Девятнадцать минут - Пиколт Джоди Линн (читаем книги онлайн .txt) 📗
По сравнению с ней, комната Джози имела спартанскую обстановку: книжная полка, письменный стол, комод и кровать. Покрывало напоминало бабушкино лоскутное одеяло в отличие от атласного покрывала Кортни. Если в комнате Джози и можно было определить какой-то стиль, то только стиль раннеамериканских пуритан.
– Просто другая, – сказала Джози.
– Моя мама дизайнер. Она думает, что именно об этом мечтают девочки.
– А ты?
Кортни пожала плечами.
– Я думаю, что эта комната немного похожа на бордель, но не хочу ее расстраивать. Подожди, я возьму тетрадь, и начнем…
Когда она вышла, Джози неожиданно обнаружила, что смотрит на себя в зеркало. Как завороженная она подошла к туалетному столику с косметикой и стала перебирать совершенно незнакомые тюбики и флакончики. Ее мама редко красилась, только губы иногда, и все. Джози взяла тюбик с тушью для ресниц и, отвинтив колпачок, провела пальцем по черным щетинам. Открыла флакон духов и понюхала.
В зеркале она увидела, как девочка, похожая на нее, взяла губную помаду – с надписью на этикетке «По-настоящему яркая!» – и накрасила губы. Лицо сразу же расцвело, стало живым.
Неужели так просто стать другим человеком?
– Что ты делаешь?
Услышав голос Кортни, Джози подпрыгнула. Она смотрела в отражение, как Кортни подошла к ней и забрала помаду из рук.
– Я… прости, пожалуйста, – пролепетала Джози.
К ее удивлению, Кортни улыбнулась.
– А вообще-то, – протянула она, – тебе идет.
У Джойи были лучше оценки, чем у младшего брата, он бью сильнее в спорте, чем Питер. Он был интереснее, сообразительнее, мог нарисовать больше, чем прямую линию. Он был из тех ребят, к которым тянутся на вечеринках. Была только одна вещь, насколько Питер мог судить (а он серьезно занимался этим вопросом), недоступная для Джойи. Он не выносил вида крови.
Когда Джойи было семь лет, и его друг, перелетев через руль велосипеда, сильно разбил лоб, сознание потерял брат Питера. Когда по телевизору показывали передачу о бригадах «скорой помощи», он выходил из комнаты. По этой причине он никогда не ходил с отцом на охоту, хотя Льюис обещал сыновьям, что, как только им исполнится двенадцать, он станет брать их с собой и научит стрелять.
Казалось, Питер всю осень ждал этих выходных. Он прочел все, что нашел, о винтовке, которую папа собирался ему дать-«Винчестер 94», рычажная, калибр 30–30, которая раньше принадлежала отцу, пока он не купил «Ремингтон 721» со скользящим затвором, калибра 30–06, с которым теперь ходил на оленя. Сегодня, в полпятого утра, Питер не мог поверить, что держит ее в руках, предусмотрительно поставленную на предохранитель. Он крался по лесу за отцом, и его дыхание замерзало в воздухе.
Прошлой ночью выпал снег, именно поэтому условия для охоты на оленя были идеальными. Вчера они ходили искать свежие царапины – следы, которые остаются на деревьях, где олени чешутся рогами и куда приходят снова и снова, отмечая свою территорию. Теперь оставалось только найти то же место и проверить, нет ли свежих царапин, не приходил ли олень снова.
Мир становится совершенно другим, когда в нем никого нет. Питер старался ступать в след отца, ставя ботинок точно в отпечаток, оставленный отцом. Он представлял, что он – солдат, выполняющий боевое задание. Враг рядом. И в любой момент может начаться перестрелка.
– Питер, – прошипел отец через плечо, – держи винтовку вертикально!
Они подошли к деревьям, где видели следы. Сегодня появились новые царапины от рогов, белая сердцевина дерева и свисающая светло-зеленая полоска коры были свежими. Питер опустил глаза вниз. На снегу было три цепочки следов – одни намного больше остальных.
– Он уже был здесь, – пробормотал отец Питера. – Скорее всего, идет за самками.
В брачный период олени не такие осторожные, как обычно, – они настолько сосредоточены на самках, которых преследуют, что забывают о людях, которые могут охотиться на них.
