Жил-был мент. Записки сыскаря - Раковский Игорь (книги регистрация онлайн txt) 📗
Ехал Паша в часть и вспоминал он, как метель мела на кладбище. И с района оркестр приехал, а играть не смог. Холодно было… губы у них мерзли, только пьяный барабанщик в барабан бил. БУМ-БУМ-БУМ… И еще вороны каркали. Этим воронам лишь бы прокаркать.
И еще вспоминал Паша этого участкового с потухшими глазами тащащим двумя пальцами себе в рот капусту и его острый кадык, что ходил туда сюда.
Паша в Москве вышел с поезда на вокзале нашел прогуливающего в конце платформы милиционера. Милиционер был метр с фуражкой и по дембельски мятых сапогах. Паша выдохнул
— В милицию хочу!
Милиционер сдал назад, сплюнул. Выдохнул воздух.
— Тебе в комендатуру, служивый.
Паша ему втолковывал, мент крутил пальцем у виска. Потом они поехали к менту в общагу, а утром Паша оказался перед глазами сисястой майорши.
Так Паша очутился в линейном отделе милиции. Сопровождал электрички, патрулировал платформы, жил в общаге. Мечтал о юрфаке.
А вообще вечер был морозный. Вышел Паша на платформе Моссельмаш, кофе выпить на Сенежской улице, а потом к ребятам в вытрезвитель, что рядом с платформой заскочить хотел типа согреться, потрепаться. А на платформе стоят ребята, ну студенты по виду пиво пьют. Холодрыга. А они в курточках, аляска называются, на волосы патлатые их снежок сыпится, а им по барабану, тот который БУМ-БУМ-БУМ. Рядом бабка крутится бутылки, что собирает. А один из студентов возьми да брякни
— Поклонись бабка, мы тебе все и отдадим.
И в глазах у него потемнело. Бабку эту он знал. Ее все Галкой звали, деревенская, пенсия 25 рублей, попробуй проживи. Вот и собирала бутылки, ну и там по мелочи. Рука его потянулась к кобуре. И понял он, что это его день последний, но ему вообще-то как-то по фигу было. Знаете, как гною… Раз и прорвался. Только ему в ухо кто-то выдохнул
— Не горячись, братишка.
И рванул за плечо. Сыщик из «полтинника» оказался, их конторы рядом на проезде Черепанова, знакомы… на одном трамвае от метро «Войковская» до улицы Михалковская…
Они потом сидели на ступеньках в подъезде. Там тепло от батарей было. Курили. Паша все рассказывал. Ну, про жизнь свою, куцую как собачий хвост. Потом они поехали на Черепашку, Паша сдал оружие в своей конторе, а сыщик в своей.
Чай они пили с лимоном. Деревню вспоминали. Каждый свою. Водки не хотелось. А метель мела…мама не горюй.
Да. Маньяк
Я вертел в руках шариковую ручку. Мы смотрели друг на друга. Он с усмешкой. Я устало, просто день выдался не очень и хотелось домой.
— Ну пиши, начальник. Чего замер?
— Что писать-то? — спросил я его.
— Ну что вы там пишите, типа я имярек и гад, сознался и тудыть его в кочерыжку. Чистуху даю, как бог свят. Устал я, понимаешь?
История была не мудрящая. Соседи крики услышали. Пришел участковый и получил по голове. Затвор передернуть успел, а выстрелить нет. Потом приехали мы. Участковый сидел у лифта и мотал головой, капли крови летели во все стороны. Соседи ахали и то подходили к нему, то пятились назад. Скорая где-то застряла. Один под окно. Двое на дверь. Дверь сложилась пополам. Выстрела не было. Он сидел на кухне и пил чай. Пистолет лежал на кухонном столе. Труп на полу. Пальцы рук и ног трупа затейливой кучкой были сложены у облупленной стены коридора. Туристический топорик был воткнут в стенной шкаф.
— Знаешь, начальник, вот я в детстве в бане мылся. У нас городок маленький был. Бабы по четным, а мужики по нечетным. И вот мы с отцом моемся, а рядом мужик, а у него пальцы на ногах такие длинные. И он ими шевелил все время. Как осьминог. Мне вот и представилось, что их отрубить надо. И понимаешь, столько лет прошло…и вот хотелось, ну просто с ума сходил. И вот, значит, выпиваю я с соседом. А он тапки снял и пальцы ног у него шевелятся, как у того, ну который из бани. Мне башню и сорвало…Такая фигня…
— Пальцы на руках зачем отрубил?
— Поверишь, сам не пойму. Накатило. А тут этот ваш мент ещё. Дверь то открытая была, я чего-то пива захотел. Выйти хотел. Устал от водки. Ну, чего мне будет? Психушка или срок?
— Пиши. С моих слов записано верно и мною прочитано.
— Нет проблем, — сказал он четко выводя буквы.
Следак приехал через три часа. В фуражку лежащую на столе дежурного по конторе милицейский люд бросал по рублику, для участкового, ну там на фрукты или как. Имя его толком никто не знал, свежий был, первый день на работе.
Грохот сапог
Грохот сапог
— Товарищи офицеры!
Мы встали. Он вошёл, человек в мышастом костюме.
— Прошу садится!
Лобок не сдержался и пробурчал:
— Я уж лучше присяду.
Человек в мышастом костюме мгновенно вычислил сказавшего. И посмотрел на Лобка. Лобок покраснел и, шмыгнув носом, стал смотреть в пыльное окно. Нам зачитали Приказ. Рассказали о роли Партии и лично её Генсека тов. Андропова в укреплении трудовой дисциплины и борьбы с преступностью. Мы нестройной толпой пошли чистить сапоги. Потому как уголовному розыску было велено приезжать на работу, согласно Приказу, только в форме. А на дежурстве сыщик был обязан быть в галифе, сапогах, портупее. И гордо носить фуражку. Проблемы были с кобурой. У всех были для скрытого ношения. За две бутылки пива капитан Сорокин мне выдал на сутки свою кобуру. На двух ремешках. Потому что Сорокин служил на северном флоте и был из тех мореманов, про которых говорят: «Поссы на грудь, без моря жить не могу». И грохоча сапогами, придерживая болтающеюся на ремешках кобуру, я прихромал в дежурку. Сапоги слегка жали. Поэтому походка моя была своеобразная. Три мысли бились в моей голове: как я дотяну до конца дежурства в этих сапогах-скороходах, не потерять бы кобуру с пистолькой и как мне в этом клоунском для сыщика наряде встретится с агентом. В дежурке меня ждал Проверяющий из Штаба.
— Из флотских? — спросил он, кивая на кобуру.
— Крейсер «Аврора»! командир! левого плутонга! Товарищ! Полковник!
Дежурный Боря Рогожин сделал страшные глаза.
— Член партии? — строго спросил полковник.
— Комсомолец, — чётко ответил я.
— Будете старшим, — ласково произнёс полковник.
И мы поехали на автобусе с мигалкой. В кинотеатр «Байкал», где несознательные граждане смотрели кино, а не трудились на рабочих местах. И я вышел на сцену, перед белым экраном. Велел приготовить паспорта и грузиться в автобус.
В проходах стояли милиционеры из ППС, кучка военных из приданных сил. Тишина в зале стояла мёртвая. Человек двадцать зрителей смотрела на меня и по сторонам.
Я шагнул, хромая в жмущих сапогах, вперёд, кобура с пистолетом больно стукнула меня по ляжке. Моя рука скользнула на неё. И почувствовал я себя Буревестником Революции, а может, просто матросом Желязником. Кто-то робко кашлянул. Всех зрителей погрузили в автобус и повезли в контору.
Там уже толпились люди с красными лицами, это их привезли из бани. А ещё в бане был штурм женского отделения. Женское отделение пало.
Одна из тёток с полотенцем на голове, сокрушалась, что ей не дали подмыться. А людей всё везли и везли…
Кто-то тряс больничным, кто-то — орденской книжкой, но многие молчали. Тихо так молчали. Сосредоточенно.
Вечером было подведение итогов. Выступал Проверяющий из Штаба. Хвалил. Меня, в частности.
— Вот, у вас отделении есть флотский один. Сразу видно, что с крейсера «Аврора». Походка, даже кобура. Молодец! Так держать.
— Самозванец, — шипел Сорокин, — какая «Аврора»! Отдай кобуру, прощелыга!
А потом мы пошли пить водку. Водка была дешёвая и называлась «Андроповка». Ехали по домам в гражданском, потому как только на работу в форме, согласно Приказу. Умный человек был этот Андропов, помер правда быстро, чему многие были рады.
Про Луну
У него было круглое лицо и тяжёлая жизнь. По-русски он знал: «Есть! Я! Рядовой…» Дальше невнятно… На вечерней поверке сержант Джужас жевал губами и скороговоркой произносил «***твоюматьбеков». Из-за округлости лица он получил кличку Луна и драил «машкой» полы, зубной щёткой — унитазы. На этом курс молодого бойца в карантине у него закончился. Под текстом Присяги он поставил палочку. Земляков у него не было, его язык был гортанен, а интерпретация песни про «вейся, знамя полковое» напоминала вой сексуально озабоченного волка. В соседней деревне брехливые собаки озадачено молчали. Замполит выклянчил букварь у прапорщика Батышева. И терзал Луну в Ленинской комнате:
