Отцы наши - Уэйт Ребекка (книги бесплатно TXT, FB2) 📗

Когда Малькольм сидел на пятках, наблюдая за своим творением — язычками оранжевого пламени, лизавшими края больших поленьев, — Фиона все-таки начала:

— Вообще-то, Малькольм, я хочу с тобой кое о чем поговорить.

Моя спина к твоим услугам, мысленно произнес Малькольм. По крайней мере, так Фиона смогла разродиться.

Он осторожно обернулся к ней.

— Вот как?

— Про Томми.

И тут Малькольм почувствовал себя на оборонительном рубеже. Он сам удивился своей реакции. Инстинктивно он хотел бы тут же закончить беседу. Но это, конечно, было невозможно. И у него не было ни малейшего представления, что может сказать Фиона, так что откуда эта настоятельная потребность закрыть собой Томми? Скорее всего, она просто собирается пригласить его работать в магазин.

Он неуклюже встал и пошел к своему любимому креслу, стоявшему напротив дивана, где сидела Фиона.

— В чем дело, Фиона?

Под его взглядом она снова смутилась.

— Мне довольно трудно с тобой об этом говорить. Я бы ничего не сказала, если бы не чувствовала, что должна. Ты понимаешь, Малькольм?

Говори же, думал он. Он не собирался ей помогать. Столкнувшись с его молчанием, Фиона нервно вертела в руках кружку.

— Ты знаешь, — продолжала она, — я говорю с тобой исключительно по-дружески. Мы так давно знакомы.

— Ну.

— Что ж… вот какое дело. Некоторые тут беспокоятся.

— Беспокоятся? — переспросил Малькольм, стараясь говорить нейтральным голосом.

— О Томми. О том, что он сюда приехал. О его… поведении.

— Каком поведении? — удивился Малькольм.

— Никто не спорит, что у него были ужасные испытания, — Фиона говорила теперь с большей охотой. — Никто не должен проходить через то, что ему пришлось пройти. И поэтому неудивительно, что после всего этого он чуток… — Малькольму очень хотелось что-нибудь сказать, но он изо всех сил сдерживался. — Неуравновешенный, — наконец закончила Фиона.

— В каком смысле «неуравновешенный»? — холодно спросил Малькольм. — Я ничего такого не замечал.

— Ты видел, как он себя вел в тот вечер. У нас дома. Ты видел, какой он был злой, Малькольм. Ты не можешь утверждать, что не видел.

— Конечно, я видел, — согласился Малькольм. — И не был удивлен. Разумеется, он злой. — Он был поражен тем, насколько сам разозлился. — Он всю жизнь будет злой. С этим ему придется жить.

— И потом, его поведение прошлым вечером, — продолжала Фиона.

Тут Малькольм растерялся:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, он гулял очень поздно.

— Я не думаю, что в этом есть что-то особенно ненормальное, Фиона, — возразил Малькольм, стараясь смягчить тон. — Я и сам так делаю.

— Мы его встретили. Мы с Гэвином, — сообщила Фиона. — Он вел себя очень агрессивно. Мы только предложили его подвезти.

— Может быть, он не хотел, чтобы его подвозили.

— Что ж, да, он выразился совершенно определенно. Он меня обматерил, Малькольм.

— Ладно, — согласился Малькольм. — Ладно, хорошо. Мне очень жаль, Фиона. Это не дело. Так нельзя. Я приношу извинения за его дурные манеры. Я поговорю с ним. Это больше не повторится.

— Дело не только в дурных манерах, — не унималась Фиона. — Он меня испугал. — Когда Малькольм не ответил, она добавила: — В нем есть что-то неправильное. Прости, что я тебе такое говорю, Малькольм, мне правда очень жаль. Но ты знаешь, что это так. Он вернулся сюда только затем, чтобы наказать нас.

— Фиона, ну что ты, — сказал Малькольм. — Это уже несколько притянуто за уши.

— Нет! — возмутилась она, повышая голос. — Гэвин тоже так думает.

«Да неужели?» — воскликнул про себя Малькольм. Он в этом сомневался.

— Мы боимся того, что Томми может сделать, — сказала Фиона. — И честно говоря, Малькольм, самое важное, что самому Томми лучше не быть здесь. Конечно, нет. Мы все хотим ему добра. Вот главное. А он тут бродит, вспоминает, расстраивается…

— Тебя расстраивает, — заметил Малькольм.

— Я вижу, ты не хочешь слушать, — опустила глаза Фиона. — И я тебя понимаю. Действительно понимаю. Конечно, он твой племянник. Но мы думаем, что для всех будет лучше, если пребывание здесь Томми скоро подойдет к концу. Я уверена, что ты тоже хочешь ему добра, как и все мы.

— Да, я хочу ему добра, — согласился Малькольм. Он немного помолчал. Потом поднялся. — Спасибо, что зашла, Фиона. Томми будет оставаться у меня столько, сколько захочет. Он никуда не уезжает.

— Я говорила с тобой как друг, — промолвила Фиона, неуверенно поднимаясь. Она поставила недопитый чай на столик. — Я надеюсь, ты понимаешь, что я только хочу помочь.

— Томми останется здесь настолько, насколько захочет, — повторил Малькольм. — Это его дом.

— Ладно, я сказала то, что должна была, — произнесла Фиона, проходя мимо него в прихожую. — Я говорила, заботясь о тебе и о Томми. Надеюсь, ты это запомнишь, Малькольм.

— Ну, — он открыл ей входную дверь. — Береги себя, Фиона.

Она посмотрела на него еще мгновение, потом слегка кивнула и вышла. Малькольм закрыл за ней дверь. Он подождал минуту или около того, пока не услышал шум мотора ее машины, после чего пошел в кухню, нахмурившись.

За столом он обнаружил Томми, тот сидел, сложив руки перед собой. Это было для Малькольма неожиданностью.

— Давно ты здесь сидишь? — спросил он.

— Некоторое время, — ответил Томми, глядя на свои ладони, лежавшие на столе.

— И что из этого ты слышал?

— Все, я думаю. Все, что касалось меня, по крайней мере.

Малькольм вздохнул и сел напротив.

— Жаль.

— Ты собираешься мне сказать, что у нее были хорошие намерения?

— Нет.

— Я уеду, — заявил Томми. — Завтра суббота, так? Будет паром. На нем и уеду. Я и так собирался.

— Не уедешь, — возразил Малькольм. — И я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Да, ты это сказал, — кивнул Томми. — Я слышал. Но ты это на самом деле не имел в виду.

— Имел. Твой дом всегда будет здесь.

Он был поражен, когда Томми уронил голову на руки и заплакал.

4

Фиона сдерживала слезы, пока не завела машину, да и потом всего несколько слезинок выкатилось из ее глаз и проскользнуло по щекам. Она всегда умела хорошо себя контролировать, так что не издала ни звука и не скривила жалостливо лицо до тех пор, пока дом Малькольма не скрылся за поворотом. Она стеснялась сама себя, тех пронзительных звуков, которые вырывались из ее рта, но, по крайней мере, свидетелей у нее не было.

Она плакала, потому что злилась, — так она думала. У Малькольма нет права. Все же видят, что от Томми на острове ничего хорошего, он только вызывает у всех — и в первую очередь у самого себя — одно расстройство. Фиона лишь хотела помочь. Но люди никогда не нуждались в ее помощи. Они швыряли ее обратно ей в лицо.

И разве Катрина просила о чем-то другом, а не о помощи, о том, чтоб ее спасли от себя самой? Иначе почему она доверилась Фионе, а не Хизер, с которой они были к тому времени намного более близки?

Фиона газанула и поехала по узкому шоссе гораздо быстрее, чем обычно, желая, чтобы между ней и домом Малькольма увеличилось расстояние. Но путь домой вел и к той дороге, у которой когда-то жили Катрина и Джон, к тому дому, где они умерли. Они все испортили. «Кровь всюду на стенах», — говорил Грег Браун, трясясь в гостиной Фионы в тот день. Фиона ему тогда не поверила. Решила, что здесь какая-то чудовищная ошибка.

Но даже сейчас можно ли было сказать с полной уверенностью, что Фиона была не права? Разве не все мы поступаем в конечном счете так, как считаем правильным в этот момент, не владея всей информацией, не зная, чем обернется дело? Мы устремляемся во тьму, от которой нас защищает только представление о том, как надо, и кто может от нас требовать большего? Мы стараемся, твердила Фиона. Я всегда старалась изо всех сил.

И Катрина поставила ее в невозможное положение.

Фиона еле вписалась в поворот в северной части дороги. К счастью, навстречу никто не ехал: она не была уверена, что смогла бы вовремя затормозить.