Сказки для парочек - Даффи Стелла (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗

Посылают за королем, и он прибегает запыхавшись. Королева возлежит на окровавленных атласных простынях в царственной славе. К появлению короля младенца отмыли и выложили голенького на материнскую грудь. Потрясенный король замирает и опускается на колени перед ликующей королевой. Повитуха, колдуя, ошиблась. Наверное, все-таки зря они удалили аппендикс тому парню. Король с королевой и без аппендикса получили, что хотели. Годы осточертевших бутербродов с медом в конце концов оправдали себя. Особая диета принесла успех, и сперма Его Величества стала поистине чудодейственной. Ребенок — не просто девочка, это гермафродит. Громовая весть разносится по стране. Цель достигнута! Королева-мать и ребенок чувствуют себя хорошо, с гордостью объявляет отец, Ее Величество подарила жизнь крепышу Оба.

Кошка облизнулась. Кушла лизнула Дэвида. Дэвид зализывал ее раны.

45

На этом месте не всегда возвышалась башня. На этом месте не всегда жили люди. До шестидесятых годов на плоскости, узурпированной башней, пролегала обычная лондонская улица с длинными симметричными рядами викторианских домов. Каждый домик начинался общей комнатой и заканчивался кухней, уборная отдельно, на улице. В каждой комнате цвели розы до потолка, красовались лепные карнизы и камины из кованого железа — камины, которые теперь легко уходят на аукционах за тысячу фунтов. Подлинность не ценилась столь высоко, когда она была современностью. Подлинность не ценилась столь высоко и тогда, когда строители сносили ее гигантскими стальными шарами. Там, где стояли впритык двадцать восемь домов с огороженными садиками, теперь на глубоком цементном фундаменте расселась многоквартирная башня. Вряд ли пластиковые дверные ручки и бетонные перекрытия когда-нибудь достигнут сияющих высот своих викторианских предшественников. Даже если им позволят продержаться столь же долго.

Домов больше нет, как нет и полей и лесов, что некогда простирались в этой части города, но сегодня Кушла открыта мнимому простору, и прошлое гурьбой врывается в ее сознание. Она открыта пристальному взгляду принца, и видит в его глазах бесчисленных оборвышей с диккенсовских гравюр, что дерутся или играют; видит молчаливые викторианские пары, осуществляющие свою исключительную прерогативу — воспроизводение потомства; видит юношей и девушек — как они шепотом делятся секретами за закрытыми дверьми и как оступаются в запретную сексуальность в высокой траве, под старым дубом. Кушла слушает Дэвида, рассказывающего о своем долгом путешествии к ней, о том, сколько дорог он исходил, пока нашел ее. Кушла слышит приглушенный плач младенцев; горестный вой матери, потерявшей ребенка; задушенный мужским плечом вскрик девушки, только что потерявшей девственность. Если бы Дэвид не так увлеченно ласкал ее тело, она бы почувствовала их боль. Но Дэвид слишком увлекся. И ничего другого Кушла уже не чувствует.

Она льнет к его коже, мурлычущей кошкой трется о его тонкие ноги, тонкие руки, изгибается и запрыгивает на колени его желания. Это кошку он не прогонит. Принц наполовину гол, наполовину одет; узкая грудь с пересчитанными ребрами обнажена; ноги затянуты в брюки, носки и ботинки с толстыми шнурками и двумя слишком длинными рядами дырок — с такими ботинками сексуальная спонтанность, пожалуй, исключена. Он рассказывает, а она снимает с него ботинки, торопясь изо всех сил, и все же опаздывает на полчаса. Он рассказывает о Стоук Ньюингтон и Хайбери Филдз, о крышах лондонских автобусов; а она стягивает с него носки, обнажает ступни, непривычные к огромным расстояниям его рассказов, мозоли расцветают под ее прикосновением, она зацеловывает их, слизывает боль, успокаивает языком.

Кушла расстегивает ремень, обнимает широкую мужскую талию и натыкается на тяжесть охотничьего ножа. Она неуверенно смеется. Она чует Дэвида, но не знает, кто он такой. Она лишь знает, что должна взять его, насладиться им, ей необходимо вкусить его плоти, его костей. Ее голые пальцы опускаются на охотничий нож и сквозь кожаный футляр нож нападает на нее — костяная рукоятка с ручной резьбой доведет дело до конца, даже если принц забудет о своей миссии. С врожденной семейной целеустремленностью нож режет и протыкает Кушлу, бедренная кость дедушки верна семейному долгу. Кушла в изумлении отступает. Кровь из раненого указательного пальца стекает на деревянный пол. Собирается в красную лужу, медленно разрастается и впитывается в древесные волокна. Еще одна капля вот-вот упадет с изумленной руки Кушлы, и Дэвид подносит ее палец к губам, ловит каплю крови и глотает ее. Его Высочество мучает жажда, сегодня был трудный день.

Дэвид пробует кровь сестры, и жидкое железо вырывает его из забытья вожделения, принц мгновенно приходит в сознание. Рассудок возвращается к нему, и нож, пихавший хозяина в спину, прыжком перемещается в его правую руку. Дэвид делает шаг назад, низко кланяется и представляется:

— Ваше Императорское Высочество, моя досточтимая сестра, я поистине в восхищении от знакомства с вами.

Теперь Кушла знает, кто он. Теперь ее мозг знает то, что кожа знала с того момента, как он дотронулся до нее. Искушенная в дворцовом протоколе Кушла делает книксен, но успевает лишь наполовину согнуть ноги, как вмешивается рассудок. Она еще не ответила на приветствие, а принц уже хватает ее за шею, наматывает на руку длинные светлые волосы, рывком притягивает к себе и ножом рассекает рубашку на ее груди. Маленькое незаконное сердце бьется от любви и ужаса. Оно чует запах лезвия.

Внезапно Кушла понимает, что ненависть к сердцу прошла, что она хочет оставить его, сохранить. Она отталкивает Дэвида, но ее пальцам нравится прикасаться к нему. Она кусает его щеку, но зубы предлагают только поцелуи. Сердце растет в ее груди, набухая, стремительно заполняет место, оставленное предыдущими сердцами. Сердце знает, что его час близок, и все же не может позволить Кушле оттолкнуть Дэвида. Оно колотится о стенки полости, борется в ожидании исхода. Сердце растет с каждой упавшей каплей крови с пальца принцессы. Оно заполняет полость; Кушла задыхается, для легких, селезенки не остается места. Сердце сокрушает все прочие органы, Кушле не хватает воздуха, она цепляется за Дэвида и за себя, рвется недвижимо на волю. Ей больше нечем дышать, больше некуда бежать. Кушла стала сердцем.

Дэвид видит, как сестра умирает у него на руках. Его работа — вынуть сердце, пока оно бьется. Он может сделать это прямо сейчас. Кушла бледна, столь же бледна, как и он. Она падает на пол. Дэвид мог бы легко разрезать ее. Она упала рядом с каплями крови. Кровавая лужа расползается на древесных волокнах. Кушла умрет, если Дэвид ничего не предпримет. Он не хочет удалять сердце. Ему нравится, как оно бьется, нравится сила сердечных ударов. Все молекулы, что образуют принца, жаждут вернуть Кушлу к жизни; хотят, чтобы она очнулась, коснулась его, поцеловала, взяла его. Кушла без сознания, а Дэвид влюблен. Королева ожидала большего от своего единственного сына.

К счастью, нож знает, что делать. Он направляет руку Дэвида, опытным лезвием надрезает плоть, разбухшее сердце пульсирует в узком отверстии. Кушла кричит, приходя в себя; сердце молотит воздух; оно наполовину внутри нее, наполовину снаружи. Дэвид хватается за сердце, уперев босую ногу в грудь Кушлы. Он тащит сердце, толстое и гладкое, — руки крепко обхватили пульсирующую массу; Дэвид пригвождает Кушлу к полу и выдергивает сердце. Длинные щупальца с корнями выдираются из глубин; ноги и руки Кушлы, раздираемые изнутри, скрючиваются, спина выгибается навстречу брату, она смеется и кричит в агонии и благодарном облегчении. Дэвид смыкает ладони над сердцем, он крепко держит его, и Кушле нравится его прикосновение. Он дергает сильнее, она скрючивается на полу у его ног, древесные волокна вытягиваются и впиваются в нее, сдирая с настоящей принцессы плоть другой женщины. Напрягая силы, Дэвид делает последний рывок, выдирая последний корень из сотрясающегося тела сестры — женщины так неохотно расстаются с претензиями на сердечность. Дэвид в изнеможении прислоняется к стене; заляпанный кровью Кушлы, он вскидывает над головой трофей.