Площадь диктатуры - Евдокимов Андрей (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
– После того, как встретил тебя в Москве, я уже не надеялся снова увидеть. Ты была такой…, такой недосягаемой и красивой, как Полярная Звезда в летнем небе, - говорил он, обнимая ее за плечи.
– Я вообще о тебе не думала. Было что-то неосязаемое, какое-то ощущение - женщины это чувствуют. Но это было не о тебе - как девичьи грезы, непонятно о ком.
– Я знаю, о чем ты говоришь, - сказал Горлов.
– Нет! Мужчины иначе все воспринимают, ты не можешь понять…
– Ты не права, - Горлов выбросил сигарету и, притянув ее к себе, поцеловал, едва касаясь.
Ее губы остались неподвижными; в них не было теплоты и мягкости - они не открылись навстречу, но все же, - он это чувствовал, - отвечали на его поцелуй.
Отодвинувшись, Лариса смотрела на него широко раскрытыми глазами - в них вспыхивали, отражаясь, огоньки встречных машин.
– У нас в эскадрилье все просто с ума сошли на сексе. На всех ночевках кто-то с кем-то спит, иногда меняются партнерами, а в полете девчонки перемывают мужикам косточки. А я не могу, мне от этого противно до тошноты.
– Ты часто изменяла мужу? - спросил Горлов.
– Это нечестный вопрос! Я ведь не спрашиваю, как ты относишься к своей жене.
– Но я спрашиваю, - настаивал Горлов. Ему вдруг показалось это очень важным.
– Ты хочешь сказать, что тебе небезразлично?
– Точно не знаю. В ресторане ты очень хорошо сказала… вспомнил, именно так: "Тебя я за плечи возьму, я сам не знаю - что к чему!" Хотя, нет. Сейчас я точно знаю одно - я хочу тебя! Боюсь, ты смутишься, если рассказывать подробно. Но теперь вижу, что это случилось, как только тебя увидел - тогда, в первый раз!
– Боренька! - прошептала она. - Боренька! Никогда не говори мне ничего пошлого и ненужного. Я цепенею от лжи и гадости. И ни о чем сейчас не спрашивай. Я сама тебя найду, когда буду готова, когда переживу… Если бы ты знал, как тяжело тебя отпускать!
Он почувствовал, что она вот-вот заплачет, и погладил ее по волосам.
– Обещаю! Обещаю, я буду ждать, и все будет хорошо, - сказал он.
Еще на въезде в город дождь сменился частым снегом. Крупные хлопья летели навстречу, слепя под дальним светом фар. Мостовая и тротуары уже укрылись белым покровом, и на их фоне дома казались совсем черными с блекло-желтыми пятнышками окон.
– Оглянуться не успели, как зима катит в глаза, - нараспев промолвила Лариса.
– Мне кажется, что я теряю тебя, - сказал Горлов.
– Не знаю, что будет, но сейчас я очень боюсь. Так боюсь, что коленки дрожат. Дай мне время все осознать. Никогда не думала, что может быть так сложно.
Остаток пути до его дома они молчали, держась за руки. Машина остановилась, она долго и внимательно посмотрела на него.
– Не забывай! - Горлов не услышал, скорее, угадал движение ее губ, почувствовав отчаяние, будто расставался навек, как на похоронах.
Уже распахнув дверцу, он сунул водителю скомканную пачку десяток: "Проводи до дверей. Если с ней что-то случится, я… Я из-под земли вырою!"
Подходя к парадной, Горлов посмотрел вверх и увидел свет в окнах своей квартиры. Ему стало неловко, он подумал, что впервые в жизни не хочет видеть жену и детей.
Он долго стоял под сыплющимся сверху снегом. На улице было тихо и сиротливо, как на картинках в Рождественскую ночь. Он вспомнил Ларису, ее лицо, будто много раз видел во сне, и понял, чего она так боялась. Это был страх перед тем, что может случиться. И страх от мысли о только что пережитом. Он будто прочитал ее мысли, и ему тоже стало страшно.
– Привет! - Горлов увидел вышедшего с собакой соседа. - Что ты тут делаешь? Занесло тебя, Боря, как Деда Мороза.
Едва он нажал кнопку звонка, как услышал топот и крики: "Папа приехал! Папа приехал!"
Дверь открылась, и, пряча от жены лицо, он схватил Никиту и поднял его так высоко, что тот завизжал от удовольствия.
– Наконец-то! Пока ты ехал, совсем остыл пирог, - не замечая, что невпопад, сказала Нина и подставила щеку. - Не целуй - запачкаешься, я вся в муке!
Он лег спать первым, но не смог уснуть, слыша, как возится Нина, укладывая детей. Потом свет всюду погас, в ванной прошумела и смолкла вода. Через несколько минут он почувствовал ее рядом и, повернув голову, увидел в полутьме лицо жены. Она что-то прошептала, обнимая его крепко, будто радовалась, найдя то, что искала.
После она сразу заснула, тесно прижавшись к нему спиной, а Горлов мучился удивлением, почему страсть к другой женщине делает супружескую близость такой завершенной. И что такое измена?
Он видел Ларису, ему слышался ее голос, и он не заметил, как провалился в сон - обесцвеченный и беззвучный.
2.14. Обмирает душа на крутых виражах
Рубашкин позвонил, прорезавшись сквозь утренний сон тревожной трелью междугородней связи.
– Так тебя еще не арестовали? - спросонья буркнул Горлов.
– Меня? Никто и не собирался, а вот почему ты до сих пор не звенишь кандалами - большой вопрос!
– Пока ты на свободе, мне кандалы навешивать не за что, - ответил Горлов, сообразив, что если Петра не взяли, то и ему опасаться нечего.
– Если я шпион, то ты - круглый дурак. Из тех, которым всегда везет, - рассердившись, закричал Рубашкин.
– Ничего не понимаю, - сказал Горлов.
– Поймешь! Завтра встань пораньше и купи "Литературную газету", - в Москве она уже продается. На четырнадцатой странице прочтешь о себе много интересного - может, тогда поумнеешь!
– Так ты в Москве? - спросил Горлов, но в трубке уже зудели частые гудки отбоя.
Повесив трубку, Рубашкин перешел к внутригородскому таксофону и набрал номер редакции.
– Пожалуйста, позовите Щекочихина!
Он долго ждал, слыша смех, гул голосов, треск и шумы в телефонной линии.
– Слушаю!
– Это Рубашкин! Прочел, все очень здорово. Спасибо, Юрий Петрович! Вы даже не представляете, как важна ваша статья.
– Напечатать - это полдела, даже четверть. Главное - результат. Будешь в Москве - заходи. И привет всем питерцам. Извини, старик, тороплюсь! Всего!
Рубашкин пожалел, что Щекочихин не захотел с ним встретиться. Но обиды не было. В конце концов кем был Петр для знаменитого на весь Союз очеркиста? Обычным посетителем, одним из многих. Это для него сегодняшняя статья -событие, а для Щекочихина - мелкий эпизод. Статья напечатана - забудем!
"Научусь ли я писать? Как Щекочихин, конечно, никогда не получится - слишком поздно начал", - на душе стало горько от сознания собственной ничтожности. В обыденной круговерти Петр не успевал задуматься, правильно ли сделал, бросив спокойную, с неплохой зарплатой работу.
– Четвертый десяток, а суетишься, как мальчишка! Ради чего? Ради дурацкой писюльки - чтобы ее в газете разглядеть, микроскоп нужен! И цена ей - три рубля вместе с налогом, - выговаривала ему жена.
"А может, она права, и пора бросить? Но что тогда делать? Инженером нигде не возьмут, разве, что мастером в жилконтору," - думал Рубашкин, стоя на ступенях Центрального телеграфа. Перед ним гудела и чадила выхлопным газом главная улица столицы. По ней взад и вперед двигались толпы людей, большинство - нагруженные сумками и узлами. Казалось, полстраны ринулось сюда в поисках масла, колбасы, заморских апельсинов и югославской или чешской одежды. Среди них безошибочно узнавались москвичи: они шли уверенно и неторопливо. Служащие Моссовета и расположенных поблизости министерств несли только папочки или плоские портфели из кожзаменителя, ловко обходя приезжих - их заботы были чужды и непонятны, ведь дефицитные продукты и вещи доставлялись жителям столицы к месту работы и распределялись через профкомы и месткомы согласно занимаемой должности и близости к начальству.
Подойдя к переходу, Рубашкин на миг увидел свое отражение в тонированном стекле проезжавшей "Волги" - кургузое пальтецо, давно примятая шляпа, скрученный набок, вылинявший шарф, брюки с пузырями на коленях - и ему стало противно.
