Лондон, любовь моя - Муркок Майкл Джон (лучшие книги онлайн txt) 📗
— Мы прокляты, синьор Данте! — Он глядит на афишу, на которой изображен собственной персоной, с торчащей бородой, в мефистофельском, красном, как кровь, плаще. — Мы прокляты! И вы знаете это очень хорошо. Но вот мы опять на ногах, опять готовы, опять веселы, синьор Данте. А на что еще нам теперь надеяться?
Чайник начинает слабо, неуверенно посвистывать. Это робкий призыв пойти и заварить чай. Он споласкивает фарфоровый заварной чайник кипятком, достает банку с индийским чаем и кладет три ложки заварки. Пар на секунду окутывает его лицо. Джозеф Кисс вздыхает и закрывает чайник крышкой.
Стена лаванды 1949
Вот уже семь лет миссис Газали лежит под присмотром врачей на своей кровати и видит сны. Стены палаты покрыты рядами зеленой и голубой плитки, между которыми вставлены мозаичные изображения святых, стилизованные под клейма византийских икон и выполненные еще в ту пору, когда Вифлеемская центральная больница находилась в ведении монахинь, а родственники пациентов беседовали с матушкой игуменьей. Но теперь это крыло называется просто особым, и лишь плитка на стенах и запах карболки напоминают о тех временах столетней давности, когда милосердие воздвигло этот приют для сумасшедших. Мэри лежит в самой дальней палате, а рядом с ней всегда сидит кто-нибудь, чтобы уловить признаки ее пробуждения или смерти. Некоторые сиделки отказываются от этой работы, другие же, напротив, сами на нее напрашиваются. Спящая миссис Газали похожа на святую. Ее милое лицо не искажено мирскими страстями, разбросанные по подушке рыжие кудри потихоньку растут, пока она спит. Их моет и стрижет старшая медсестра. Мэри одета в белое, и ее кожа кажется прозрачной, когда ее касаются солнечные лучи.
Сейчас рядом с ней сидит Норман Фишер, скучающий молодой санитар из главного крыла, до этого имевший дело лишь с теми, кого его коллеги называют шизиками. Эта работа является альтернативой армейской службы, которой он надеялся избежать как «отказывающийся по политическим или религиозно-этическим соображениям», но наткнулся на людей, еще сохранивших серьезность, присущую военному времени, и они дали ему шанс исправиться, предложив, на выбор, пойти либо в саперы, либо санитаром в психбольницу. Он подумал, что второе легче. Оказалось — труднее. Но вместе с тем и интересней, так что теперь он подумывает о карьере медбрата, поскольку есть много занятий и похуже, но нигде он не получит такой власти над людьми. Иногда здесь даже бывает забавно.
Мэри Газали начинает дышать чаще, как это всегда бывает, когда рядом с ней оказывается мужчина. «Она их боится, — считает сестра Кэти Додд, — но никто меня не слушает».
Норман Фишер принес с собой журнал комиксов — цветной, который можно достать только у тех, кто работает на американских базах. Эти комиксы — не чета черно-белым журнальчикам по три пенса за штуку, где историй-то хороших и не найдешь. Он не замечает в дыхании миссис Газали никаких перемен, потому что уже успел открыть номер «Мастер-комикса» и с видимым наслаждением начал читать «Встречу шерифов» с Уильямом Бойдом, он же Хопалонг Кэссиди. «Где-то в горах Твин-Ривер». «А ловко мы от них ускользнули после нашего последнего дела, Бронко». «Ага! Но сдается мне, что пора нам снова наведаться в городок, Чип!»
За окном этого крыла — огражденный стеной дворик, где в большом ящике из сосновых досок, покрытых слоем едкого креозота, сложены мусорные контейнеры; ящик накрыт просмоленной крышкой. Стена кирпичная, но сам дворик когда-то был садом, где проводила в размышлениях время матушка игуменья, и поэтому вдоль стены посажены кусты, и летом из окна ничего не видно, кроме златоцвета и лаванды. Старые растения сучковаты, неухоженны, но живучи и, кажется, будут расти здесь всегда. На приоткрытом окне натянута сетка от комаров. Не обращая внимания на аромат цветов, но уже слегка им одурманенный, Норман Фишер продолжает читать, шевеля губами. «Мне надо было раньше сообразить, прежде чем повернуться спиной к такой крысе, как ты. Но зато я знаю, чего ты заслуживаешь! БУМ! Раньше я никогда не видел таких мерзавцев в наших краях. Надеюсь, они не скоро здесь появятся!»
