Блуда и МУДО - Иванов Алексей Викторович (читать книги регистрация TXT) 📗
– Я не понял, я чем-то хуже Банана и Пукса?
– Не лезь в мою личную жизнь! – тотчас вспылила Юлька.
Значит, с Пуксом у неё – личная жизнь, и с Бананом – тоже. А с ним? И вообще: лезть в постель и лезть в личную жизнь – это одно и то же или нет? Раньше Моржов думал, что одно и то же. Ну, у проституток не одно, так Юлька же и не проститутка. Они, блин, парочкой два месяца по Ковязину шастали… Или у Юльки сразу несколько параллельных личных жизней: первая – с Бананом и Пуксом, вторая – с Моржовым, третья, четвёртая, пятая – с кем-нибудь ещё?… Эдакая live-сортировочная… Моржов не стал углубляться в эти размышления, извинился и отпустил Юльку.
А наутро его посетили новые соображения. Вот Юлька сказала «Не надо!», и он отступил. А у неё появилась новая линия обороны. Теперь она могла требовать от него услуг ещё и ещё, в награду раздеваясь, а потом объявляя: «Не надо!» И он будет отступать. Потому что, отступив один раз, этим он сам обозначил допустимую для себя границу, и пересечь её без разрешения Юльки будет уже насилием. А насилия Моржов не любил. Изнасиловать Юльку он уже сто раз мог и без двухмесячного марафона.
Да сколько можно, ядрёный корень? Раздевая пьяную и податливую Юльку, Моржов думал, что победа близка, а вместо победы встретил новенький, отлично вооруженный дот. И тогда Моржов плюнул на Юльку, и ушёл окончательно, и взял Стеллочку так, как смог, – неумело, грубо и недобро.
…Кирпичные витрины супермаркета навевали какие-то оборонные ассоциации: линия Маннергейма, рейхсканцелярия… Для рейхсканцелярии супермаркет назывался несколько неуместно – «Нежный». (В Ковязине уже имелись «Добрый», «Любимый», «Семейный», «Дружный» и «Ласковый», а боезапас слащавости был ограничен.) У дверей магазина мужик в трико, пиджаке и бейсболке укладывал в кузов грузового мотороллера мешок вермишели – видно, собирался ехать в дальнюю деревню, в какое-нибудь Нижнее-Задолгое. Над крышами, липами и трубами кочегарок висело поразительно просторное небо с двумя облаками, слегка пожелтевшими от солнца, как от старости.
…В общем, у Моржова были все поводы ненавидеть Юльку. Ладно там – «не дала»; не она первая, не она последняя. Но на неё он, мальчик, надеялся: ждал, что она научит его любви в плотском, тёплом, нежном (как супермаркет) смысле этого слова. Она сама обещала это сделать. А он к тому же ещё и заслужил. Но Юлька этого не сделала, обманула. И Моржов так никогда и не смог испытать по отношению к любой своей женщине благодарности, потому что больше никогда и не ждал от баб ничего вменяемого, человеческого и разумного. Когда он хотел девчонку, он её и добивался – пусть даже осторожно, деликатно, а всё равно с безразличием к её мнению. Хватит: с Юлькой он слушался-слушался, да ничего не получил. Говоря как в учебниках литературы, Юлька не проявила по отношению к Моржову своих душевных женских качеств. Видимо, она считала душевные женские качества тождественными физиологическим. Однако физиологию Моржову неплохо растолковали Димон Пуксин с Санькой Бананом. И всё-таки Юльку Моржов хранил на солнечной стороне памяти.
Чуланская школа стояла в глубине двора и была компактной, как посылочный ящик. Моржов знал, что Юлька заведует школьным летним лагерем. У входа в школу на скамейке сидели и пили пиво три парня. Рубашки они сняли и обмотали вокруг талий, отчего казались крутобёдрыми, словно девушки топ-лесс. Тела у парней были белые, руки – тонкие, а головы – бритые и мятые. Под скамейкой в пыли валялся проколотый футбольный мяч, словно четвёртая, запасная голова.
Моржов вкатил велосипед в тёмный, прохладный вестибюль – от парней подальше. Дети, что содержались в лагере, сейчас наверняка спали в спортзале. Спортзал находился слева; Моржов пошёл направо. Юлька Коникова в одиночестве сидела в директорском кабинете за столом и пила чай.
Моржов остановился в дверях.
– Купила мама коника, а коник без ноги, – пропел он дразнилку времён их нелепых отношений.
