Я буду рядом - Шин Кун-Суук (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗

Как-то раз нас собрали в полночь, но бита, которую они притащили с собой, куда-то подевалась. Тогда они достали рукоять мотыги и принялись избивать меня. Дубина изо всех сил обрушилась на мою поясницу. Меня пронзила адская боль, и я решил, что умру. Я завопил и упал на землю, но старшие призывники издевались, обзывали плаксой и принялись пинать меня. В тот момент я и в самом деле подумал, что пришел мой конец. Очнулся я в лазарете. В момент осмотра моего позвоночника фельдшер щелкнул языком и пробормотал: „Вот подонки!“ Если бы об этом случае узнало вышестоящее командование, все, включая нашего командира, получили бы „по заслугам“, а некоторые даже сели бы в тюрьму. Первый сержант проследил, чтобы меня освободили от дальнейших учений и отправили в клинику за пределами части на лечение иглоукалыванием. Солдат из моего отряда каждый день таскал меня на спине в больницу. Через месяц лечения я кое-как мог передвигаться без посторонней помощи, и тогда первый сержант сообщил, что я по-прежнему числюсь в спецназе, и отправил меня на эту базу в качестве временного назначения. Здесь оказалось не намного легче, но по сравнению с предыдущим местом службы здесь я чувствую себя словно на каникулах.

Наша часть расположена на западном побережье, недалеко от линии фронта. Меня распределили в полк, охраняющий побережье. Днем я сплю в казарме, просыпаюсь после полудня и в сумерках отправляюсь на один из наблюдательных пунктов, разбросанных по всему берегу. Ночь напролет я бодрствую. Передо мной лишь море, а позади – колючая проволока. Здесь мне не надо постоянно участвовать в военных учениях, и потому не так утомительно. Но зато тут, заступив на пост, ты не имеешь права никуда отлучаться. И не дают увольнительные даже на одну ночь. В этом глухом изгнании я вечно держу на прицеле своей винтовки неизвестного врага, который в любой момент может возникнуть прямо передо мной.

Конечно, до службы в армии я совсем не понимал, что такое военная жизнь, и на все смотрел сквозь розовые очки. Я предполагал, что мне придется приложить немало физических сил, чтобы стать частью системы, которая поможет изменить мою вялую и бездеятельную жизнь. Но в первый же день учений я понял, до какой же степени заблуждался. Меня понукали и третировали и сержант, и другие офицеры. У меня до сих пор звенит в ушах от диких криков офицеров, муштрующих нас, новобранцев. Они орали нам: „Есть солдаты, и есть люди! Так вот запомните, вы – не люди!“ Мы проходили индивидуальные занятия по борьбе на территории части. Иногда бегали, а иногда проползали всю территорию до линии огня. Поначалу я был сбит с толку, потом меня охватила ярость. Вскоре гнев сменился покорностью, депрессией и разочарованием. В армии я все время чувствовал голод, недосыпание и вечную усталость, а затем столкнулся с ужасными условиями на учебной базе спецназа. Я проживал свои дни как „призванный на военную службу“ и постепенно переставал чувствовать себя человеком. Никогда бы не подумал, что здесь я буду ощущать себя так же потерянно, как когда-то в колледже, где я изо всех сил пытался приспособиться к новой обстановке и соответствовать требованиям. Я могу пережить издевательства других солдат и физическое истощение. Но осознание того, что я как личность ничего не стою, что я всего лишь пыль на ветру, – это осознание наполняет меня ужасной мукой и пожирает душу. Здесь, в армии, меня учат: люди – всего лишь крысы в лабиринте без выхода, обреченные вечно бегать по кругу. Возможно, именно поэтому меня переполняли ужасные ощущения. Каждый раз, когда я заступал на пост в ночной темноте и оглядывал пустынный морской берег, освещенный прожекторами, или смотрел на бурное море чуть вдали, мне казалось – заглядываю в темную пустоту своей души.

В памяти всплывают лица как спасение. Смеющиеся лица, сияющие, словно звезды, любящие голоса, радостные улыбки, а порой чей-то мрачный взгляд… При очередном порыве ледяного океанского ветра я выкрикиваю одно за другим имена моих далеких любимых людей, словно произношу слова молитвы.

Юн!

Когда я около шести вечера прихожу на свой наблюдательный пост и расставляю оружие в бункере, остается еще немного времени до того, как солнце окончательно скроется за горизонтом и наступит темнота. В такие моменты я записываю некоторые свои мысли, и пишу письма к тебе, и делаю карандашные наброски океана и гор. Сидящий в отдалении на своем наблюдательном посту солдат с безучастным видом курит сигарету. И эти моменты, когда поблизости нет вышестоящих чинов и офицеров, принадлежат исключительно мне одному. И думаю, те моменты, когда меня окружают лишь волны и ветер, а я что-то пишу в своем блокноте, сейчас и есть счастливейшие моменты в моей жизни.

Несколько дней назад, на рассвете, как раз перед окончанием времени охраны, мы собрали солому, которой в зимнее время были выстланы полы в бункерах, и подожгли ее. На другой стороне песчаных дюн, где накатывал прибой, я увидел рыбаков и их жен, отправившихся на работу. Поначалу бесцветная солома никак не загоралась, но вскоре показались первые слабые язычки пламени, породившие слабое тепло и едкий дым. Я стоял в компании пятерых-шестерых солдат и долго смотрел на сияющий огонек. В какое-то мгновение пламя превратилось в серый пепел, и я почувствовал, как тяжелые камни в моей душе начали медленно разрушаться.

Сегодня я проснулся поздно и обнаружил на улице плотную пелену тумана и мелкий дождик. Я немного постоял снаружи, наслаждаясь ласковыми прикосновениями невесомых дождевых капель к моей коже. Но даже в полдень туман по-прежнему оставался таким плотным, что кромка воды едва просматривалась между соснами. Море и небо образовали безрадостную серую поверхность. Мне нечем было заняться, нечего читать, и весь день я провел в думах о тебе. Неужели всякий раз во время дождя я становлюсь сентиментальным, потому что так и застрял в юношеском переходном периоде, выражаясь словами психологов? Во время учебы в колледже, в дождливые дни, я бродил по центру города и не обращал внимания на сырость. В то время я посещал одно и то же кафе, где диджей в кабинке принимал музыкальные заказы. Я заходил в это кафе, промокший насквозь, и просил поставить какую-нибудь медленную, спокойную песню, вроде „Seems So Long Ago, Nancy“ Леонарда Коэна [16], или „Old Records Never Die“ Яна Хантера, или „Private Investigation“ Dire Straits. Теперь все это не более чем смутные воспоминания. В то время я часто слушал еще одну песню. Не помню имени певца, но песня называлась „Time In A Bottle“ („Время в бутылке“).

Юн, как бы мне хотелось спрятать время в бутылку и доставать его всякий раз, когда мне это будет необходимо.

Прошлой ночью я был в карауле на границе, когда вдруг неожиданно прикатил командир батальона на джипе. К счастью, я не спал и должным образом отдал ему честь. Он провел проверку, сказал мне несколько поощрительных слов и уже собрался усесться в свой джип, как вдруг обернулся и спросил: „Эй, капрал, у тебя есть девушка?“ В армии существует негласное правило: когда старший офицер или тот, кто служит дольше вас, спрашивает, есть ли у тебя девушка, ты должен ответить утвердительно, несмотря на настоящее положение дел. Я представил твое лицо и ответил: „Сэр, да, сэр! Есть, сэр!“ Тогда командир батальона спросил: „Полагаешь, ты можешь доверять ей, когда вы так далеко друг от друга?“ Я помедлил, а затем отчеканил: „Сэр, она будет ждать меня, сэр!“ Он некоторое время смотрел на меня, словно собираясь сказать что-то еще, но затем назвал меня тупым придурком и запрыгнул в джип. Я смотрел ему вслед, пока задние фары машины не скрылись в темноте, и думал о его словах. Зачем он задал мне глупый детский вопрос, а затем назвал тупым придурком? Возможно, эти слова просто случайно сорвались у него с языка, пока он пытался придумать какое-нибудь утешение? Но после нашего короткого разговора в темноте я убедился лишь в одном – кто я есть на самом деле. Я – тупой придурок.