Манекен (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
На самом деле ничего загадочного во фразе тети Поли не было. По-украински она звучала: «Ты на мене був?», в переводе на русский: «Ты на мне бывал?» Мои родители, не пожелав мне объяснить перевод и смысл тети-Полиной приговорки, сами же и пострадали. Как-то к нам в гости пришел папин начальник с женой, их принимали по высшему разряду – мама налепила пельменей. Она была родом из Сибири, и лучше ее никто не делал пельменей в нашем дворе. Перед гостями я, конечно, выступила с кратким концертом – стихи Лермонтова и песня «По долинам и по взгорьям».
Папин начальник похвалил меня:
– Бойкая девочка!
Прозвучало невнятно, потому что он гонял во рту горячий пельмень, и мне показалось обидным столь краткое восхищение.
– А ты на мене буф? – огрызнулась я.
Пельмень выпал у начальника изо рта, его жена испуганно ахнула, мой отец закашлялся, мама покрылась красными пятнами, схватила меня за руку и потащила вон из комнаты, ругая неизвестно за что. Она потом говорила папе, что в воспитании детей нельзя оставлять белых пятен. Папа был полностью согласен: пробелы в моем воспитании уже не раз попортили ему кровь.
Тетя Поля мыла полы на лестничной клетке. Тогда никто понятия не имел об уборщицах подъездов, все убирали по очереди, по неделям. И попробуй кто-нибудь соринку в твое дежурство заметить! Тетя Поля презирала женщин, которые моют полы вприсядку, а тех, что пользуются шваброй, называла не иначе как лахудрами. Полы нужно мыть, согнувшись в поясе, положив кисти на тряпку, водить ими из стороны в сторону, волнообразными движениями собирая воду с грязью. Два раза мыть с большим количеством воды, потом вытирать насухо.
Подойдя к лестнице, я увидела колышущийся зад тети Поли. Она возила тряпкой и пела. Физическая работа почему-то всегда вызывала у тети Поли желание петь. Рассказывали, что она и тяжеленные вагонетки гоняет в шахте под репертуар Зыкиной. Тетя Поля развернулась, чтобы опустить тряпку в ведро, которое стояло на две ступеньки ниже. И тут увидела меня. То есть не меня, а плывущую вверх параллельно ступенькам голую одноглазую женщину, наполовину лысую. Тетя Поля взвыла, точнее, заскулила – истошно и одновременно беспомощно. В следующий момент тетя Поля плюхнулась на мокрую тряпку, поехала вниз, пересчитывая своим нехрупким чемоданным задом ступеньки. При этом она верещала тонко и жалобно. Я успела отскочить к перилам и пропустить мимо мчащийся сель из воды и тети Поли с задранной юбкой, под которой колыхались толстые бедра, обтянутые сиреневыми панталонами. С рекордной скоростью взлетая по ступенькам, я успела удивиться: как можно по доброй воле носить летом панталоны?
Сей предмет туалета был для нас, девочек, настоящим проклятием в холодное время года. За неношение панталон наказывали строго, потому что мы могли застудить придатки. Это обидно звучащее слово тоже не объясняли толком – мол, с больными застуженными придатками детей потом не будет. «Дети потом» были абсолютно эфемерны, а толстые панталоны из байки с начесом отравляли жизнь и портили внешний вид в настоящем. Придя в школу, мы заскакивали в туалет, стягивали панталоны и прятали их в портфели. Однажды мальчишки, сговорившись, стащили на перемене из наших портфелей чертовы панталоны. Бегали по коридору и размахивали девичьим нижним бельем как флагами. Акция началась в нашем третьем «В», потом к ней присоединились пацаны из третьих «А» и «Б» с такими же «транспарантами», украденными из портфелей одноклассниц. В школьном коридоре творилось что-то невообразимое: носились и вопили мальчишки, размахивая над головами разноцветными панталонами, учителя во главе с завучем тоже бегали и кричали, пытаясь отловить и усмирить хулиганов. Но те как с ума посходили, забыли в коллективном безумии про страх перед учителями. Конец панталонову бунту положили физрук и военрук. Прибежавший физрук оглушительно засвистел. Причем не дуя в свой свисток, тот так и остался висеть на веревочке у него на груди. Физрук приставил два пальца к губам и так свистнул, что у нас уши заложило.
