Перегрузка - Хейли Артур (книги онлайн полные .TXT) 📗
К телевизионщикам присоединились газетчики, среди них Ним увидел Нэнси Молино. Но у него не было желания встречаться с ней. Гарри Лондон тихо заметил:
— Видишь вон там твоего приятеля Бердсона, заправляющего всем?
— Он мне не приятель, — ответил Ним. — Но я его вижу. Крупная фигура бородача Дейви Бердсона виднелась позади демонстрантов. Когда глаза их встретились, Бердсон широко улыбнулся и поднес к губам “уоки-токи”.
— Он, видимо, говорит с кем-то в толпе, — сказал Лондон. — Он уже появлялся то там, то здесь; на его имя есть одна акция. Я проверял.
— Знаю. И наверное, некоторые из его людей их тоже имеют. Они спланировали и еще что-то, я уверен.
Ним и Лондон незаметно вернулись в гостиницу. А на улице демонстранты становились все более шумными.
В небольшой комнате для служебных встреч за сценой банкетного зала беспокойно расхаживал взад и вперед Дж. Эрик Хэмфри, просматривая речь, с которой ему вскоре предстояло выступить. За последние три дня было напечатано и перепечатано с десяток вариантов. Даже сейчас, беззвучно бормоча что-то на ходу, он вдруг останавливался и вносил карандашом изменения в последний вариант доклада. Из уважения к поглощенному работой президенту остальные присутствующие в комнате — Шарлетт Андерхил, Оскар О'Брайен, Стюарт Ино, Рей Паулсен и пять директоров — молчали, кто-то готовил в баре напитки.
Открылась дверь, и все повернули головы. В проходе появился сотрудник охраны, а позади него Ним. Войдя, он закрыл дверь.
Хэмфри отложил текст своей речи.
— Ну как?
— Там сплошная толчея. — И Ним кратко изложил свои наблюдения в банкетном зале, резервном помещении и на улице. Один из директоров нервно спросил:
— Нельзя ли отложить собрание?
Оскар О'Брайен решительно замотал головой:
— Не может быть и речи. Собрание созвано на законных основаниях. И оно должно состояться.
— Кроме того, — добавил Ним, — если бы вы это сделали, то начались бы беспорядки. Тот же директор сказал:
— И все-таки мы можем это сделать.
Президент направился к бару и налил себе простой содовой воды, жалея, что это не виски, но соблюдая свое же правило не пить в рабочее время, потом раздраженно сказал:
— Мы же знаем, что это должно было произойти, так что всякий разговор о переносе собрания бессмыслен. Нам только надо провести его как можно лучше. У собравшихся людей есть право злиться на нас и беспокоиться из-за своих дивидендов. Я бы и сам себя так вел. Что вы можете сказать людям, которые, вложив свои деньги в надежные, как они полагали, акции, вдруг поняли, что это не так?
— Вы могли бы попытаться сказать им правду, — сказала Шарлетт Андерхил с раскрасневшимся от волнения лицом. — Правду о том, что в нашей стране нет такого места, где бережливые и работящие могли бы поместить деньги с полной гарантией их сохранности. Такие гарантии компании вроде нашей дать не могут, не дадут их и в банках или при покупке облигаций, где ставка процента не успевает за спровоцированной правительством инфляцией. Это невозможно, ибо вашингтонские шарлатаны выбили из-под доллара почву и наблюдают за его падением с идиотской ухмылкой. Они выдали нам простые бумажки, не обеспеченные ничем, кроме пустых обещаний. Наши финансовые институты разрушаются. Банковское страхование — ФКСД — только видимость. Социальное страхование — провалившаяся фальшивка. Если бы эту операцию провел частный концерн, его управляющие сидели бы в тюрьме. А нормальные, честные и эффективно работающие компании, такие, как наша, ставят к стенке, заставляют делать то, что мы и делаем, и брать на себя ответственность за чужую вину.
Раздались одобрительные возгласы, кто-то захлопал, но президент лишь сухо заметил:
— Шарлетт, быть может, ты произнесешь речь вместо меня? — И задумчиво добавил:
— Конечно, все, что ты говоришь, правда. К сожалению, большинство граждан не готовы слушать и воспринимать правду. Пока не готовы.
— Интересно, Шарлетт, — спросил Рей Паулсен, — а где ты хранишь свои сбережения?
Вице-президент по финансам мгновенно отреагировала:
— В Швейцарии, в этой одной из немногих стран, где пока что правит финансовое благоразумие, и на Багамах — в золотых монетах. Если вы еще не успели, рекомендую побыстрее сделать то же самое.
Ним посмотрел на часы, подошел к двери и открыл ее.
— Без минуты два. Пора идти.
— Теперь я знаю, — сказал Эрик Хэмфри, — что чувствовали христиане, когда оказывались перед львами.
Представители правления и директора быстро вышли на сцену. Как только они уселись, гвалт в банкетном зале быстро прекратился. Затем где-то в первых рядах несколько голосов вразнобой прокричали: “фу!”
Мгновенно крик был подхвачен и началась просто какофония фырканья, мяуканья. Эрик Хэмфри с невозмутимым видом стоял на сцене, ожидая, пока улягутся крики. Когда они слегка поутихли, он наклонился к установленному перед ним микрофону.
— Дамы и господа, мои оценки состояния дел в нашей компании будут краткими. Я знаю, что многие из вас страстно желают задать вопросы…
Его последующие слова потонули в грохоте, из которого доносились реплики: “Ты чертовски прав!”, “Отвечай сейчас на вопросы!”, “Кончай пороть му-му!”, “Давай о дивидендах!”.
— Я, разумеется, намерен поговорить о дивидендах, но прежде ряд вопросов…
— Мистер президент, мистер президент, о порядке повестки дня!
Через систему громкоговорителей из маленького зала прошел чей-то голос. Одновременно на президентской трибуне замигала красная лампочка, указывавшая, что там кто-то взял микрофон.
— Какова ваша повестка дня? — громко спросил Хэмфри.
— Мистер президент, я возражаю против той манеры, в которой…
Хэмфри прервал его:
— Скажите, пожалуйста, ваше имя.
— Меня зовут Хомер Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций да еще двести акций моего клиента.
— Какова ваша повестка дня, мистер Ингерсолл?
— Я и хотел изложить ее вам, мистер президент. Я возражаю против непродуманной организации этого собрания, в результате чего я и многие другие, словно граждане второго сорта, были переведены в другой зал, где мы в полной мере не можем участвовать…
— Но ведь вы участвуете, мистер Ингерсолл. Сожалею, что неожиданно большая аудитория сегодня…
— Я выступаю по порядку ведения заседания, мистер президент, и я еще не закончил. Хэмфри подчинился.
— Заканчивайте свой вопрос, но побыстрее, пожалуйста.
— Возможно, вам не известно, мистер президент, но даже этот второй зал теперь переполнен и снаружи еще много пайщиков, которые вообще не могут попасть на собрание. Я говорю от их имени, так как они лишены своих законных прав.
— Я об этом не знал, — признал Хэмфри. — Искренне сожалею. Наши подготовительные меры действительно оказались недостаточно эффективными.
Какая-то женщина, встав с места, закричала:
— Вам всем надо уходить в отставку! Вы даже не можете организовать ежегодное собрание. Другие голоса поддержали ее:
— Да, в отставку! В отставку!
Эрик Хэмфри крепко сжал губы. Какое-то мгновение казалось, что ему изменяет обычное хладнокровие. Потом, с явным усилием сдержав себя, он заговорил снова:
— Сегодняшнее количество присутствующих, как знают многие из вас, беспрецедентно. И опять его прервали:
— Столь же беспрецедентен отказ от выплаты наших дивидендов!
— Я лишь могу сказать вам, а я собираюсь обязательно сделать это, но позже, что отказ от выплаты дивидендов оказался решением, которое я и мои коллеги приняли с большим нежеланием…
Все тот же голос спросил:
— А вы не пробовали и вашу жирную зарплату урезать?
— ….И полным осознанием, — продолжал Хэмфри, — того неудовольствия и реальных трудностей, которые…
Затем одновременно произошло несколько событий. Большой, мягкий, точно запущенный помидор ударил в лицо президента, разлетелся, и его мякоть потекла вниз, на сорочку и костюм.
Как по сигналу на сцену полетели помидоры, а потом и несколько яиц. Многие в зале вскочили на ноги, несколько человек засмеялись, но большинство было шокировано. В то же время усилился шум за пределами зала.
