Сквозь тернии - Эндрюс Вирджиния (читаемые книги читать txt) 📗
— Нет! — еще более страстно закричала она. — Барт любит ее! Я занимаюсь воспитанием Барта, потому что ему недостает внимания родителей; вы оба слишком заняты своей профессиональной жизнью, вы не видите, как он страдает. А я отвечаю на его любовь. Я стараюсь восполнить ему недостаток материнской любви и ласки. Я сделаю все, чтобы он был счастлив. И, если он счастлив от моей ласки и моих подарков, то какой вред я могу причинить ребенку? Кроме того, известно, что если у ребенка есть все сладости, которые он пожелает, то рано или поздно они ему надоедают. Когда-то я сама была в этом возрасте, любила мороженое, пирожные, пирожки, конфеты… а сейчас я могу и вовсе обходиться без них.
Папа встал и дал знак мне. Я встал около него, а он с жалостью смотрел на свою мать.
— Как поздно, — произнес он, — как непоправимо поздно вы осознали свою вину и стараетесь ее исправить. Когда-то одно слово из всех, сказанных вами теперь, могло растопить мое сердце. А теперь уже то, что вы настаиваете на том, чтобы остаться здесь, доказывает, как мало вы печетесь о благополучии нашей семьи.
— Ну, пожалуйста, Кристофер, — вновь взмолилась она, — у меня больше никого нет, и некому будет заплакать надо мной, когда я умру. Не отказывай мне в любви, ведь это убьет в тебе самом твою лучшую сторону. Ты всегда был иной, чем Кэти. В тебе всегда было сострадание — найди его теперь. Оживи в себе свои лучшие качества, сделай так, чтобы и Кэти через тебя смогла найти в себе любовь! — она разрыдалась и вконец ослабла. — Или пусть не любовь, а хотя бы прощение. Помоги ей простить меня; я признаю теперь, что была плохой матерью!
Казалось, теперь и папа растрогался, но ненадолго.
— Я обязан прежде всего думать о благополучии Барта. Он очень нестоек и раним. Ваши рассказы так подействовали на него, что у него начались ночные кошмары! Оставьте его в покое. Оставьте в покое нас. Уезжайте, или не появляйтесь, мы более не принадлежим вам. Когда-то у вас были все шансы доказать, что вы любите нас. Даже тогда, когда мы убежали, вы могли бы внять доводам суда и побеспокоиться о нашем будущем, но вы предпочли вычеркнуть нас из своей жизни.
Так мы вычеркиваем вас из своей жизни! Живите с богатством, которому вы пожертвовали своими детьми. А мы с Кэти заработали право на свою жизнь тяжкими испытаниями.
Я был вовсе ошеломлен: о чем это он? Что могла такого сделать мать против своих двух сыновей, и что общего имела с ними, Кристофером и Полом, моя мать в их далекой юности?
Она встала во весь рост, высокая, прямая. Затем медленно-медленно она открыла свое лицо и повернулась к нам. Я обомлел. Мне показалось, что обомлел и отец: я никогда еще не видел лицо, которое было бы так красиво и безобразно в одно и то же время. Ее морщины были столь глубоки, будто их процарапали когтями. Щеки ее ввалились. А красивые светлые волосы тронулись сединой. Когда-то мне безумно хотелось посмотреть на ее лицо, теперь я желал бы никогда его не видеть.
Папа опустил взгляд.
— Я хотела бы, чтобы ты знал, что я делаю, чтобы искупить свою вину. Я выгляжу так, что больше уже не походить на Кэти. Видишь это кресло? — Она указала рукой на деревянное кресло, на котором сидела. Остальные стулья в комнате были мягкие, с мягкими подлокотниками. — У меня стоит по одному такому креслу в каждой комнате. Я сижу только в них, чтобы наказать себя. Я каждый день одеваюсь в одно и то же черное платье. На всех стенах у меня висят зеркала, чтобы каждый день видеть, какая старая и безобразная я стала. Я делаю все это, чтобы искупить свои грехи перед детьми. Ненавижу эту вуаль, но ношу ее. Она мешает мне видеть, но я заслужила это наказание и терплю. Я убиваю свою плоть и кровь, я убиваю себя, продолжая надеяться, что придет час, когда вы с Кэти поймете, как я страдаю, как раскаиваюсь: тогда вы простите меня и вернетесь ко мне, мы снова будем жить одной семьей. А когда это время настанет, я смогу спокойно сойти в могилу. Тогда мы с твоим отцом вновь встретимся, на том свете, он не станет судить меня так сурово.
— Я прощаю вас! — не соображая ничего от жалости, закричал я. — Я прощаю вам все, что вы совершили! Мне жаль, что вы все время в черном и с вуалью на лице! Я обернулся к отцу и схватил его руку:
— Папа, скажи быстрее, что ты прощаешь ее! Не заставляй ее так страдать! Ведь она — твоя мать. Я бы простил свою мать, что бы она ни сделала.
Он заговорил так, будто и не слышал меня:
— Вы всегда добивались от нас всего, чего хотели. — Я никогда не слышал в его голосе таких жестоких нот. — Но я больше уже не мальчик. Теперь я знаю, как противостоять вашему лицемерию, потому что рядом со мною женщина, которая поддерживала меня во всех трудностях. Она научила меня не быть легковерным. Вы хотите заставить Барта подчиняться себе. Но он — наш. Мы его не отдадим. Я думал прежде, что Кэти была страшно неправа, когда она выкрала у вас Барта Уин-слоу. Но теперь я понял — она поступила правильно. Теперь зато у нас два сына, а не один.
— Кристофер, — закричала в отчаянии, ухватившись за последнее, миссис Уинслоу, — ты ведь не захочешь, чтобы мир узнал позорную правду, ведь так?
— Позорную правду и о вас также, — холодно ответил он. — Если вы опозорите нас, вы опозорите и себя одновременно. И помните: мы были всего лишь детьми. На чьей стороне, как вы думаете, будет суд и общественное мнение: на нашей или на вашей?
— Остановитесь для вашего же блага! — прокричала она, когда мы с отцом выходили из зала, причем отец уводил меня почти силой, я все время оглядывался, мучимый жалостью к ней. — Верни мне свою любовь, Кристофер! Дай мне искупить свою вину!
Папа резко обернулся, кровь бросилась ему в лицо.
— Я не смогу простить вас! Вы до сих пор думаете лишь о себе! Мы — чужие люди, миссис Уинслоу. Я бы с радостью забыл вас.
Ах, папа, думал я в это время, ты ведь будешь жалеть потом об этом. Пожалуйста, прости ее.
— Кристофер, — еще раз сказала она вслед; голос ее был тонок и слаб. — Если вы с Кэти снова полюбите меня, я буду помогать вам. Я обеспечу ваше существование. Я могу много сделать.
— Что, деньги? — со скорбной усмешкой произнес он. — Вы собираетесь откупиться от нас? У нас достаточно денег. У нас счастливая семья. Мы прошли через ад и выжили, сумели сохранить любовь, но мы никого не убивали для того, чтобы достичь всего того, что имеем.
Не убивали? А она — убивала?
Папа решительно направился к дверям и потянул меня за собой. По дороге я сказал ему:
— Пап, мне кажется, что все это время там прятался Барт. Он подслушивал и подглядывал. Я уверен, что он был там.
— Хорошо, — сказал отец усталым голосом. — Если ты так считаешь, иди и найди там его.
— Папа, почему ты не простишь ее? Я думаю, она искренне раскаивается в том, что сделала против тебя, и потом, что бы это ни было, она — твоя мать.
Я даже улыбнулся ему, так мне хотелось верить, что он передумает и пойдет со мною обратно, чтобы простить ее. Разве не здорово будет, если обе мои бабушки соберутся здесь на Рождество?
Он молча покачал головой, продолжая идти вперед, а я отстал, собираясь повернуть обратно. Внезапно он обернулся и позвал:
— Джори! Обещай ничего не говорить об этом маме.
Я пообещал, но в душе у меня поселились скорбь и беспокойство. Мне бы хотелось никогда не знать того, о чем я узнал неожиданно в тот вечер.
К тому же я не понимал, всю ли историю об отношениях папы с его матерью я услышал или только часть, а основная — и страшная — тайна еще скрыта от меня.
Мне бы хотелось спросить его, за что он так ненавидит ее, но отчего-то я понимал, что он мне не скажет.
Интуиция подсказывала мне, что лучше мне не знать всей правды.
— Если Барт и вправду там, приведи его домой и заставь лечь спать, Джори. Но Бога ради, умоляю, не говори ничего маме об этой женщине. Я позабочусь обо всем сам. Она скоро уедет, и мы будем жить так, как раньше.
Я поверил, потому что хотел поверить, что все пойдет по-прежнему, что все будет хорошо. Но в глубине души я носил печальную память об этой женщине. Конечно, папа был мне более дорог, чем она, но я не смог удержаться от вопроса:
