто не останавливает ее и не подгоняет вперед. Противные звонки и гудки сработавшей сигнализации раздаются чуть ли не из каждого угла. Оглядевшись, Лоис отмечает, что магазин почти пуст. Свет снова гаснет, и Лоис отправляется в обход универсама, на ее лице пляшут оранжевые сполохи аварийного освещения. Элейн спит на полу, ее надгробный памятник — магазинная тележка, доверху забитая мясом.
«Супер-Вэлью» был империей Лоис. Сегодня двадцать восьмое? — на этот день и приходится предсказанный ее дочерью конец света или что-то вроде того. Карен. Кто она — мой ребенок? Чем я ее заслужила? Что я сделала такого, что привело нас вот к этому, к концу света? Лоис перебирает воспоминания о детстве Карен — и не находит ничего такого, что даже сейчас, задним числом, могло бы намекнуть о какой-то ее исключительности, особенности, о ее особом предназначении.
Лоис думает о Карен и о других детях, которые выросли такими дикими — наверное, потому, что росли в лесу. Она помнит, что сказал агент по недвижимости в 1966 году, когда они покупали дом на Рэббит-лейн. Когда Джордж спросил, есть ли поблизости какие-нибудь детские учреждения, агент рассмеялся и обвел рукой лес. «Вот, — сказал он. — Это все, что вам нужно». Лоис всегда была уверена в том, что не делом там дети занимаются, в этом лесу. Колются. Трахаются. Пьют.
Она зевает и смотрит на прилавок с замороженными мясными продуктами. В голове под теменем у нее покалывает. Ей вспоминаются фотографии Элизабет Тейлор — остриженная наголо голова, вся в шрамах, — сразу после операции на мозге. По-моему, я получила от этого мира как раз столько, сколько могла переварить. Я устала. Вымоталась вконец. Я хочу спать. Хочу домой. Она подтягивает ноги и переваливается внутрь мясного прилавка. Ее дыхание спокойно и глубоко; говядина в пластиковой упаковке приятно холодит ей щеки. Она закрывает глаза и отправляется домой.
Лайнус и Пэм на съемках. Сегодня выезд на объект в нескольких милях от города. Огромное оштукатуренное бетонное сооружение — нечто среднее между больницей и логовом южноамериканского наркобарона. Несколько зданий были построены в начале девяностых с единственной целью — максимально увеличить полезную площадь. На окружающую среду — наплевать, сохранить только прекрасный, открыточный вид из окон. Нужна панорама — значит, долой окрестные деревья. В общем, даже при хорошей погоде проезжать по безлюдным улицам между рядами глухих белых коробок было невесело, а сейчас, при сумеречном декабрьском освещении, здесь просто жутковато.
Снимается очередной шедевр из разряда «полицейский и его верный друг». Без предательств и перестрелок сюжет не обходится, и под конец почти всем актерам предстоит превратиться в то, что Лайнус называет «газонополивалками». Съемка идет вяло, главный герой — с праздничного похмелья — забывает слова, натыкается на стены и умудряется перетоптать половину заложенных пиротехниками взрывпакетов. На то, чтобы привести все заготовки в божеский вид, а заодно и дать актеру очухаться, уходит целый час. Лайнус и Пэм тем временем выдают ему свежие «секретки» с кровью, штаны и рубаху, заново причесывают и гримируют. По мере того, как день подходит к концу и множится количество отснятых дублей, взгляды членов съемочной группы все чаще оборачиваются в сторону города.
Снято!
Пэм обходит гостиную, наводя последний марафет на массовку: «погибшие» в перестрелке, они будут вынуждены проваляться большую часть съемочного дня на полу и на мебели в самых противоестественно-живописных позах. Пэм улыбается и подбадривает статистов, но мысли ее далеко: она вновь и вновь вспоминает вчерашнее интервью с Карен. Они там столько сахара намешали. Словно и не Карен это была. Да и Меган получилась этакая усредненная девочка-подросток. Эх, знали бы зрители правду! А Лоис — просто образцовая домохозяйка. Что ж, телевидение — на то оно и телевидение.
После обеда и у съемочной группы, и у актеров настроение поднимается. Раскладывая по старым местам якобы покойников, Лайнус говорит:
— Пэм, посмотри, какой дым над городом. Пожар, похоже.
Пэм смотрит в окно. Над городом действительно стоит столб дыма — внизу тонкий, почти сосредоточенный в одной точке, выше он расширяется и становится похож на воронку смерча.
— Какой-нибудь бизнес-центр горит?
— Не знаю.
Съемки продолжаются. Главный герой, ошибочно полагающий, что его враги уже схвачены ЦРУ, едва ли не впервые в жизни спокойно открывает входную дверь своей квартиры и, разумеется, тотчас же попадает под ураганный автоматный огонь. Каким-то чудом ему (само собой) удается избежать неминуемой смерти, после чего целая банда одетых в черные свитера вооруженных мордоворотов отправляется на тот свет посредством коротких очередей из его оружия. Выживает, как все уже поняли, только он один.
— Знаешь, Лайнус, — говорит Пэм, — жаль, что мыло не получается снимать без остановок, одним дублем.
— Труп номер три. Срочно сбрызнуть!
Пэм быстро подходит к «трупу номер три», чтобы освежить кровь на ранах.
— Давай, наркоделец, подъем, — говорит она.
Актер продолжает старательно изображать покойника. «Клоун», — бормочет Пэм, заливает его «кровью» и выходит из кадра. Через окно она видит, что над городом встает уже несколько столбов дыма. Она толкает Лайнуса локтем:
— Смотри.
Кадры, в которых требовались «трупы», отсняты. Пэм помогает им встать, освободиться от реквизита и смыть грим.
— Эй, клоун! Съемка закончена.
«Клоун» неподвижен.
— Господи, ох уж мне эти актеры! Уж и не знают, как привлечь к себе внимание. Эй, Гарет, пора к другой сцене готовиться.
Гарет по-прежнему лежит не шелохнувшись. Уперев руки в бока, Пэм смотрит в окно. Над городом уже чуть не два десятка дымных колонн, подпирающих небо. Пэм становится не по себе. Она опускается на колени перед лежащим актером. Где-то в глубине сознания она уже знает правду.
— Гарет, Гарет! Черт! Дорри! Где Дорри?
Подбегает Дорри, ассистент режиссера.
— Он умер!
— Что? Что случилось? — Это Дон, режиссер.
— Срочно «скорую»!
— Как это — умер? На съемках не умирают.
— Дон, как ты можешь? Что за шутки в такой момент!
Около фургона-буфета слышен какой-то шум. Нашли одну из уборщиц, полную даму лет сорока: она лежала мертвая прямо под обеденным столом. Кто-то врывается с криком:
— Сандра умерла! Звоните девять-один-один! Быстро, кто еще обедал в буфете?
Все начинают обсуждать возможность пищевого отравления.
— Нет, не сходится. Подружка Гарета готовит ему макробиотическую еду. Он никогда не обедает в буфете.
— А что же тогда? То есть ты хочешь сказать, что это не отравление?
— Девять-один-один не отвечает. Ни наш, ни штатовский.
— Дон, телефоны не работают.
— Черт!
Актеры и рабочие начинают исчезать с площадки. Пэм и Лайнус вытирают с Гарета грим и искусственную кровь. Пожаров над Ванкувером теперь столько, что не сосчитать. Они выходят на балкон.
— Карен, — говорит Лайнус.
— Оно самое.
— Поехали домой.
Внутри здания режиссер доказывает что-то на повышенных тонах оставшимся на месте членам группы. Увидев на балконе Пэм и Лайнуса, он грозно смотрит на них, потом на город и во весь голос кричит, уже не обращаясь ни к кому конкретно.
— Пора смываться, — говорит Пэм.
Но в конце концов именно Пэм и Лайнус остаются на площадке дольше остальных. Работа. Долг. Лайнус говорит:
— Мои поехали к родственникам во Фрейзер-вэлли. Час на машине — не меньше. Посмотри в бинокль — сплошные пробки по всему городу.
Пэм смотрит в сторону города, затем опускает бинокль и говорит:
