Двое - Милн Алан Александр (бесплатные серии книг .TXT) 📗
– Больше просто никого нет, – произнес Никсон, – кроме Летти...
Мистер Венчур высвободил руку из-под подтяжек и сделал жест, отправивший Летти туда же, откуда она пришла.
– Значит, никого.
– Я знаю одну молоденькую актрису, – начал Латтимер, но мистер Венчур повторил свой жест, возвращая всех молоденьких актрис туда, откуда они пришли, – в провинциальные драматические кружки, любительские театральные студии и Академию театрального искусства.
– Гасси считает – и я думаю, он прав, – что нам нужно имя.
Реджинальд беспокойно огляделся в поисках Гасси, еще раз обратил внимание на подтяжки мистера Венчура и решил, что он и есть Гасси (конечно, Огастес).
– Идутсмреть не что, а кого. – пробубнил Огастес.
– Что же, действительно никого нет? – спросил Реджинальд Никсона.
– Никого, кроме... – Мистер Венчур начал вытаскивать большой палец из-под подтяжек, и Никсон, пожав плечами, не назвал это исключение. – Никого.
Реджинальд умоляюще посмотрел на Латтимера, и бывший священник снова вытащил золотой портсигар. Реджинальд покачал головой и спросил его:
– Ну и что же вы собираетесь делать?
А про себя подумал: “Скорее назад, в Вестауэйз”.
– Я уже рассказывал им, что я предлагаю, мистер Уэллард. Разумеется, они не в восторге, потому что мое предложение означает больше работы для Никсона и меньше денег для Венчура.
– Черт побери, Латтимер, ведь существует еще и книга. Я должен быть лоялен по отношению к мистеру Уэлларду. А кроме всего прочего, она не согласится.
Мистер Венчур вынул изо рта сигару:
– Сколько вы собирались ей платить?
– Восемьдесят.
– Деньги для нее ничего не значат, – вставил Никсон.
– В таком случае предложите ей сорок, – сказал мистер Венчур, возвращая сигару на прежнее место.
– Кроме того, она не имя в вашем смысле слова.
– Нивком смыслова, – ответила сигара.
– Мне все это безразлично, – сказал Латтимер. – Она настоящая актриса. И на роль Салли у меня есть одна девица, она сыграет как надо. И все мы будем довольны.
Мне кажется, я бы мог чем-то быть полезен, подумал Реджинальд, но чем?
– Если бы мистер Уэллард не возражал, – начал Никсон с сомнением, – конечно, это можно было бы сделать.
– Что сделать?
– В конце концов это ваша книга. – И, поскольку мистер Венчур пробормотал что-то похожее на утверждение, что пьеса им куплена, Никсон повернулся к нему. – Я знаю, Гасси, знаю, но существуют какие-то пределы. – Он снова обратился к Реджинальду: – Речь идет о тетушке Джулии.
К мистеру Венчуру, который, сидя в кресле с засунутыми за подтяжки большими пальцами, застыл, словно позируя фотографу, подошла секретарша и принялась что-то говорить, не получая ответа. Она произнесла свой монолог и вышла. Мистер Венчур сидел в той же позе, не сводя взгляда с противоположной стены. Латтимер, присев на письменный стол мистера Венчура, от нечего делать листал страницы иллюстрированного театрального справочника и приговаривал: “Боже мой, ну и физиономии”. Филби Никсон продолжал объяснять проблему тетушки Джулии:
– Послушайте, старина, что, если она выйдет замуж за Эндрю? В таком случае я легко мог бы дописать недостающую сцену. Разумеется, ее роль при этом вообще должна быть расширена, но я могу все это сделать, и тогда встает вопрос, должна ли она быть тетушкой, то есть я хочу сказать, тетушкой, и только. Ее можно сделать вдовой. Ведь такая очаровательная женщина, какую она сыграет, не могла не быть замужем прежде, правда? Такой оборот чуть отодвинет в сторону Салли, но ничего страшного, если ее будет играть одна из девиц Латтимера. Я знаю их, все чертовски способные, но для большой роли этого может оказаться мало. Поэтому мне кажется...
– Я понял, – холодно сказал Реджинальд. – Но это все не имеет ко мне отношения.
Салли... Сильвия... должна сделаться второстепенным персонажем! И играть ее будет какая-то чертовски способная длинноносая девица!
– Формально нет, но два автора всегда сумеют договориться. Я полностью в ваших руках.
– Очень мило с вашей стороны, но я должен сказать... – Он запнулся и спросил: – Как я понимаю, вопрос в том, чтобы заполучить актрису с именем на роль тетушки, если не вышло с племянницей? Давайте выясним все до конца.
– Совершенно верно. Пьесу нужно поддержать всеми способами. Если вы заставите зрителей сказать: “Я непременно должен пойти посмотреть такую-то в такой-то роли...”
– Хорошо, но кто это? Посмотрим, скажу ли я эту фразу.
– Корал Белл.
– Кто? – воскликнул Реджинальд.
– Корал Белл. Едва ли вы помните ее по сцене. Теперь она леди Эджмур, почему Гасси и хочет ее заполучить. Вы ведь знакомы с ней? Миссис Уэллард...
– Да, да, но захочет ли она вернуться на сцену?
– В том-то и дело. Латтимер считает, что захочет.
– Клянусь небом, – сказал Реджинальд мягко, – это было бы чудесно.
Мистер Огастес Венчур внезапно ожил и объяснил всем, что у него есть небольшой коттедж в Кенте. Каждую неделю он ездит в этот коттедж и проезжает мимо тысяч маленьких домиков, а тысячи людей, живущих в тысячах маленьких домиков, ходят в театр. Возможно, раз в год. По случаю годовщины, дня рождения, свадьбы или в этом роде. И что они идут смотреть? В этом все дело. Они идут смотреть не что, а кого. В этом все дело.
Реджинальд кивнул. Они пойдут смотреть Корал Белл. Кто бы не пошел?
II
Тем временем лорд Ормсби вновь навестил Сильвию.
– Добрый день, – сказала Сильвия с приветливой улыбкой. – Элис, подай чай, пожалуйста.
– Мне не надо, миссис Уэллард. – Он крепко пожал ей руку и уселся в кресло. – Я просто посмотрю на вас.
– Не знаю, на что тут смотреть.
– А я знаю. Вы про Байрона слышали?
Сильвия сдвинула брови и стала вспоминать, слышала ли она о Байроне.
– Это поэт. Он жил лет сто назад.
– Боже мой! Как смешно! – Она рассмеялась.
– Вы чудесно смеетесь. Неважно, даже если надо мной.
– Я не над вами смеюсь, просто... Знаете, я ведь решила, что речь идет о ком-то из ваших лондонских знакомых. Конечно, я слышала о Байроне.
– А! Вот чем плохо самообразование, миссис Уэллард. Ты уверен, что знаешь чертовски больше... простите... чем другие, но никогда не знаешь, что именно знают они. Понимаете? У всех вас, получивших образование, были одни и те же гувернантки и бонны, вы ходили в одни и те же школы и колледжи, и знания у вас одни и те же. Скажем, я разговариваю с дамой о чертовски интересном... простите... писателе по имени Бекфорд, вы о нем слышали?
Сильвия неуверенно взглянула на него.
– Нет, не слышали, и она тоже нет. Но откуда человеку со стороны знать, что Байрона знают все, а Бекфорда нет? Понимаете?
– Мне всегда кажется, что другие знают все то же, что я, и еще многое сверх того, – сказала Сильвия.
– Не думайте так. И послушайте, что я вам скажу. Все это образование. Латынь и греческий. Я не имею ничего против таких умных голов, как Раглан. Но чего ради мы учим этих чертовых... простите... мальчишек в итонских воротничках латыни и греческому? Ради их образования? Нет. Только ради того, чтобы чертовы мальчишки без итонских воротничков не знали латыни и греческого. Понимаете? Я не социалист, нельзя издавать такие газеты, как мои, и быть социалистом, да и вообще социализм – это ерунда, а мне бы чертовски... простите... хотелось знать латынь и греческий не хуже Раглана. Но не думайте, я все это понимаю.
Когда-то Ормсби было трудно говорить с женщинами, не похожими на тех, на кого, как правило, падал его выбор, поскольку некоторые слова сами слетали у него с языка, если он не следил за собой; затем он выучился вставлять нейтрализующее “простите”, после чего вновь почувствовал себя свободно. Сейчас, возможно, даже такая милая женщина, как миссис Уэллард, не нуждалась в извинениях, но они настолько вошли у него в привычку, что обойтись без них ему было бы трудно.
Вошла Элис с чаем.