Питер с отцом осторожно шли по лесу, двигаясь по следам в сторону болота. Вдруг отец поднял руку – сигнал остановиться. Подняв голову, Питер увидел двух самок – одну постарше и одну годовалую. Отец обернулся и одними губами произнес:
– Не шевелись.
Когда из-за дерева вышел самец, Питер затаил дыхание. Олень был огромный, величественный. Его мощная шея несла груз шестиконечных рогов. Отец незаметно кивнул на оружие «Давай».
Питер неуклюже перехватил винтовку, которая, казалось, потяжелела на десять килограммов. Приставил ее к плечу и прицелился в оленя. Сердце билось так сильно, что винтовка вздрагивала.
Он ясно слышал инструкции отца, словно он и сейчас их нашептывал: «Целься под передние ноги, ниже тела. Если попадешь в сердце, то сразу убьешь. Если не попадешь в сердце, зацепишь легкие, тогда он пробежит не больше тридцати метров и упадет».
И тут олень обернулся и посмотрел на него, прямо в глаза.
Питер нажал на спусковой крючок и промахнулся.
Намеренно.
Три оленя одновременно вскинули головы, не понимая, откуда грозит опасность. Не успел Питер подумать, заметил ли отец, что он струсил – или просто решил, что Питер не умеет стрелять, – как прозвучал второй выстрел из оружия отца. Самки бросились прочь, а олень упал замертво.
Питер стоял над оленем и смотрел, как из его сердца выплескивается кровь.
– Я не хотел лишать тебя возможности выстрелить, – говорил отец, – но если бы ты начал перезаряжать, они бы услышали и убежали.
– Ничего, – сказал Питер. Он не мог отвести глаз от оленя. – Все нормально.
А потом его вырвало прямо в кусты.
Он слышал, как отец делает что-то за его спиной, но не оборачивался. Вместо этого Питер смотрел на снег, который начал таять. Он услышал, как подошел отец. Питер чувствовал запах крови на его руках и разочарование.
Отец похлопал Питера по плечу.
– В другой раз, – вздохнул он.
Долорес Китинг перевелась в эту школу в январе этого года.
Она была одной из тех ребят, которые появляются незамеченными, – не слишком красивая, не слишком умная, не срывает уроки. Она сидела перед Питером на уроках французского языка, и ее хвостик прыгал вверх-вниз, пока она спрягала глаголы вслух.
Однажды, когда Питер изо всех старался не уснуть, слушая, как мадам учительница объясняла спряжение глагола «avoir», он заметил, что Долорес села в чернильное пятно. Ему это показалось довольно смешным, особенно если учесть, что она была в белых брюках, и вдруг он понял, что это вовсе не чернила.
– У Долорес месячные! – выкрикнул он от неожиданности. Он вырос в семье мужчин – не считая мамы, конечно, – и менструация была для него одной из великих женских тайн, вроде тех, как они умудряются накрасить ресницы, не выколов глаз, или застегнуть лифчик за спиной.
Все в классе повернулись, а лицо Долорес стало таким же красным, как и ее брюки. Учительница быстренько вывела ее в коридор и направила к медсестре. На сиденье перед Питером была небольшая лужица крови. Учительница позвала уборщицу, но к этому времени класс вышел из-под контроля – шепот нарастал, как лесной пожар, обсуждали, сколько там крови и что Долорес теперь одна из девочек, о которых известно, что у них уже есть месячные.
– У Китинг течка, – сказал Питер сидящему рядом мальчику, и у того зажглись глаза.
– У Китинг течка, – повторил мальчик, и слова покатились по классу. «У Китинг течка. У Китинг течка».
Через класс Питер поймал взгляд Джози, которая в последнее время начала краситься. Она повторяла вместе со всеми.
То, что он принадлежал к большинству, подействовало на Питера, как гелий: он ощутил такую легкость внутри. Это он все начал. Вычеркнув Долорес, он стал частью круга.
В тот день за обедом он сидел в столовой вместе с Джози, когда к ним подошли Дрю Джирард и Мэтт Ройстон со своими подносами.
– Мы слышали, что ты видел, как все случилось, – сказал Дрю, и они присели рядом, чтобы Питер рассказал им все подробности. Он начал приукрашивать рассказ – чайная ложка крови превратилась в стакан, пятнышко на белых брюках выросло из скромных размеров в пятно невероятной величины. Они подзывали своих друзей, некоторые из них играли в Питером в футбольной команде, но ни разу не заговорили с ним за целый год.
