Уилт - Шарп Том (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
– Но вопрос об исчезновении миссис Уилт все равно остается открытым, – заметил мистер Моррис.
– Ах, милая Ева, – произнес доктор Боард задумчиво. – После того как я увидел так много такого, что, как мне казалось, было ею, то, если я буду иметь удовольствие ее встретить, я отнесусь к ней с изысканной вежливостью. Удивительно разнообразная женщина. А какие пропорции! Назову-ка я свою куклу Евой.
– Но полиция считает, что она умерла.
– Такие женщины не умирают, – провозгласил доктор Боард. – Она может лопнуть, но память о ней будет жить вечно.
Находящийся в этот момент в своем кабинете святой отец Джон Фрауд вполне разделял точку зрения доктора Боарда. Вряд ли ему удастся когда-либо стереть из памяти крупную и, судя по всему, голую женщину, которая появилась из-под ивы в конце его сада, подобно омерзительно большой нимфе, и пробежала через кладбище. Поскольку ее появление непосредственно следовало за привидившимися ему надутыми презервативами, его подозрение, что он слишком перестарался в смысле алкоголя, усилилось. Отказавшись от сочинения проповеди по поводу богоотступника протодиакона из Онгара (он собирался начать ее со слов «По их плодам вы их узнаете»), он поднялся и посмотрел в окно в сторону церкви. Викарий размышлял над тем, не надо ли ему туда пойти и посмотреть, нет ли там толстой голой женщины, но тут в поле его зрения опять попали камыши за полоской воды. Эти дьявольские штуки появились снова. Никаких сомнений больше не было. Он схватил бинокль и уставился в сторону камышей. На этот раз он видел их более четко, в них угадывалось какое-то неявное, но мрачное предзнаменование. Солнце стояло уже высоко, туман над проливом Ил рассеялся, и презервативы светились странным фосфоресцирующим светом. Эта незначительная деталь придавала им некое подобие одухотворенности. Более того, на них было что-то написано. Прочитать написанное было легко, но понять – трудно. Написано было ПИТМО. Святой отец опустил бинокль и потянулся за бутылкой с виски, раздумывая над тем, что это может означать. После того как он в темпе опрокинул три рюмки, он решил, что в спиритуализме что-то есть, только непонятно, почему почти всегда приходится иметь дело с иностранцами. Иначе как объяснить столько ошибок? Тем временем ветер поменял буквы местами и теперь читалось: ЕТОМОГ Викария передернуло. Что «мог» этот «его»?
– Грехи наши тяжкие, – вздохнул святой отец, обращаясь к четвертому стаканчику виски, и принялся снова разглядывать небесные знамения. ООМИГ последовало за ТOSМОП, а потом превратилось в SSOOТЕГИМОП, что было еще хуже. Святой отец Джон фрауд отодвинул в сторону бинокль и бутылку виски и опустился на колени, чтобы помолиться об избавлении или хотя бы попросить у Бога помощи в истолковании посланий. Но каждый раз, когда он поднимался с колен, чтобы посмотреть, не уважена ли его просьба, сочетания букв оставались не только бессмысленными, но и просто угрожающими. Что, к примеру, могло значить МОГИПОТ? Или ООТЕПОИ? В конце концов, решив лично разобраться в истинной природе явления, он надел сутану и нетвердой походкой направился к причалу.
– Будь проклят этот день. – бормотал он, забираясь в лодку и берясь за весла. Святой отец придерживался твердого мнения насчет презервативов. Это было одним из краеугольных камней его англо-католицизма.
В каюте крепко спал Гаскелл. Салли была занята приготовлениями. Она разделась и напялила на себя пластиковое бикини. Из сумки достала квадратный кусок шелка, положила его на стол, принесла с кухни кувшин и, перегнувшись через борт, зачерпнула воды. Потом она пошла в туалет и привела в порядок лицо. Наклеила фальшивые ресницы, густо намазала губы и под толстым слоем крема скрыла свою обычную бледность. Когда она вышла из туалета, у нее в руке была купальная шапочка. Одной рукой она оперлась на дверь камбуза и выставила вперед бедро.
– Гаскелл, крошка, – позвала она.
Гаскелл открыл глаза и посмотрел на нее. – Что, черт побери?
– Нравится?
Гаскелл надел очки. Несмотря ни на что, ему нравилось.
– Если рассчитываешь меня обвести вокруг пальца, ничего не выйдет.
Салли улыбнулась.
– Не болтай попусту. Ты меня заводишь, крошка ты моя биодеградирующая. – Она подошла к койке и уселась рядом с ним.
– Что тебе нужно?
– Заставь его встать, крошка. Ты заслужил развлечение. – Она принялась ласкать его. – Помнишь старые денечки?
Гаскелл помнил и почувствовал, что слабеет. Салли наклонилась и прижала его к койке.
– Салли тебя полечит, – сказала она и расстегнула пуговицы у него на рубашке.
Гаскелл попытался увернуться.
– Если ты думаешь…
– А ты не думай, золотце, – сказала Салли и расстегнула ему джинсы. – Пусть только он встанет.
– Боже мой, – пробормотал Гаскелл. Запах духов, пластик, маска на лице и ее руки будили древние фантазии. Он безвольно лежал на койке, пока Салли раздевала его. Он не сопротивлялся, даже когда она перевернула его лицом вниз и соединила его руки за спиной.
– Связанная крошка, – сказала она тихо и потянулась за куском шелка.
– Нет, Салли, не надо, – слабым голосом бормотал он.
Салли мрачно улыбнулась и, обмотав его запястья шелковой тряпкой, крепко связала ему руки. Гаскелл жалобно простонал. – Ты делаешь мне больно.
Салли перевернула его.
– Да ты же тащишься от этого, – сказала она и поцеловала его. Снова сев на койку, она стала его гладить. – Тверже, крошка, еще тверже. Подними моего возлюбленного до неба.
– О, Салли.
– Вот молодец, крошка, а теперь позаботимся о водонепроницаемости.
– Не надо. Мне так больше нравится.
– Я так хочу. Мне это нужно, чтобы доказать, что ты любил меня, пока смерть не разъединила нас. – Она наклонилась и надела на него презерватив.
Гаскелл не сводил с нее глаз. Что-то было не так.
– А теперь шапочку. – Она протянула руку и взяла купальную шапочку.
– Шапочку? – спросил Гаскелл. – Зачем? Я не хочу ее надевать.
– Да нет же, хочешь, сердце мое. Так ты больше похож на девушку. – Она надела шапочку ему на голову. – А теперь дело за Салли. – Она сняла бикини и опустилась на него. Гаскелл застонал. Она была великолепна. Он уж не помнил, когда она последний раз была так хороша в деле. И все же он был напуган. Было что-то в ее глазах, чего он не замечал раньше.
– Развяжи меня, – взмолился он, – руке больно.
Но Салли только улыбнулась и продолжила вращательные движения. – Только когда ты кончишь и уйдешь, крошка Джи. Когда для тебя все будет в прошлом. – Она опять задвигала бедрами.
– Давай, кончай быстренько. Гаскелл вздрогнул.
– Порядок?
– Порядок, – кивнул он.
– Теперь навсегда, крошка, – сказала Салли. – Теперь все. Ты перешел рубеж от настоящего к прошлому.
– От настоящего к прошлому?
– Ты пришел и ушел, пришел и ушел. Теперь только вот что осталось. – Она протянула руку и взяла кувшин с грязной водой. Гаскелл повернул голову, чтобы посмотреть на него.
– А это еще зачем?
– Для тебя, крошка. Молоко речной коровки. – Она слегла подвинулась вперед и уселась ему на грудь. – Открывай рот.
Гаскелл Прингшейм в ужасе уставился на нее, пытаясь вывернуться. – Ты с ума сошла, совсем взбесилась.
– Лежи спокойно – и тогда не будет больно. Все скоро кончится, любовь моя. Смерть от естественных причин. В постели. Ты войдешь в историю.
– Ах ты сука, проклятая сука…
– Сам ты пес поганый, – ответила Салли и начала лить воду ему в рот. Затем поставила кувшин на пол и натянула купальную шапочку ему на лицо.
Для разъяренного человека, в желудке которого болталось с полбутылки виски, святой отец Джон Фрауд греб на удивление споро. Чем ближе он подплывал к презервативам, тем больше он распалялся. И дело было не в том, что вид этих штук заставил его понапрасну испугаться за состояние своей печени (теперь, когда он был совсем близко, он видел, что они действительно существовали). Пожалуй, все дело было в том, что он придерживался доктрины о сексуальном невмешательстве. С его точки зрения, если верить Книге Бытия, Бог создал совершенный мир, который с той поры только и делает, что катится в пропасть. А не верить Книге Бытия нельзя, иначе вся Библия теряет смысл. Отталкиваясь от этого фундаменталистского постулата, святой отец Джон Фрауд, хаотически пробираясь через Блейка, Хоукера. Ливиса и других богословов-обскурантов, пришел к убеждению, что все чудеса современной науки от дьявола и что спасение лежит в том, чтобы тщательно избегать всех материальных достижений со времен Ренессанса и кое-чего до того, и что природа куда менее кровожадна, чем современный механизированный человек. Иными словами, он был уверен, что конец света в виде ядерной катастрофы не за горами и что его долг христианина возвещать об этом. Проповеди на эту тему, читавшиеся с устрашающим пылом, и привели к его изгнанию в Уотеруик. Сейчас, выгребая вверх по проливу Ил, он был полон молчаливой ярости, направленной против презервативов, абортов и тех зол. которые несет в себе сексуальная вседозволенность. Все они были причинами и признаками – причинными признаками – того морального хаоса, в который превратилась наша жизнь. И еще эти туристы. Святой отец ненавидел туристов. Они поганили маленький рай его прихода своими лодками, транзисторами и через край бьющим весельем. А туристы, которые осквернили вид из окна его кабинета надутыми презервативами и непонятными посланиями, были просто мерзостью. Когда он заметил катер, он был в таком настроении, что шутить с ним было опасно. Быстро подплыв к катеру, он привязал лодку к поручням и, подняв сутану выше колен, перебрался на палубу.
