Будни хирурга. Человек среди людей - Углов Федор Григорьевич (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
– Если женщина ехала так далеко, – сказал я заведующему отделением, – то, наверное, у неё были на то причины. Приглашайте больную.
В кабинет вошла молодая женщина – на вид ей не было и сорока лет. Я попросил её рассказать о своей болезни.
– Я приехала к вам, потому что у меня всё время болит сердце. Я ничего делать не могу, а если чуть поволнуюсь, то совсем все бросаю, держусь за сердце руками.
– Обращались вы к местным врачам?
– И к местным, и к районным, и даже в область ездила. Сделают электрокардиограмму и, как ваши помощники, скажут, что сердце у меня здоровое. И отказываются лечить.
Я послушал больную. Особых изменений не было. Небольшая глухость тонов и несколько учащенное сердцебиение.
Попросил помощников сделать ей баллистокардиограмму, которая лучше всего определяет состояние мышцы сердца.
Через полчаса врач и больная вернулись. В руках у врача был сверток бумаг. Кривые, полученные при записи исследования мышцы сердца, показали значительные отклонения от нормы. Специалист сделала заключение: у больной третья-четвертая степень изменений.
– Расскажите нам о себе подробнее, – обращаюсь я к больной.
– Я обладала удивительным здоровьем. Студенткой была спортсменкой-разрядницей и не раз брала призы. Вышла замуж, родила сына и всё же спорт не бросала и на здоровье не жаловалась.
Но вот мой муж начал пить. С этого времени начались все мои беды. Однажды я простудилась. Мне врачи рекомендуют лежать, а я не могу. Муж приходит пьяный, мальчик в таком возрасте, что его страшно оставлять одного с пьяным отцом, вот и не лечилась. Но это всё прошло. Я крепкая. Поправилась. Хуже другое. Мальчик подрастал, ему нужны были книги, одежда, а муж всё пропивает.
Однажды сын, уже шестнадцатилетним мальчиком, поссорился с пьяным отцом, и тот выгнал его на улицу, на мороз и долго меня к нему не выпускал. А когда я наконец вырвалась, мальчик был чуть жив. Он сильно застудился, и у него получилось осложнение на ухо. Из ушка стала выделяться жидкость. Сходит в поликлинику, дадут какие-то капли, вроде получше, а совсем не проходит. Надо бы везти его в город, но не на что, да и боюсь мужа одного оставить – всё пропьёт. В прошлый год у сына обострились боли в ухе. Сходил он к врачу. Выписали какие-то лекарства, а он их не заказал. «Купил лекарство?» – спрашиваю. Сын мнётся: «Оно очень дорогое. Сейчас у меня нет денег, вот заработаю – куплю». – «Нет, не надо ждать. Надо купить сейчас же. У меня есть немного спрятанных от отца денег».
– Но, – продолжала женщина, – у моего мужа на деньги какое-то исключительное чутье. Куда бы их ни прятала, он обязательно найдёт и пропьёт. Так и в тот раз, денег не оказалось. Лекарство мы не купили, а через некоторое время боли стали меньше, хотя совсем не прошли. Летом сын со своими товарищами поехал на стройку. Писал хорошие, бодрые письма. И вдруг телеграмма от начальника отряда – сын внезапно скончался. На вскрытии – гнойник в среднем ухе, который прорвался в мозг…
Женщина долго молчала, закрыв глаза рукой. Молчали и мы.
– С того времени, – продолжала она, – сердце, которое лишь изредка беспокоило меня, теперь уж не отпускает.
Мы приняли больную в клинику и долго лечили. Месяца через полтора она, уезжая, зашла ко мне в кабинет, где я вместе с другими врачами принимал больных.
– Мне стало лучше. Спасибо вам. Но совсем боли не прошли. Как вспомню про сына или про ту обстановку, что ждёт меня дома, опять сердце заболит.
Помолчала. И затем снова заговорила, вспоминая прошлое:
– Пил он и до свадьбы, но пил немного и слушался меня. Бывало, скажу ему: «Довольно», он и рюмки не возьмёт. Любил меня очень. Мне бы тогда быть понастойчивей да требовательней, он бы и совсем бросил пить. А я всё уступала да всё прощала.