Юлька оглянулась и просияла. Моржов вошёл и потребовал:
– Ну-ка, встань!
Юлька послушно поднялась, лукаво щурясь на Моржова. Моржов по-хозяйски осмотрел её спереди, заглянул за спину вниз.
– Проверяю, всё ли на месте, – сообщил он тоном завхоза.
– Ну и как? – горделиво спросила Юлька, быстро упёрлась рукой в пояс и оттопырила зад.
Моржова ещё в те давние времена потрясала какая-то лаконичная пластичность Юльки – всего два движения, но в них сгустилось и вспыхнуло столько обещания, что у Моржова, как встарь, закипело в голове. Юлька засмеялась и уселась за стол.
– Нужна более детальная экспертиза, – сквозь зубы вздохнул Моржов, усаживаясь напротив.
– Что это за намёки? – тотчас клюнула Юлька.
С переменой девичьей привлекательности на бабью Юлька, пожалуй, только выиграла. Как и многие женщины едва за тридцать, она раздалась вширь, зато яблочно округлилась. По мнению Моржова, Юльку испортила лишь короткая стрижка под мальчика. Моржов считал, что такая стрижка – знак недостаточного мужского участия в жизни женщины. Или переизбыточности её мужских обязанностей. Так сказать, метро-сексуальность, застрявшая в колдобине неналаженного быта.
Относительно Юльки Моржова это ободрило – как свидетельство его дополнительных шансов. Моржов напрягся, выпуская в Юльку целый рой флюидов. Контуры Юльки задрожали: это начинал формироваться мерцоид.
– Никаких грязных намёков! – отпёрся Моржов, зная, что боже его упаси сказать правду: всем планам крышка. – Пошли погуляем? Пообнимаемся, поцелуемся, как дети малые.
– Я же на работе, – с достоинством возразила Юлька.
– Свинти как-нибудь, трудно, что ли?
– Чужие проблемы, конечно, решать не трудно.
Моржов догадался, что Юлька автоматически включила привычный набиватель цены. Правда, сейчас (в отличие от первого захода) Моржов уже знал, чем заплатить проще.
– Тогда я тебя подожду, – сразу сбил цену Моржов.
Юлька быстро сообразила, что прогул и вправду ценится невысоко. Надо торговаться не за это. И вообще, нужны варианты.
– А что мы будем делать? – спросила она.
– Чего пожелаешь. Пойдём в кабак. Или на пляж. Или на набережную пить вино. Или к тебе домой. Или залезем на Спасский собор и будем кидать в прохожих кирпичами.
Юлька размышляла. Её мерцоид набирал плоти и цвета, а Моржов чувствовал, что раскочегаривается синхронно этому процессу. Моржов понял, что Юлька выбирает главное направление, по которому продолжится торг.
– Для кабака я не одета, – сказала Юлька. – На пляж и на набережную мне нельзя – я же учительница. А дома у меня ремонт.
Моржов знал Юлькины житейские обстоятельства, и ему тотчас захотелось встрять и помочь. Денег для Юльки ему было не жалко, а саму Юльку – жалко. В далёкой юности Моржов всегда прикидывал, как девушка станет смотреться его женой. Сейчас же ему всегда было интересно, как он сам может вклиниться женщине в её жизнь. А Юлька была не Милена, которую надо оплатить и потом убедить, что она отдаётся бесплатно. Юлька, принимая услугу, сразу принимала и красноту платежа. «Ремонт-ремонт… – подумал Моржов. – Сколько он может стоить? Если бригаду нанять – тыщ десять». Но ремонт – дело будущего… А сейчас, похоже, оставался только вариант со Спасским собором.
– Значит, никак не выходит пообщаться, да? – уточнил Моржов.
Юлька поняла, что сама себе наступает на подол.
– Н-ну, домой-то можно. – Юлька слегка отработала назад. – Если тебя не смущает извёстка там, обои…
– Чтобы не смущаться, мы зашторим окна и выключим свет.
Юлька с улыбкой закусила губу, внимательно разглядывая Моржова. Моржов видел, как Юлькин мерцоид теплеет стыдливым, пунцовым цветом. Моржов наскочил на Юльку так внезапно, что Юлька не успела выставить преграду в виде требования обязательных приседаний.
Но мерцоид Юльки, блин, молчал и даже начинал меркнуть.
– Борька, это наглость, – сказала Юлька. – Мы не виделись полгода. А ты заваливаешься и сразу тянешь меня чёрт знает куда. Ты хотя бы поинтересовался, как я живу.