Воспользовавшийся паузой, всеобщим онемением, военрук отдавал приказы командным голосом:
– Смир-р-рно! Прекратить безобразие! Стройся парами! Разоружиться! Складывай трусы на подоконник!
Подчинение командам старшего военного начальника, наверное, от рождения присуще мужчинам. У нас еще не было предмета «военное дело», военрука мы видели только издали. Его приказы не вызвали у девочек никакого трепета, только хихиканье. А мальчики все как один испуганно выстроились и зашагали складывать панталоны, названные военруком трусами, на подоконник. Мальчики были похожи на солдат, проигравших сражение и теперь сдающих знамена. После того как мальчишек строем развели по классам, девочкам было предложено разобрать свое белье. Мы сбились в кучку и не трогались с места. У бравого военрука наш тихий девичий протест, неподчинение приказу: «Взять свои трусы!» – вызвали растерянность. На помощь пришла завуч. Она стала называть нас по фамилиям.
– Катя Симоненко! Вера Панова! Возьмите свои панталоны!
Катя и Вера захлюпали носами, но не двинулись ни на шаг.
– Наташа Нестерова! – наступила моя очередь. – Где тут твои панталоны? Немедленно забери!
Я почувствовала тычки в спину и в бока. Это подружки призывали меня высказаться от их имени. Обычно им не очень нравилась моя манера всем затыкать рот и вещать самой. Но тут самое время проявить красноречие. Я, конечно, сильно волновалась. В подобном состоянии у меня до сих пор выскакивают неожиданные слова, цитаты и не всегда уместные выражения.
– Во-первых, – умно, по-взрослому начала я. Как раз осваивала понравившуюся конструкцию «во-первых, во-вторых…». – Я не знаю, где здесь мои панталоны. Они все одинаковые – розовые, голубые и желтые. Ассортимент наших магазинов разнообразием не отличается.
Последнюю фразу я слышала от мамы и, как оказалось, запомнила, хотя, что такое ассортимент, понятия не имела. Но панталоны продаются в магазине, значит, могут быть ассортиментом. Угадала: военрук вытаращил глаза: не ожидал от малявки такого словарного запаса. Дальше надо было говорить «во-вторых», а что говорить, я не знала. И опять пришла на помощь чужая фраза. Теперь – молоденькой докторши, которая пришла по вызову к нам домой, ей предложили комнатные тапки, а она скривилась: «Надевать чужую обувь негигиенично, можно заразиться грибком», – и достала из сумки свои тапки. Слова докторши показались мне верхом глупости: какие грибы в тапках? Негигиенично – это от гиены, что ли? У нас не то что гиены, даже кошки нет. В тот момент я пластом лежала с высокой температурой, и слова докторши должны были бы раствориться в лихорадке, однако, выходит, запомнились.
– Во-вторых, – с гордым видом продолжила я, – надевать чужие панталоны негигиенично, можно заразиться грибком.
– Эта девочка далеко пойдет, – вырвалось у военрука.
– Она пойдет в класс! – строго сказала завуч. – Как и остальные! Занять места за своими партами!
Я могла бы еще сказать и «в-третьих» – самое главное, но прикусила язык. Мы просто жутко стеснялись вернуться в класс с панталонами в руках. Девичья стыдливость – самое сильное чувство в детстве. Взрослые тетеньки об этом почему-то забывают.
Наверное, для педагогического коллектива проблема с перепутанными негигиеничными девичьими панталонами оказалась не простой. В самом деле, не отпускать же девочек на мороз без нижнего белья! И вызвать без подрыва авторитета три с лишним десятка родителей и предложить им захватить новое белье невозможно – телефонов у большинства нет, да и на работе люди. Но наши учителя не в такие переплеты попадали и благополучно выходили.
На последнем уроке каждой девочке, по очереди, велели идти с дневником в кабинет завуча. Там завуч указывала на груду белья и спрашивала:
– Какого цвета были твои панталоны? Голубые? Бери голубые, надевай без рассуждений!
И писала что-то в дневнике.
Девочка возвращалась в класс, нас распирало любопытство, но шел урок, и учительница пресекала попытки посторонних разговоров.
