Звездное тяготение - Горбачев Николай (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
– Команда "К бою" была! – хрипло прошипел Сергей, проносясь мимо метеором. – Уснул?
Я побежал вслед за ним. Установка взревела двигателем: сейчас Гашимов развернет ее на указанное лейтенантом место, установит к бою. Авилов уже шагал к бурьянистому бугорку, на ходу расстегивая ремни треножника прибора. В стороне, за пологим холмом бункера на железных ажурных вышках, люди полигона прилаживали теодолиты и еще какие-то неизвестные диковинные приборы, похожие на чемоданы.
…Транспаранты пульта горели ровным светом – все исправно. Возле муарового шкафа, от которого веяло домашним теплом, застыл, не шелохнется, лейтенант Авилов, рука на боевом ключе. Народу в бункер набилось много, – кажется, все высокое начальство. Разговаривали вполголоса. Солдаты забились в угол, притихли. А я думал, что сейчас и эта ракета уйдет в поднебесье. Поработали, умаялись – вон у всех глазницы, как ямы, хотя сами глаза блестят, будто кокаина капнули в них, потрескались губы, пошелушились, – будет заслуженный отдых…
– Пуск!
Глухой шум за стеной бункера отозвался на резкий голос Авилова. И тотчас все увидели: серый с пылью дым взвихрился, вырвалось пламя, обволакивая ракету, но ее нос остался на месте… Аварийный пуск! Ясно – беда! Солдаты застыли в углу. Уфимушкин, сняв перед этим очки, чтобы протереть, так и замер, держа их в левой руке на весу – белые тесемки подрагивали. Жилистая шея вытянулась, лицо горько сморщилось. Он-то лучше нас понимает, что стряслось с "уникальной"!
Все молча сгрудились, смотрели туда, на установку, окутанную дымом и гарью. Люди были беспомощны, и эти секунды, пока выгорело топливо, показались чересчур долгими. Тягостное, напряженное молчание воцарилось в бункере: всех волновал один и тот же немой вопрос – что делать? Полное лицо конструктора (нам до стрельбы о нем шепнул Уфимушкин) побледнело, резкие дужки запали у губ – будто фасонным долотом их пробили.
– Ракету нужно было бы спасти, разрядить, – взволнованно сказал он, нарушая тишину. – Думаю…
И не договорил. Понял: излишне доказывать значение и необходимость этого – люди и так все сознавали.
Руководитель – генерал, в шелковой зеленой рубашке с мокрыми подтеками на спине и под мышками, обвел тревожным взглядом присутствующих:
– Так что будем делать?
И снова молчание. А я взглянул искоса на лейтенанта Авилова: он уставился на генерала в строгой задумчивости – в голове, наверное, ворочались камни-мысли. Что ж, понятно – он командир расчета, руководил нами, мы готовили эту ракету… И вдруг с внезапной остротой и волнением, будто мне передались незримые мозговые излучения, я понял, о чем он думал. "Разрядить – значит, высвободить ракету из направляющих, отнести ее со стартовой площадки, – проносилось у меня. – Краном этого не сделаешь, только осторожно могут люди… А дальше останется самое опасное: обезвредить. Под заглушкой механизм взведения… Кто знает, что там произошло при аварийном старте?… Можно ожидать всего. Целы ли чеки механизма взведения? А если они уже нарушены? Тогда может произойти худшее – взорвется!…"
Авилов вдруг шагнул вперед, вытянулся перед генералом:
– У меня есть предложение, товарищ генерал. Разрядить установку, ракету отнести на руках, снять закоротку.
Странно спокойно, подчеркнуто спокойно говорит… "Исполнить свой долг бывает иногда мучительно, но еще мучительнее – не выполнить его". Уфимушкин привел эти слова… Может, об этом думает и генерал? Во всяком случае, он молча оглядывал невысокую, приземистую фигуру лейтенанта в комбинезоне, потом, будто что-то вспомнив, скользнул взглядом по лицу, крутому, разделенному вертикальной черточкой подбородку, опустил устало красноватые веки, насупившись, обронил тихо:
– А если… взведен механизм? Понимаете?
– Понимаю, – Авилов, кажется, улыбнулся. – Не нам, испытателям, отступать. Ведь до училища служил у вас, товарищ генерал, солдатом в испытательной команде.
Мы переглянулись, у Сергея округлились глаза, протянул: "Вот тебе…", но осекся. Действительно, вот тебе и на!
– Служили? Постойте… Это не вы, когда отстреливали комплекс "Вегу", вызвались сидеть в кабине стартового агрегата? "А почему собаку или козу?" Ваши слова? Авилов фамилия?
– Так точно, товарищ генерал.
– И тогда в испытании ракеты при близких разрывах, попадании осколков, пуль тоже участвовали? Тогда ракета… В общем, допустили увлечение, неосторожность.
– Было, ругали нас.
– Надеюсь… – Генерал что-то хотел добавить, но резко оборвал себя, помолчал. – Какие меры предосторожности?
– Внимательность, товарищ генерал, прежде всего… Закоротку снимать будем у ровика.
Генерал опять поднял на Авилова глаза, после паузы резковато, видно решившись, твердо сказал:
– Действуйте. Кто пойдет?
– Кто?…
Лейтенант обернулся – мы притиснулись друг к другу в углу, – взгляд его вроде бы дольше остановился на мне. Сбоку от меня молча, четко ступили вперед Долгов, Уфимушкин, Сергей… Шагнул и я, встал на свое обычное место – между Нестеровым и Гашимовым.
– Весь расчет, – с какими-то вдруг радостными, как мне показалось, подголосками произнес Авилов.
Генерал кивнул одобрительно.
Тяжелая железная дверь бункера открылась, пропуская нас. Странное ощущение спокойствия владело мной, – может, естественная реакция от всего пережитого, передуманного? Успел отметить: розоватым перламутром горели два облачка – узенькие полоски. Закатное солнце четким диском на невидимой нити зависло над горизонтом, заливая светом широкую ровную степь, стартовую площадку, еще смрадно дымившуюся ракету на установке. Все выглядело совсем обычно, даже чересчур обычно…
Ракету медленно опустили в горизонтальное положение и осторожно, по сантиметру, стали продвигать вперед по направляющим. Я работал у сопла двигателя. Авилов молча указал, где кому встать, сам с Долговым – возле остроконечной головной части… "В случае чего – первые, тут же, – мелькнуло в голове. – А меня у сопла… Не доверяет? Так все равно всем тогда… Вот и рядом Уфимушкин".
Корпус горячий еще, прилипают руки – будто смолой вымазаны. Или это пот? Авилов не командовал – мы и без того действовали с величайшей тщательностью. Главное было – не стукнуть, не тряхнуть ракету. Те, кто остался в бункере, следили за каждым нашим движением.
Наконец ракета вышла из направляющих: сцепив руки в замок, шагая в такт друг другу, понесли ее от установки. Пять шагов, десять…
Очки у Уфимушкина сползли к кончику носа, на ном влажный налет, дыхание короткое, с присвистом, как из тонкой трубки.
Авилов остановился, рукой показал: положить на землю. Нет, все пока было нормально. Рядом – бетонный ровик, в случае чего, значит… Ракета легла, распластав длинное тонкое тело, отблеск заката окрасил ее в бледно-розовый цвет.
– Всем в бункер, – распорядился лейтенант. – Заглушку и закоротку снимать буду сам.
Долгов что-то шепнул ему, и Авилов повернулся:
– Да, человека два могут понадобиться, возможно, поддержать. Будут в ровике сидеть.
– Кого оставить? – негромко спросил Долгов.
– Кого угодно. Ну, например, ближних: Уфимушкина, Кольцова…
Солдаты уходили нехотя, подчиняясь приказу. Долгов – хмур, надбровные бугры выперлись желваками, Сергей зажал в стиснутых зубах будылину. Лейтенант возле ракеты оставался один. "Откуда в нем эта смелость? Слышал, только в самые опасные минуты проявляется по-настоящему человек".
Понуро, молча мы спустились в ровик. Уфимушкин забыл об очках – они так и держались на кончике носа, знакомое сморщенно-горькое выражение прилипло к лицу.
Ракета в пяти метрах, там Авилов – смотрели туда, вытянув шеи; сняв шлем, лейтенант расстегивал комбинезон.
Быстро, резковато взмахивая руками, подошел генерал, до нас долетел его сдержанный голос:
– Будьте предельно внимательны при снятии закоротки.
– Ясно, – подчеркнуто твердо, видно, в подтверждение своих мыслей ответил лейтенант: теперь допустить увлечение или неосторожность он не мог. И все-таки…
