Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
По тебе равняются остальные. Потому ты и должен быть сосредоточен на своем шаге. Ведь ты поддерживаешь равномерность и согласованность общего движения.
Каждый след ботинка на снегу — напоминание.
Прямо из снега вырастают образы, преграждают дорогу, хотят, чтобы ты споткнулся, остановился, повернул назад. Ты ведешь борьбу с самим собой, чтобы твои взъерошенные мысли не влияли на твой шаг.
Вот Деян на окраине города у твоего еще не достроенного домишки. Ты как раз сажаешь деревца в садике.
Рукопожатие.
— Заблудиться тут у вас можно! — Деян избегает твоего взгляда.
Не к добру он пришел! Не с добром!
— Я, Деян, вон от этого бегу! — Ты указываешь на квартал, где новые многоэтажные здания встали строем, как солдаты в наступлении.
— Не поздно ли ты садом занялся? — спрашивает Деян.
— Самое время для посадки — поздняя осень!
— Гляди померзнут!
— А солома на что?!
Можно бы еще долго так говорить, оставляя в стороне главное. Но ты не выдерживаешь:
— Почему ты меня в клубе не разыскал, Деян?
— Хотел поговорить с глазу на глаз!
— О чем? — недоумеваешь ты.
— Можно я на тебя посержусь?
— Ну попробуй. — Ты великодушен. — Да идем же в дом, в тепло!
— Не хочу беспокоить твою жену!
— Что же такое страшное ты скажешь? — С этими словами ты замыкаешься в себе.
Деян снует по садику между голыми деревцами, ищет слова:
— В декабре дни самые короткие. Не время для подъемов! Стоит ли, чтобы люди рисковали ради какого-то разряда…
— Но ты хорошо знаешь, что нас не пустят на Памир, если не будет выполнена норма по разрядам. Да и молодежь наша не хочет на месте застаиваться. Для чего их останавливать? — Твой голос звучит отчужденно.
— А может быть, это ты, именно ты, жаждешь поярче проявить себя? А, Найден!
— Я не отделяю себя от других! — Ты все еще сохраняешь самообладание.
Вы оба выжидаете, приводите в порядок свои мысли.
— Необходима осторожность! — Деян обламывает сухую веточку.
Ты вспыхиваешь:
— Значит, всего бояться!..
Деян направляется к калитке, ты не удерживаешь его.
— Предупреди группу, что я не согласен!
— Предупреди сам! — цедишь ты сквозь зубы.
Деян уже издали махнул рукой:
— Если решишь на меня разозлиться, позвони!
— Незачем!
И вот ты снова наедине со своими мыслями.
Кого слушать? Хорошо давать советы, глядя со стороны. А вожак у всех на виду. Всем ветрам открыт. Попробуй прислушиваться к каждому, и из компаса превратишься во флюгер. Нет! Слушать надо себя! Ты должен слушать себя, чтобы и другие тебя слушали. Ты, одинокий, ни с кем в отдельности не связанный, должен быть со всеми, с каждым одновременно!
Ты озабоченно склоняешься над саженцем…
Ботинок вожака упирается в снег. След за следом сажает он. Что-то проклюнется из этих следов?
Крутизна растет
Наша цепочка углубляется в горы. Скользко. Все реже роняем слова. Все короче. Только на Дару ничто не действует.
— Всю ночь снег шел! — Она, единственная из всех, оглядывается вокруг.
Мы смотрим только прямо перед собой. Что-то предчувствуем, но не осознаем. В Поэте кристаллизуется наше настроение, оно ищет выхода:
Ничего не замечаю вокруг. Даже не помню, где прошел.
Смотрю прямо перед собой, уставился в одну точку, чтобы охватить все в целом.
Слышу тишину снега и под ней — тишину скал.
Слышу, как движутся молекулы в камнях.
Тишина замерла так напряженно, словно спустя миг раздастся взрыв, и горы сдвинутся со своих мест.
Слышу голос реки, пока сквозь лед.
Слышу разноцветный шепот далеких осенних лесов, опавший, умирающий…
Слышу медвежьи сны, что исходят из теплых берлог.
Слышу песню завтрашнего ручья, спрятанного в снегу.
Словно щупальцами фантазии, слышу кожей, обонянием, нервами.
Мне не нужно оглядываться направо и налево.
Гора сама входит, всасывается в меня, я сам становлюсь горой.
Поэт — медиум, транслятор наших смутных ощущений. Чрезмерная жизненность Дары размывает, прерывает течение этих невидимых волн.
— Снег еще даже не улегся как следует! — громко замечает она.
Никто ей не отвечает, будто и не слышит ее. Пушистые снежные пласты, наметенные с ночи, поглощают наши шаги. Мы словно и не существуем. Безмолвие — отклик на нашу инстинктивную тревогу. Общее молчание людей и природы утешает даже нашу сорви-голову Дару.
Мы невольно прислушиваемся внимательнее к своим шагам. Снег свежий и крошащийся от мороза. Снег-шептун. Он словно хочет нас предупредить о чем-то своим неуловимым шепотом.
Запыхавшийся вожак останавливается. Снег под ним смолкает. И в этом внезапном молчании таится какой-то тревожный сигнал. Вожак — опытный альпинист, понимает язык снега. Одним лишь взглядом, обращенным скорее вовнутрь, к своим собственным чувствам, он оценивает опасность. Вершины гор нависают снаружи и изнутри — в нас самих.
Но твердым шагом вожак Найден затаптывает тихие снежные предупреждения. Упрямо шагает вперед. Нет, он не поддастся этим недомолвкам природы. Любой ценой осуществится задуманное.
Кипящий энергией и юной силой Горазд менее других вслушивается в намеки снега. Пожалуй, сила опасна для своего носителя: она притупляет почти неуловимую утонченность восприятия. И кроме того, Горазд влюблен. Настоящий глухарь на токовании! Горазд исключает малейшие колебания:
— Теперь или никогда!
— Отсюда — на Памир! — кричит нетерпеливый Бранко.
— Погода ухудшается! — замечает Суеверный.
Асен спешит подкрепить свои сомнения цитатой:
— Девиз японских альпинистов: «Вернись, чтобы пуститься в путь!»
Но Дара и мысли не допускает о возвращении, а может быть, это все — ее пристрастие к противоречиям:
— Вот еще один откажется, и все пропало! Целый год нормы сдавали!..
— Целый год прошел напрасно! — дурачится Насмешник.
Ему все позволено. Но нам-то нельзя принимать всерьез его слова.
Никифор, замыкающий, отвечает за правильное движение группы. Самолюбивый, он вычисляет нормы, достижения, минуты отдыха и все вписывает в блокнот. Для него единственное доказательство энтузиазма — колонки цифр. Он ободряет нас сзади, словно подгоняет:
— С каждым шагом здесь мы приближаемся к Памиру!
— А Памир отдаляется от нас! — хихикает Насмешник.
И каждый начинает ощущать какую-то неодолимую решимость. Мы должны идти. Почему? Чтобы выполнить задание? Нет, вовсе не это наш главный двигатель. Есть другое, необоримое чувство… Если уж мы тронулись в путь, мы уже не можем вернуться.
Сменяем первого в строю
Нам все тревожнее, и сменяем все чаще. Сменяем первого вторым.
Погода ухудшается. Тучи наплывают на гребни гор. Давит плечи.
Вожак, из последних сил прокладывавший первопуток, остановился, едва переводя дыхание. Он проявил почти нечеловеческое упорство. Он решил, что если он — вожак, то должен во всем опережать остальных.
Он мучительно вглядывается вперед. Горы все более замыкаются сами в себе, словно отказываются принимать нас. Открытое лицо Найдена преображается в немое отражение горы: непроницаемое дышащее неизвестностью. Он оборачивается к группе. Никто не останавливается, дожидаясь его решения. Мы шагаем, не сбавляя шаг. Мы приближаемся.
Вожак отстраняется, оступается в глубоком снегу, выжидает. Цепочка не меняет своего равномерного ритма. Мы держимся за этот ритм, как за некую внешнюю опору. Шагаем, глядя прямо перед собой. Вот сейчас пройдем мимо него, обойдем, как порушенный ствол.
