Философы с большой дороги - Фишер Тибор (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
– Ты никогда не был женат?
– Это – единственная ошибка, которой я не сделал. Жизнь слишком коротка, чтобы совершить их все. Если только ты не ложишься спать далеко за полночь – или не сильно засветло, – чтобы все успеть.
Ее ноги – они казались бесконечными; само совершенство форм, устремленное в небо. Я тоже почувствовал, что я пока еще вполне в форме.
Окинув взглядом мои формы, Жослин пробормотала:
– Жизнь коротка, но кое-что другое весьма изрядно. У некоторых.
* * *
Кафе Жерара
Будет ли Жерар там? – спрашивал я себя. То ли это время, когда его можно застать? Я предпочел выйти на улицу и отправиться в кафе, отдавшись импульсивному желанию повидать старого приятеля. Тут уж либо – по вере вашей, либо – не взыщите, да не взыскомы будете... Бесполезно играть в предусмотрительность, когда с момента вашей разлуки минуло столько лет.
Города – это люди, и если Бордо – это Монтень, то Тулон – это Жерар.
Я не слышал о нем уже двадцать с лишним лет. Не видел же – все тридцать, а ведь пребывание в его компании всегда доставляло мне удовольствие.
Он был симпатичен мне по множеству причин; несмотря на то что Жерар преуспел там, где я потерпел фиаско, среди всех, с кем довелось сталкиваться в этой жизни, он был едва ли не единственным, чья неорганизованность, разгильдяйство и непрактичность могли затмить мои собственные. Про его закидоны я уж не говорю...
Первое поджераривание
То был год, когда я взял академический тайм-аут и отправился во Францию. После двух лет беззаветного служения философии в Кембриджском университете моя вера в избранное поприще начисто повыветрилась, поэтому Уилбур, мой научный руководитель, предложил мне съездить за границу и освежить любовь к мудрости новыми впечатлениями:
– Проведи-ка ты годик вне университета – поповесничай и все такое. Делай что угодно, только помалкивай о поисках истины, умоляю. Не выношу подобных разговоров. Если тебе невтерпеж докопаться до истины – лучший способ: поднесите электроды к чьим-нибудь гениталиям. Чертовски быстро все узнаешь, от и до.
– Везет же сукиному сыну, – напутствовал он меня на прощание. – Хотел бы я на годик вырваться из этого болота! – Последнее я меньше всего ожидал услышать: в моих глазах Уилбур всегда был олицетворением сдержанности и светскости – качеств, которые воспринимались и как маска мудреца-философа, и как проявление его истинного «я». Об ту пору я не осознавал: гребаная рутина из семестра в семестр настолько погребает тебя, что, как бы ты ни любил свое дело, на душе под конец остается лишь осадок досады – и ничего больше.
Вот так я получил место ассистента в лицее имени Золя в Тулоне. Работа вполне меня устраивала, ибо все, что от меня требовалось, – бездумно открывать рот и вещать нечто изнывающим от скуки подросткам.
– Эти выходные мне пришлось провести в Нормандии, – объявил Жерар через пятнадцать секунд после того, как я впервые столкнулся с ним в столовке вышеупомянутого учебного заведения. – Честно пытался сохранить верность жене, но куда уж там! – У Жерара были проблемы по этой части. Не такие, конечно, как у Ника (а знал ли я уже тогда Ника?), однако раз за разом он не без удивления обнаруживал еще одну обнаженную женщину насупротив себя, ровнехонько на расстоянии своего радунчика. Жерар служил в лицее кем-то вроде воспитателя (то есть ему платили за то, чтобы он кричал на подростков, едва только они переставали изнывать от скуки) и работал над диссертацией по философии.
Наибольшее впечатление на меня производили его талант заговаривать женщин до состояния, когда они начинают срывать с себя тряпки одну за другой, пока не останутся в чем мать родила, и его ненасытная способность читать. Он прочел все, что не было исповедальной чушью, и всегда таскал с собой книги (на французском, немецком, английском), о которых я слыхом не слыхивал, но которые очень даже стоило прочесть; кроме того, он таскал как минимум одну «запасную» книжку, на случай, если кончится та, которой он поглощен сейчас, или он решит, что она на самом деле не стоит его внимания. Всего на три года старше меня, Жерар всерьез готовился выполнить нормативы на звание великого французского философа и разминался перед тем, как выйти на арену. Я склонен считать, что вполне в состоянии рассматривать мироздание (включая вашего покорного слугу) диалектически, но он одним ударом мог вышибить из-под меня интеллектуальные подпорки, напав ли из-за кустов во главе оравы немецких мистиков, отфильтровав ли некий интеллектуальный осадок – кто бы подумал, что он там есть, – из очередной идеологии и заткнув мне рот выдержкой-другой из американских философов-прагматиков, о существовании которых я даже не подозревал, – в их сочинения с 1913 года не заглядывала ни одна живая душа! И все это – во время большой перемены, за чашкой кофе!
Карусель софистики – еще один оборот
Жерар имел склонность к софистике, присущую всем лягушатникам: соединить две не имеющие ничего общего сущности и заставить их кружиться в безумном вальсе. Это отличало его от отца основателя всей лавочки – Горгия, который был все же достаточно милосерден, чтобы в панегирике Елене, превознеся до небес женщину, которую античность – от мала до велика – не уставала поносить последними словами, обмолвиться под конец, что все это «сказано им забавы ради» [«Эту речь я захотел написать Елене во славу, себе же в забаву». См.: Горгий. Похвала Елене. //Ораторы Греции. Пер. С. Кондратьева. М.: Худож. лит., 1985. С. 31]. Многие из учеников Горгия обошлись бы тут элипсисом, фигурой умолчания. Но Жерар – Жерар бы кончил все легкой улыбкой!
Жерар был также единственным известным мне человеком, у которого я видел то же выражение лица, на котором однажды поймал себя, случайно взглянув в зеркало; левый и правый глаз походили на супругов, подавших на развод, – каждый смотрел в свою сторону, ничего толком не видя. Выражение при этом – на редкость тупое: я всегда рвал фотографии, где меня подкараулили в таком виде. Но пару раз я видел это выражение на лице Жерара. Окружающие частенько принимали нас за родственников (остается предположить, что они страдали врожденной близорукостью).
Моя последняя попытка жерардомании
Давно в прошлом. Я попытался дозвониться по телефону его последнего пристанища – этот телефон он дал мне двадцать лет назад, и, соответственно, я полагал, что мой порыв к общению останется скорее всего безответным. Наградой мне послужила беседа с домовладельцем, который крайне витиевато, но вместе с тем доходчиво объяснял, что найти Жерара – это и его самое сокровенное желание, ибо квартира, которую тот снимал – и покинул, сделав ноги, – после отъезда квартиранта представляла собой лишь груду дымящихся головешек. «Бывало, жильцам удавалось попятить у меня вилки-ложки или, съезжая, прихватить и кое-что из мебели, но мне еще никогда не приходилось лишаться целой квартиры!»
А вместо дома (чужого) – дым
В подобной ситуации испытываешь некоторую неловкость,..
Полагаю, каждому приходилось хоть раз в жизни обнаружить себя в несколько странной роли – например, содержателя борделя в Амстердаме, – при этом не имея ни малейшего представления о том, как с этим делом управляться.
В подобную переделку я, совершенно неумышленно, вляпался, получив в полное свое распоряжение на лето роскошный особняк о двадцати пяти комнатах. Особняк был предоставлен доброхотом – голландским хирургом, решившим, что жизнь в его доме облегчит мне написание книги о Спинозе; судя по всему, милейшие люди спешат поднести мне такого рода дары, когда я менее всего того хочу или нуждаюсь в чем-то подобном.
Но за это предложение – пожить если не во дворце, так в палаццо – я ухватился. А когда я переселился туда, случилось так, что во время одного из загулов я разговорился с некой леди в кафе. Слово за слово, она поведала, что ей негде жить; с присущей мне галантностью я предложил девушке временное пристанище (однако за моей галантностью притаилась иная мысль: возможно, и моя vis-a-vis не откажет мне время от времени в пристанище иного рода).
