Вспять: Хроника перевернувшегося времени - Слаповский Алексей Иванович (читаем книги TXT) 📗
Независимо ни от чего! Просто — хватит!
— Отстань! — огрызнулся Владя и махом выпил полный стакан.
Посидел, охмелел и сказал с сожалением:
— А какие ножки были у этой маленькой, какие ножечки! Нет, завтра опять ее отыщу. И знаешь, что я думаю? Никакого завтра уже никогда не будет.
— Тогда ударь меня топором.
— Значит, ты сам не веришь в то, что ты не веришь, что завтра может быть завтра.
— Кто из нас пьяный, ты или я? — удивился Владя.
3 июня, воскресенье. И далее
СПАД УБИЙСТВ И ГРАБЕЖЕЙ
Лето кончалось, повернуло на весну, стало заметно холодать. В наших краях июнь вообще стал холодным, зато май теплее, а в апреле, наоборот, часто еще лежит снег, март стал самым зимним месяцем — с морозцем, скрипучим снегом, с гладкой и быстрой лыжней, если кто любит это удовольствие, февраль — ни то ни сё, январь сопливый, мокрый, декабрь подразнит снежком, но тут же раскиснет — в общем, и без всяких поворотов времени давно уже все стало неправильно, хотя как правильно, никто на самом деле уже не помнит. Может, как раз оно и есть правильно — так, как оно есть?
Миром, как известно, правят голод, любовь и любопытство.
С голодом было так же, как и раньше: имевшиеся продукты автоматически появлялись с наступлением нового вчерашнего дня. А у кого не было, у того и не было.
Любовь у многих стала одноразовой, легкость контактов дошла до полной непринужденности, объясняющейся тем, что молодеющие старики торопились наверстать упущенное, а молодые успели натешиться ввиду неумолимо приближающегося детства, а потом, возможно, и «минус-рождения».
Казалось бы, наступил рай земной: ничего не делай, ешь, пей, веселись. Но выяснилось, что всё не так просто. Упомянутый нами третий движитель, любопытство, было в кризисе. Любопытство в данном случае мы понимаем широко — от простого желания узнать, что будет дальше, до жажды открытий в областях науки, культуры, искусства, техники — вечной жажды, вызванной инстинктом выплеска и применения человеческой энергии, таким же сильным и непреодолимым, как инстинкт продолжения рода. Помимо этого человеку всегда было интересно, что произойдет с ним лично. Достигну — не достигну?
Сумею — не сумею? Обойдется — не обойдется? Повезет — не повезет?
И эта дверь, дверь в неизведанное, в будущее, оказалась наглухо закрыта. Что будет дальше, неведомо, что было раньше, в общих чертах знаем. Тоска!
Астрологи, гадательницы, экстрасенсы и прочие прорицатели, коих несметное было количество, потеряли работу. Правда, самые умные из них начали гадать в прошлое:
— Вчера, красавица, то есть завтра, встретишь ты красавца, которого раньше не знала, и будет он тебя нежно любить и позавчера, и позапозавчера, хоть и с перерывами, сама понимаешь, но будет тебе счастья с ним столько, сколько за всю твою жизнь не было!
Деятели шоу-бизнеса, как всегда, оказались самыми смекалистыми. Они стали работать в формате одного дня. То есть с утра композитор и текстовик сочиняют песню, днем певица и музыканты ее разучивают, вечером — концерт.
Или наскоро, бешеными темпами снимают с ночи до полудня кино, к вечеру монтируют, перед полночью — премьера.
Или модельеры задействуют всех своих мастеров, в поте лица конструируют новую линию одежды, вечером показывают…
То же было и в театрах, концертных залах, на выставках, где художники творили прямо в залах, на глазах у ценителей, критики строчили отзывы и запускали их в Сеть.
Все это, конечно, напоминало оркестр, играющий на тонущем «Титанике», но…
Впрочем, нет, плохое сравнение. Никто еще не тонул окончательно, люди еще держались.
И больше всего — за личное общение.
Проводились шахматные и шашечные турниры с партиями по пять минут и объявлением победителя в конце дня.
Грузчики Кеша, Василич, Рома и Жублов, страстные доминошники, стали собираться каждый день, затеяв бесконечный марафон, — все-таки занятие. К ним подтянулись другие. Вскоре весь Рупьевск был охвачен доминошной лихорадкой, устраивались квартальные, уличные, районные соревнования, а потом городское на ста двадцати столах.
Самое приятное в новостях и в жизни было то, что убийства и грабежи действительно пошли на убыль. Хозяева перестали охранять свои магазины, бросили их — товары сами по себе возникнут завтра, а деньги, которые могли быть выручены, исчезнут. Поэтому не было ни смысла, ни интереса бить витрины и сметать всё с прилавков. Заходили, как раньше, брали, сколько нужно (больше-то все равно не съешь), это даже стало похоже на прежнюю жизнь, только без оплаты. Убийства многим тоже приелись: сколько ни убивай врага, он завтра все равно жив, а маньяков, любящих сам процесс убийства, оказались единицы.
Да и они практически излечились: какое же это убийство, если невозможно убить? Нет того наслаждения!
Несомненно, влияние оказывала работа Мирового консультационного совета, о котором говорил Посошок и который оказался не его воспаленным бредом, а реально возникшей организацией, и Слава там стал одной из главных фигур, не выезжая при этом из Рупьевска по понятным причинам: ни до какого форума не успеешь добраться, вернешься в полночь домой (да еще с похмелья — оно, к сожалению. Славу не отпускало, но он терпел).
«Будущее — завтра!» — этот лозунг внедрялся в отчаявшиеся умы и души, вколачивая простую мысль о том, что, если ты совершишь что-то нехорошее сегодня, завтра тебе аукнется. Может, конечно, и не аукнуться, но разумно ли каждый день играть в русскую рулетку при помощи револьвера с двумя гнездами (строго говоря — каморами) в барабане: одно пустое, другое с пулей? Теоретики от математики тут же попытались вмешаться, доказывая, что на самом деле на одно гнездо с пулей приходится бог весть сколько пустых, но их жестко одергивали, риторически спрашивая, что им дороже: гуманистический пафос или любовь к отвлеченной истине? Математики умолкали, не смея честно признаться, что любовь к отвлеченной истине им дороже.
Постепенно вызревала идея: а нельзя ли каким-то образом приблизить, подтолкнуть Обратный Поворот? И тут опять впереди оказался Посошок. Он вспомнил детскую книгу, герои которой исчезли, потому что одновременно захотели исчезнуть. Зато потом они одновременно захотели вернуться — и вернулись.
Слава тут же рассказал об этом всем своим контактерам. Первая реакция была: насмешки, улюлюканье, издевательства.
«Это невозможно, потому что немыслимо!» — был общий приговор.
«А разве мыслимо то, что сейчас с нами происходит?» — спросил Посошок.
Некоторые призадумались.
Действительно, предложение абсурдное, но и то, что творится, — полный абсурд. Нелепый и абсолютно невозможный.
Число последователей идеи Посошка стало расти, появились рьяные адепты, возник конкретный план: попробовать договориться на определенное число и определенный час, чтобы всем вместе (с учетом разницы во времени) разом пожелать — хорошо бы вслух и хором — возвращения Земли на круги своя.
«Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом?» — хохотали скептики.
Но многие, очень многие ухватились за эту идею. Спрашивали Славу: сколько, по его мнению, людей должно участвовать в акции? Если всё население Земли, то это гарантированный провал. Если простое большинство — тоже сомнительно. Слава, поразмыслив, ответил, что, по его мнению, достаточно будет некоторого значительного, но неизвестно какого, количества разумных людей, желающих остальным добра.
Но разумных людей, желающих остальным добра, набиралось не очень много. То есть на самом деле если копнуть каждого, то каждый из этих каждых в душе — кто-то глубже, а кто-то у самой поверхности — и разумен, и желает остальным добра, но просто не знает этого.
Почему?
Потому что занят другими делами.
И часто не пустяками — не все ведь беззаботно погрязли в потреблении дармовых хлеба и зрелищ, были заботы насущные, требующие немедленного исполнения.