Ванго. Между небом и землей - де Фомбель Тимоте (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Этель нравилась именно такая, роковая любовь.
Рональд и Бет Кэмерон никогда не сомневались, что Этель выйдет замуж за их Томаса. Еще бы — такой идеальный брак для обоих семейств: два обширных имения на двух берегах Лох-Несс! Смерть родителей Пола и Этель Кэмероны расценили как знак судьбы. Они проявили самое нежное участие в осиротевших детям. Да и почему бы не проявить участие, если взамен вы получаете признательность этих людей…
К тому же Кэмероны почувствовали некоторое облегчение: как ни странно, они побаивались отца и матери Этель, находя их «необузданными». Разумеется, они никогда не произносили этого вслух, обходясь другими определениями, вроде «высокомерные», «порывистые», и только в крайнем случае давали волю эмоциям: «Да, ты прав, Рональд, будем называть вещи своими именами: они претенциозны».
На похоронах леди Кэмерон шепнула мужу на ухо расхожую фразу: «Это должно было случиться», намекая на то, что покойные вели слишком неосторожную жизнь — чересчур блестящую, чересчур насыщенную.
Однако эта внезапная смерть ни на йоту не изменила намерений Кэмеронов женить Томаса на Этель. Напротив.
Став наследницей родителей в двенадцать лет, Этель неожиданно сделалась чрезвычайно богатой невестой, что в глазах Кэмеронов отнюдь не являлось недостатком.
И теперь, сидя в своей ложе, мать Тома уже видела в мечтах кучу маленьких Кэмерончиков, которых подарит ей эта милая пара. Закрыв глаза, она представляла себе будущих внуков — хорошо бы девятерых или целый десяток. И пусть все как один будут похожи на своего отца. Даже девочки.
А сэр Рональд мысленно хвалил себя за удачную идею — пригласить Этель в Париж на весь июль. Они часто проводили лето в разных городах — в Вене, Мадриде, Бостоне. А в этом году сняли апартаменты напротив Эйфелевой башни, в самом шикарном квартале — между дорогими магазинами, Оперой и Лоншанским ипподромом.
Это приглашение было для Этель как нельзя кстати: оно позволяло ей, живя в Париже под покровительством Кэмеронов, продолжить поиски Ванго и притом не вызвать подозрений у брата.
Пол был очень удивлен энтузиазму, с каким Этель покидала Шотландию, — ведь она все больше отдалялась от Тома Кэмерона и терпеть не могла его родителей, чего даже не скрывала.
Но Этель не поехала во Францию вместе с ними. Она сказала, что предпочитает добираться до Парижа на своей машине; на самом деле ей нужно было сделать небольшой крюк, чтобы побывать в Германии и расспросить Хуго Эккенера.
Во время их ужина на Боденском озере он ровно ничего не сообщил ей о местонахождении Ванго, хотя в какой-то момент она заподозрила, что ему кое-что известно. Итак, она приехала в Париж двумя днями позже.
Театры сменялись музеями, а музеи — скачками; подходила к концу третья неделя пребывания Этель в Париже. Она таскала Томаса на балы, а там скрывалась от него на весь вечер. Ночью 14 июля [39] ей удалось проехать через весь город так, чтобы все время слышать звуки аккордеонов. Повсюду на улицах танцевали люди. На рассвете Этель обнаружила Томаса мирно спящим на скамейке.
В обществе уже начинали ее замечать, о ней писали в газетах. Один светский хроникер взял за правило кончать свои ежедневные летние репортажи словами: «И, как всегда, мы видели в зале загадочную молодую девушку…» или «Тем хуже, если оркестр фальшивил, — она была там».
Папаша Кэмерон, читавший французскую прессу, намекнул Тому, что журналист заслуживает вызова на дуэль. Но его сын и супруга сочли, что с этим можно и повременить.
А Этель даже не узнала об этом случае. У нее было слишком много других забот.
Еще до отъезда из Шотландии она предупредила Кэмеронов, что ей иногда придется отсутствовать на светских мероприятиях, чтобы навещать тетушку, жившую в центре Парижа, на острове Сите. Старшие Кэмероны сперва выказали недовольство, но потом, узнав, что тетушка очень богата, очень стара и бездетна, даже поощрили это благородное намерение.
Итак, однажды Этель села в автобус и отправилась на набережную Орфевр в двух шагах от собора Парижской Богоматери.
Старую тетушку звали Огюст Булар.
Этель хотела узнать у него, есть ли новости в деле Ванго.
Однако в комиссариате она встретила только лейтенанта Авиньона — сам Булар отсутствовал.
— А завтра он будет здесь?
— Нет, мадемуазель.
Авиньон узнал Этель. Он усадил ее в кабинете Булара, но она тотчас вскочила на ноги и стала прохаживаться по комнате, разглядывая папки, бумаги и фотографии на стенах.
— Где же он?
— Этого я не могу вам сказать.
— А когда он уехал?
— Вчера.
— И куда же?
— Я же сказал, что…
И оробевший Авиньон протянул руку к папке, которую девушка начала листать.
— Прошу вас, мадемуазель…
— Месье?
Его мизинец случайно коснулся мизинца Этель. Она не шевельнулась, а лейтенант густо покраснел. Когда он был уже на грани обморока от смущения, она наконец убрала руку.
— Значит, он все еще в отпуске, этот месье Булар. Мне кажется, зимой я видела его в полосатом купальнике на берегу Боденского озера.
— Нет, это он… по работе, — пролепетал Авиньон, вытаращив глаза от одного только упоминания о своем шефе в полосатом купальном костюме.
— Тогда где же он в конце концов?
— Я уже объяснил, что не могу этого сказать.
— Да нет, вы уже сказали.
Авиньон даже подскочил. Что он такое сказал?
— Я шучу, — вздохнула Этель, вытаскивая из пробковой доски кнопки, державшие рисунок. — Это вы его скопировали?
— Да.
— Недурно.
Это был портрет стрелка, который Этель набросала пятнадцать месяцев назад и отдала комиссару в зале «Курящего кабана».
— И скоро ли я смогу увидеться с комиссаром?
— Через две недели.
От неожиданности Этель даже уронила портрет.
— Через две недели? А если у меня срочное дело?
— Могу только повторить, мадемуазель: приходите через две-три недели.
Тем временем Булар уехал за единственным свидетелем, способным установить личность Виктора Волка. Для него не было более срочной задачи, чем эта. Он уехал один, не сообщив ни одной живой душе, куда направляется. Даже своему верному Авиньону.
Этель подняла с пола рисунок и вгляделась в лицо убийцы. Лицо состояло из трех фрагментов. Она вопросительно взглянула на Авиньона.
— Да, — ответил лейтенант, — я рисую усы и волосы на отдельных листках. Это самые простые изменения внешности, на которые идет преступник, находящийся в розыске, — состригает волосы или сбривает усы.
Гордый своей выдумкой, он достал коробку с картонными изображениями разных причесок, бород и бакенбард, которые можно было комбинировать при составлении словесных портретов.
— Вот, глядите, это совсем просто. Я часто этим пользуюсь.
Этель положила картонки на письменный стол и несколько минут поиграла ими, то добавляя русскому усы, то убирая их.
— Ну вы и хитрец, лейтенант! — сказала она.
Авиньон снова залился румянцем. Этель направилась к двери.
— Вы не оставите записку комиссару? — спросил Авиньон, провожая ее к выходу.
— Нет, я приду сама. Спасибо.
И она крепко пожала ему руку.
Вернувшись в кабинет, Авиньон с улыбкой обнаружил, что Этель приставила к лицу стрелка длинные косы вокруг головы на эльзасский манер и жидкую бороденку, какие бывают у старых китайцев.
Несколько минут он сидел погрузившись в мечты. Эта девушка словно сошла со страниц какого-нибудь романа. Даже аромат ее духов, и тот казался нереальным.
А Этель, сев в автобус на набережной Больших Августинцев, вынула из сумки тоненькую, почти невесомую коричневую папочку, найденную на полке в кабинете Булара. На обложке было написано одно слово: КРОТИХА.
А ниже — еще два, подчеркнутых красным: «Пустой след».
Это было единственное досье, вызвавшее интерес Этель; оно попалось ей на глаза по чистой случайности. Досье на девушку, которая близко общалась с Ванго.
