Источник - Рэнд Айн (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
И он начал приглядываться к Питеру Китингу. Он начал склоняться к тому решению, в котором сам себе не хотел признаться. Личность Питера Китинга действовала на него успокаивающе благотворно, и он чувствовал, что незамысловатое и устойчивое душевное здоровье Китинга могло бы послужить отличной опорой неуравновешенности и непоследовательности Доминик.
Китинг не признавался, что он упорно и безрезультатно добивался свидания с Доминик. Он уже давно раздобыл у Франкона номер её телефона и часто звонил ей. Она снимала трубку, весело смеялась и говорила, что, разумеется, повидается с ним, поскольку прекрасно понимает, что этого не избежать, но в ближайшие недели очень занята, поэтому не будет ли он любезен позвонить ей в начале следующего месяца?
Франкон догадывался о положении дел. Он сказал Китингу, что пригласит Доминик на обед, где они и смогут увидеться.
— То есть я постараюсь пригласить её, — уточнил он. — Она, конечно, откажется.
Но Доминик в очередной раз удивила его. Она тут же радостно приняла приглашение.
Она встретилась с ними в ресторане, улыбаясь так, словно давно мечтала об этой милой встрече. Она оживлённо разговаривала, и Китинг почувствовал, что совершенно очарован ею, что ему удивительно легко с ней и что ему совершенно непонятно, как он мог бояться её. Через полчаса она взглянула на Франкона и сказала:
— Так мило, отец, что ты уделил столько времени встрече со мной. Особенно учитывая, что ты так занят и у тебя так много деловых встреч.
Лицо Франкона оцепенело от ужаса.
— Боже мой, Доминик, ты мне как раз напомнила…
— У тебя свидание, о котором ты забыл? — нежно спросила она.
— Да, проклятье! Совершенно упустил из виду. Сегодня утром позвонил старый Эндрю Колсон, а я забыл записать. Он настоятельно желает видеть меня в два часа. Вы же понимаете, я просто не имею никакой возможности отказаться от встречи с Колсоном, чёрт возьми! И надо же, чтобы именно сегодня… — Он добавил с подозрительным видом: — Откуда ты об этом узнала?
— Да я вовсе ничего не знала. Но не беда, отец. Мы с мистером Китингом простим тебя и прекрасно отобедаем вдвоём. У меня сегодня никаких срочных дел нет, так что не тревожься, я от него никуда не убегу.
Франкон подумал, не поняла ли она, что это оправдание он придумал заранее, чтобы оставить её наедине с Китингом. Определённо он сказать не мог. Она смотрела ему прямо в глаза, искренности в её взгляде было чуть больше, чем необходимо. Он был рад удалиться.
Доминик обернулась к Китингу со взором столь ласковым, что ничего, кроме презрения, он выражать не мог.
— Теперь можно и отдохнуть, — сказала она. — Мы оба знаем, чего добивается отец, и это вполне нормально. Не смущайтесь. Я же не смущаюсь. Очень хорошо, что отец у вас на поводке. Но я знаю, что, если он будет тянуть вас за собой вместе с поводком, вам это не пойдёт на пользу. Так что давайте забудем обо всём и займёмся обедом.
Он хотел подняться и уйти, но понял, испытывая беспомощную ярость, что не может. Она сказала:
— Не хмурьтесь, Питер. Можете называть меня просто Доминик, потому что рано или поздно мы всё равно начнём называть друг друга по имени. Наверное, мы с вами будем часто встречаться. Я встречаюсь с большим количеством людей, а отцу будет приятно, если вы войдёте в их число. Так почему бы и нет?
На протяжении всего обеда она разговаривала с ним как со старым другом, весело и откровенно. В её откровенности, которая, казалось, показывала, что скрывать ей совершенно нечего, но особо лезть ей в душу не стоит, было нечто неуютное. Изысканно благожелательные манеры предполагали, что в их отношениях нет и не может быть ничего серьёзного, что она просто не снизойдёт до проявления недружелюбия к нему. Он знал, что уже почти ненавидит её. Но он зачарованно следил за движениями её губ, складывающимися в слова, смотрел на ноги, небрежно, но очень уверенно закинутые одна на другую — так, словно складывали какой-то дорогой инструмент. Он не мог не испытывать удивлённого восхищения, как и в тот раз, когда увидел её впервые.
Когда они выходили, она сказала:
— Питер, не сводишь ли ты меня сегодня в театр? На какую пьесу, мне всё равно. Заезжай за мной после ужина. Отцу расскажи, это ему понравится.
— Хотя, если подумать, особых причин для радости у него нет, — сказал Китинг, — да и у меня, пожалуй, тоже. Но я всё равно буду счастлив сходить с тобой в театр, Доминик.
— А почему это у тебя нет причин для радости?
— Потому что у тебя на самом деле сегодня нет желания ни идти в театр, ни встречаться со мной.
— Решительно никакого. Ты начинаешь мне нравиться, Питер. Заезжай за мной в половине девятого.
Когда Китинг вернулся в бюро, Франкон тут же вызвал его наверх.
— Ну? — нетерпеливо спросил он.
— В чём дело, Гай? — невинным голосом спросил Китинг. — Что ты так растревожился?
— Ну, я… в общем, честно говоря, мне интересно знать, поладите вы с ней или нет. По-моему, ты мог бы оказать на неё положительное влияние. Так что же было?
— Ничего. Мы прекрасно провели время. Кормят в твоих ресторанах отменно, ты же знаешь… Да, кстати, сегодня я веду твою дочь в театр.
— Не может быть!
— Точно.
— И как это тебе удалось?
Китинг пожал плечами:
— Я же говорил тебе, что Доминик бояться не надо.
— Я не боюсь, но… А, так она для тебя уже Доминик? Поздравляю, Питер… Я её вовсе не боюсь, только никак не могу в ней разобраться. Она никого к себе не подпускает. У неё не было ни одной подруги, даже в детском садике. Вокруг неё всегда толпа обожателей, но ни одного друга. Не знаю, что и думать. Вот и сейчас она живёт сама по себе, её вечно окружают толпы мужчин и…
— Ну, Гай, нельзя же думать что-то порочное о собственной дочери.
— Да я и не думаю! В том-то и беда, что не думаю. Хотел бы, но не могу. Но ей двадцать четыре года, Питер, а она девственница, я это знаю наверняка. Ведь это нетрудно определить, просто посмотрев на женщину. Я не моралист, Питер, и считаю, что такое положение ненормально. В её возрасте, с её внешностью, при той совершенно свободной жизни, которую она ведёт, это абсолютно неестественно. Я молю Бога, чтобы она вышла замуж. Честное слово… Разумеется, это должно остаться между нами. Пойми меня правильно и не сочти мои слова за приглашение.
— Ну разумеется, нет.
— Кстати, Питер, пока тебя не было, звонили из больницы. Сказали, что бедняге Лусиусу намного лучше. Надеются, что он выкарабкается.
У Лусиуса Н. Хейера был удар, и Китинг, хоть и проявлял на людях немалое беспокойство о его здоровье, так и не удосужился посетить его в больнице.
— Я очень рад, — сказал Китинг.
— Но я не думаю, что он когда-нибудь сможет вернуться к работе. Он стареет, Питер… Да, стареет… Наступает возраст, когда нельзя больше обременять себя бизнесом. — Зажав между двумя пальцами нож для разрезания бумаги, Франкон задумчиво стучал им по краю настольного календаря. — Рано или поздно такое случается со всеми нами, Питер… Надо думать о будущем…
Китинг сидел на полу в своей гостиной у камина с имитацией поленьев. Он сложил руки на коленях и слушал расспросы матери: какая Доминик из себя, как одевается, что она ему сказала и сколько, по его мнению, денег досталось ей от матери.
Он часто встречался с Доминик. Сейчас он только что вернулся с вечера, проведённого вместе с ней в ночных клубах. Она всегда принимала его приглашения. Он не понимал, что означает её отношение — не намеренное ли подтверждение того, что ей проще демонстрировать ему своё пренебрежение, часто бывая в его обществе, нежели отказывая ему в свиданиях? Но каждый раз, встречаясь с ней, он очень охотно планировал следующую встречу. С Кэтрин он не виделся уже месяц. Она занималась исследовательской работой, которую доверил ей дядя для подготовки серии его лекций.
Миссис Китинг сидела под лампой, зашивая небольшую прореху на подкладке парадного костюма Питера. Вперемешку с вопросами она упрекала его — зачем он сидит на полу в парадных брюках и лучшей выходной рубашке. Он не обращал внимания ни на упрёки, ни на вопросы. Но вместе с раздражением и скукой он ощущал непонятное чувство облегчения, словно упрямый поток материнских слов, подталкивая его, придавал ему сил. Время от времени он отвечал:
