Мужская сила. Рассказы американских писателей - Шварц Делмор (читать книги онлайн без TXT) 📗
Да, надо сказать, зрелище: случаи безумия не встречались в нашем обществе уже на протяжении двух поколений. Все формы этой болезни давно изжиты, а если вдруг что-то и возникает вследствие генетического сдвига, тут же это дело ликвидируется с помощью электропроцедур. Я не встречал сумасшедшего с тех пор, как мне было шестьдесят.
— Кто вы такой, вы говорите? — спросил я.
— Сад, урожденный Садер, Эдмунд, урожденный Илья.
Это меня насторожило: столь уточненных сведений на камне не было.
— Эдмунд Сад умер, — сказал я. — Вы, наверно, историк литературы, если располагаете такими сведениями. А я знал его лично. Теперь о нем никто не помнит, а в мое время знаменитый был человек. Поэт.
— Вы мне будете рассказывать, — сказал сумасшедший.
— Он спрыгнул с моста, мертвецки пьяный.
— Это вы так думаете. Ну хорошо, а тогда — где тело? Я вас спрашиваю.
— Под этим камнем. Теперь уже груда костей.
— А по-моему, в реке. Его что, кто-то вытащил из реки, да? Память у тебя подкачала, парень, а с виду ты примерно мой ровесник. У меня-то память о-го-го: умею отлично помнить, умею отлично забывать. Это мой камень, парень. А я вот выжил, могу на него полюбоваться. Этот камень — все, что осталось от Эдмунда Сада. — Он на меня смотрел, морщась, как от боли. — Он умер, знаете ли.
— Значит, вы не можете им быть, — объяснил я безумцу; настоящие безумцы всегда нелогичны, сами себе противоречат.
— И еще как могу! Я не мертвый поэт, уж это вы мне можете поверить. Я то, что от него осталось. Его потом женщина сменила, знаете. Сумасшедшая старуха. Вы мне будете рассказывать.
Поднял свой яркий стек, огрел меня по плечу. И пошел, трясясь и спотыкаясь в своих странных туфлях, между другими памятниками Сохранившегося кладбища.
Так меня и не узнал. Будь это действительно Илья, он бы, конечно, узнал меня в лицо. Вот почему я уверен, что на самом деле встретил самого настоящего сумасшедшего впервые более чем за сорок лет. Служба музея по моему запросу неутомимо обыскивала территорию кладбища, но вплоть до этого самого момента, когда пишу, там ничего не обнаружено, кроме отпечатков его острых каблуков. И между прочим, в моих словах они ничуть не усомнились, несмотря на мой трудный возраст. Маразм в современном обществе давно изжит.
Стэнли Элкин
Нытики и хохмачи, хохмачи и нытики
Пер. В. Пророкова
Проклятый руль упирался Гриншпану в живот, словно чей-то локоть. Паршивые машины, думал он. Четыре с половиной тысячи долларов, а ни вздохнуть, ни выдохнуть. Он с раздражением вспомнил улыбчивого продавца, всучившего ему этот автомобиль: тот еще все время называл его Джейком. Тот еще прохвост. Он осторожно, словно нес что-то хрупкое, протиснулся к дверце и вылез из машины. И, пока искал парковочный счетчик, наливался глухой злобой. Жить не дают, думал он. «Я опущу за вас монетки, мистер Гриншпан», — мысленно передразнил он полицейского-ирландца. И этому кровососу два доллара в неделю. Это вдобавок к деньгам за парковку. А они еще евреев ругают! Полицейский стоял на другой стороне улицы, выписывал кому-то штраф. Гриншпан обошел машину, проверил, хорошо ли заперты дверцы, и направился к магазину.
— Привет, мистер Гриншпан! — крикнул полицейский.
— Чего? — обернулся он.
— Доброе утро!
— Да… Да… Доброе утро…
Кровосос зашагал через улицу к нему. Нет, все-таки в форме ходят одни кретины, подумал Гриншпан.
— Славный денек, мистер Гриншпан, — сказал полицейский.
Гриншпан неохотно кивнул.
— Сочувствую вашему горю, мистер Гриншпан. Вы получили мою открытку?
— Получил, спасибо. — И вспомнил что-то с цветочками и лучами, уходящими в розовые небеса. Только креста не хватает.
— Я хотел прийти на службу, да свояк из Кливленда приехал, так что не получилось.
— Да… — сказал Гриншпан. — Может, в следующий раз…
Полицейский тупо уставился на него, и Гриншпан полез в карман.
— Нет-нет, мистер Гриншпан, не беспокойтесь. Я сегодня сам обо всем позабочусь. Прошу вас, мистер Гриншпан, на этот ничего раз не надо. Все в порядке.
Гриншпан предпочел бы отдать ему деньги. А ты, поганец, не печалься обо мне, подумал он. Оставь при себе своей скорби на два доллара.
Полицейский на прощание добавил:
— Мистер Гриншпан, в таких случаях и слов-то не подберешь, но вы понимаете, о чем я. Сами знаете, надо держаться и жить дальше.
— Конечно, — сказал Гриншпан. — Вы совершенно правы, констебль. — Полицейский перешел на другую сторону улицы и стал дальше выписывать штрафы. Гриншпан сердито смотрел ему вслед — на кобуру, болтавшуюся на бедре, на поблескивающие в лучах солнца наручники. Вот поганец, подумал он, за каждую монетку трясется. Он и оглянуться не успеет, как стоянку расширят.
Он двинулся к магазину. Можно было поставить машину у своего входа, но он по привычке оставлял ее рядом с лавкой своего конкурента — бакалейщика. Вражда велась по привычке, она давно уже потеряла смысл. Завтра он поставит машину у себя. Что толку от одного лишнего места? Зачем ему пешком тащиться?
Идти было тяжело, живот распирало. А все кишечник, подумал он. Надо поторопиться в уборную, не то лопну. Он равнодушно, без былого волнения, окинул взглядом улицу. Чего ради я сюда вернулся? — подумал он. Он тосковал по Гарольду. Бог ты мой… Бедный Гарольд… Никогда я больше его не увижу. Никогда не увижу сына. Грузный, бледный, он вдруг стал задыхаться и несколько раз с отчаянием стукнул себя кулаком в грудь. Достал из кармана платок, высморкался. Вот ведь оно как, подумал он. Пойдешь себе по улице, внутри пустота и тоска, и вдруг горе навалится, пригнет, задушит. Нет, улица не для него. У жены с головой не в порядке, подумал он. «Не сиди без дела, не сиди без дела», — твердила она. Он что, мальчишка, чтобы заняться очередным идиотским заказом и обо всем позабыть? Его под корень подрубили, а он, видите ли, должен жить дальше как ни в чем не бывало. Что жена, что полицейский, думают одинаково. Все равно как в кино: лошадь бьет героя копытом по голове, а он вскакивает в седло и скачет дальше, чтобы лошадь его сбросила и довела-таки дело до конца. Найдется покупатель, он тут же все продаст, и весь разговор.
Он машинально окинул взглядом витрины. До чего же глупо, убого они выглядят. Противно смотреть на деревянные свадебные торты и на часы без механизмов. Манекены — огромные нелепые куклы. Игрушки, с горечью подумал он. Игрушки! У него в голове не укладывалось, как это ему раньше нравились эти витрины, как ласкали взгляд выстроенные в замысловатом порядке банки, пирамиды яблок и апельсинов в его собственных витринах. Он вспомнил, как любил рассматривать в витрине мебельного магазина макеты гостиных, где восковые куклы на крохотных диванчиках угощали друг друга чаем. Он разглядывал дорогую мебель и мысленно твердил: «Товар». И эти слова были наполнены таинственным смыслом. Он представлял себе груженных тюками верблюдов в пустыне. Они тащили на своих горбах товар. Да что все это значит? Ничего. Ровным счетом ничего.
Он почувствовал на себе чей-то взгляд.
— Привет, Джейк.
Это был Марголис из магазина телевизоров.
— Привет, Марголис! Как поживаешь?
— Торговли вообще никакой. Выбрал ты времечко вернуться.
У человека сын умер, а Марголис жалуется, что торговля не идет. Тупица этот Марголис, подумал он, сукин сын.
— Ни на минуту нельзя расслабиться. Не угадаешь же, когда кто появится. Пока тебя не было, я даже чашки кофе не выпил.
— Тяжко тебе пришлось, Марголис. Дал бы хоть знать. Уж кофе я бы тебе прислал.
Марголис растерянно улыбнулся: он только сейчас вспомнил, что у Гриншпана умер сын.
— Да все нормально, Марголис. — Снова нахлынуло раздражение. За этим придется следить — появилось недавно, но уже стало привычным, возникает внезапно, словно вскипает в душе.
— Джейк… — промямлил Марголис.
— Не сейчас, Марголис, — огрызнулся он. Надо поскорее уйти. Как дитя малое, подумал Гриншпан. Лицо рыхлое, опухшее — ни дать ни взять младенец, готовящийся зареветь. И взгляд такой смиренный. Только что шляпы в руке не хватает. Сил нет на него смотреть. Он испугался, что Марголис сейчас начнет выражать соболезнования. Не хотел он их выслушивать. Зачем ему соболезнования? Сын лежит в могиле. Под землей. Под грязным холмиком. В металлическом ящике. Гроб воздухонепроницаемый — так сказал похоронный агент. Боже ты мой, воздухонепроницаемый! Вакуумная упаковка. Как у банки кофе. Его сын лежит в могиле, а на улице, в витрине, манекены в одежде грядущего сезона. Да он бы Марголису в морду дал, скажи тот хоть слово.