Однажды, ещё до рождения ребёнка, пришёл домой совсем пьяный. Мне бы уйти от него да предупредить строго, что если повторится, то жить с ним не стану, а я, глупая, сапоги с него снимала да ухаживала. Он куражится, а я уговариваю. Ну он и обнаглел. Убедился, что со мной можно не считаться. Вот и получила, что заслужила, – с горечью добавила она и, смахнув слезу, простилась и вышла.
Мы сидели, удручённые драмой женщины.
– Печальная история, – сказал я врачам. – А для нас ещё и поучительная. Вот она заявила, что у неё болит сердце. Но местные врачи не нашли изменений в её сердце и признали её здоровой. Некоторые из вас тоже ей не поверили. А не подумали о том, зачем здоровый человек поедет за тысячу километров в больницу? Если бы она была здорова, она бы поехала в Петергоф, пошла бы в Эрмитаж, Русский музей, а она часами сидит в больнице, ожидая приёма врача. Разве это не убедительное доказательство, что женщина больна, что сердце у неё болит, оно её тревожит настолько, что она оставила пьяницу мужа в квартире. Она знает: муж может всё пропить, он может поджечь квартиру. И всё-таки приехала. Разве это не доказательство, что она больна?
– Но может быть, Фёдор Григорьевич, сердце у неё не такое уж и больное, а просто «нервное», и сама она истеричка, – заметил один молодой кандидат, недавно успешно защитивший диссертацию.
Я возразил:
– А разве нервное сердце не больное? Оно человека беспокоит, оно не даёт ему жить и работать. Другое дело, что мы не умеем ни диагностировать, ни лечить «нервное» сердце. Так при чём же тут больной? Зачем же на него взваливать наше невежество?
Мы, конечно, не всё знаем, не всё умеем, но уж, во всяком случае, проявить к больному максимум внимания мы можем, и мы это обязаны делать. Здесь же, как вы сами убедились, больная оказалась более права, чем врачи. И достаточно было сделать дополнительное исследование, чтобы в этом убедиться. Почему мы не торопимся сказать, что мы ещё недостаточно грамотны в медицине, чтобы поставить более или менее сложный диагноз? Зато торопимся оттолкнуть больную словами: «Вы здоровы». Или: «Мы этого не делаем», «Мы это не лечим», «У нас нет условий для лечения таких болезней» и т. д. Скажут так больному и спокойны – считают, что они сделали своё дело. Теперь больной как знает, так и поступает, а мы своё дело сделали. И ведь это не только медицины касается.
Скажи «да» – это значит тебе надо что-то делать, давать какие-то распоряжения, что-то писать, кому-то звонить. А тут ещё начальник может сделать недовольную мину: дескать, много на себя берете, и так у нас дел хватает. А произнёсти короткое «нет», и не будет виноватых. Вот уж где оправдывается поговорка: «На нет – суда нет». Я бы только её переделал на другую: «За «нет» – суда нет». А жаль. Если бы за каждое «нет» несли ответственность, не приходилось бы вот так людям попусту ездить за тысячи километров.
Вот так сама собой возникла в моём кабинете беседа об этике врача, о его долге, о долге любого работника, ответственного за судьбы других людей, за судьбу порученного ему дела.
И никто мне не возразил. Слишком очевидны были доводы.
Любой пьяница – это обуза и позор для семьи, даже если он в нетрезвом виде и ведёт себя «нормально», то есть не буянит, не устраивает скандала. Пьющий человек, как правило, плохой производственник. Загляните в его трудовую книжку. Редкий долго задерживается на одном месте. Чаще всего он уже успел поменять несколько служб. И чем больше человек пьёт, тем чаще он меняет место работы. Нередко в трудовой книжке, чтобы с пьяницей не судиться и не делать скандала, администрация пишет: «По собственному желанию». На самом деле это увольнение за пьянку. И очень плохо делают руководители, не отмечая того, что человек заслуживает. В сущности, они обманывают государство.
Поступай они честно, пьяница был бы поставлен в такое положение, когда он или должен бросить пять, или его никуда не примут на работу. Посмотрите на выпившего человека во время работы, и вам станет противно находиться рядом с ним. У пьяного всё валится из рук, мешается чистое с грязным, дельное с мусором, и его пребывание на работе не только бесполезно, но и очень вредно во всех отношениях. А сколько брака, сколько несчастных случаев, в том числе и с человеческими жертвами, на производстве бывает по вине пьяниц! Причём страдает не только и не всегда пьяный, а нередко совершенно трезвый, ни в чём не повинный человек.