Норман читает медленно, смакуя развязку истории так, как иной смакует последнюю каплю вина. «Слушай, Хопалонг, окажи услугу. Если там, дома, узнают, что у вас с нами вышло, нам несдобровать. — Не беспокойся! Я не скажу ни слова. Мы, шерифы, должны держаться вместе». «Правду говорят, что ты классный парень!» (О новых удивительных приключениях знаменитого шерифа читайте в журнале «Хопалонг Кэссиди»! Ежемесячно, всего десять центов за номер). Норман переворачивает страницу и читает рекламу «Техники в иллюстрациях», а также рекламу знаменитых мичиганских гладиолусов (сто луковиц за доллар шестьдесят девять центов), прежде чем перейти к своей следующей любимой истории «Ниока — дитя джунглей и леопард». Дальше идут «Торговец Том», «Полковник Орн и Корни Кобб», потом снова рекламные объявления, затем «Дровосек» и «Новичок Фредди», а потом то, что Норман называет тягомотиной: две страницы текста — «Посвящение Блубстаттера» Рода Рида. И только после этого он начнет читать «Человека-пулю», «Летучего детектива» и «Медвежий Клык». Довершит его удовольствие «Капитан Марвел» — главный герой этого месяца. Норман, в отличие от большинства своих друзей, обожающих Супермена, — фанат Капитана Марвела. Кроме того, он предпочитает Лэша Лярю Хопалонгу Кэссиди, но приключения Лэша труднее достать.
Внутренний мир Нормана населен летающими героями, задиристыми ковбоями и их врагами с алчными физиономиями. Его пантеон включает Грозу Шпионов, Мэри Марвел, Коммандо-янки, Золотую Стрелу, Ибиса Непобедимого, Роки Лейна и Монта Хейла. Он страстно мечтает когда-нибудь поехать в Америку, где комиксы с приключениями его героев печатаются в неограниченном количестве. А пока у него есть еще два журнала кроме этого.
Пока Норман мечтает, миссис Газали лежит на своей белой гладкой постели и видит сны. Чистейший запах лаванды проникает через окно и заполняет палату. Ей снятся Солнце и люди, которые живут на нем, нежные призрачные создания, способные совершать на Землю лишь краткие визиты, поскольку там для них слишком холодно, даже в самом ядре. Они хотят, чтобы Мэри присоединилась к ним, манят ее, улыбаются. Она не может двинуться с места и качает головой. Мерль Оберон, в черном бархатном платье, с темными локонами, ниспадающими на ее белые плечи, с двумя нитками жемчуга на шее, с жемчугами и золотом в ушах, пытается отвести миссис Газали к солнечным людям, но ничего не выходит. Сейчас это невозможно.
Мерль нежна и внимательна как никогда, но даже она не в силах помочь. Миссис Газали словно заморожена. Это горний мир. Что-то вроде огромного парка, полного цветов. В парке она видит детей, но их лица неразличимы. Они смеются, и она уверена, что они счастливы, но в то же время этот парк слишком обычен для того, чтобы быть раем. Мерль касается руки миссис Газали. Она не должна идти туда, где сидят женщины в доспехах, легко и беззаботно о чем-то беседуя. Одна из них — Жанна д'Арк, другая сильно похожа на маркизу де Помпадур, но, поскольку одета не в костюм пастушки, сказать наверняка невозможно. Все они сменили наряды на железные доспехи и собрались на Войну. Они так добры к миссис Газали, что она заплакала и почувствовала себя беспомощной. Когда она идет дальше, Мерль Оберон остается ее единственной проводницей. Иногда появляются Кэтрин Хепберн или Луиза Райнер, Элизабет Бергнер, Джанет Гейнор, но только Мерль знает солнечных людей. Она их посредница. Вот лес с гигантскими разноцветными лилиями, туда ведет ее Луиза Райнер. Вот тихое, спокойное озеро с желтым песком — любимое местечко Джанет Гейнор. Здесь миссис Газали встречается со своими друзьями. Джанет Гейнор принимает лучших актрис Голливуда, элиту. В снах миссис Газали редко появляются мужчины. Ей совсем не хочется просыпаться.
Все записи сгорели в войну. Я слышу таинственный запах. Он ни на что не похож. Не понимаю, что это пахнет… Это здание? Да. Пахнет крыша. Плоская крыша. Не труба. Только крыша. Смешно. Такой сильный запах. О боже. Не могу продолжать. Что это горит? Бумага?
