Не спрашивайте меня ни о чем - Пуриньш Андрис (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗

Мужичонка замахнулся, но не ударил. Я чувствовал, что ему страшновато с нами связываться. Ударить он не решился, и авторитет его погиб. Мне стало даже чуточку жаль его. Малыши презрительно свистели и дразнили его.

Потому мужичонка с облегчением взял предложенную Фредом сигарету, и мы закурили.

— Ребята, вы же ведь взрослые. Тут белье люди сушат.

— А где пацанятам в футбол погонять? — спросил Фред.

— Ребятки, но ведь не здесь же…

— А где?

Где?Нет, в самом деле, где и мы с Фредом через полгода сможем поиграть в футбол? На школьной площадке больше уж никогда. Никогда. Так где же? Где станут играть в футбол Эдгар, Яко, где Фред и я, и где другие из нашего класса?

И мне стало не на шутку грустно.

Мы потопали прочь с грязной площадки.

— Который год зимы опять ни черта не будет, — с досадой проговорил Фред. — Осень теплая, как лето. Просто нет уже никакого терпения.

— Это все от атомов, Фред, все от атомов.

— Черт знает что, — сказал Фред. — Я хочу на лыжах, хотя если у нас климат переменится на африканский, мы к нему притерпимся. А что станут делать бедняги черные, если в их вечное лето придет зима?

— Будут кататься на лыжах с Килиманджаро, а крокодилы переползут на Марупский пруд. Какаду будут сидеть на липах в парке Кирова. Удавы обовьют троллейбусные провода, уличное движение застопорится, и не надо будет ходить в школу. В школьных звонках совьют себе гнезда колибри, будет стоять непрерывный звон, и будет вечная перемена.

— А как же с обезьянами? — засмеялся он.

— Возможно, обезьяны станут преподавать нам математику и за хороший ответ будут угощать бананом.

Мы шли по направлению к дому Фреда. Подходило время, когда ему надлежало быть на месте.

— Приехала тетка из деревни.

— Откуда она у тебя взялась?

— Я и сам впервые услышал. Вернее, увидел. Явилась, и все.

— Печально, — сказал я.

— Чем плохо? Деревенской еды навезла.

— И все-таки печально, печально.

— Почему?

— Не знаю. Печально, и все.

— Ты теперь что будешь делать?

— Пойду послушаю оперу.

— Какую?

— Какую покажут.

— Есть билеты?

— Еще чего! В первом антракте войду и залезу на галерку. Пока еще тепло и люди ходят без пальто — это верный номер.

— Да, — согласился Фред, — это номер верный.

— Ты поверил, что пойду в оперу?

— Нет, — сказал он.

— Возможно, схожу в театр. По той же системе. Первое действие можно спокойно пропустить. Главное ведь бывает потом.

— Тогда, правда, лучше уж в театр.

Мы добрались до Фредовой обители.

— Ты как-то хотел переписать пластинку, — сказал я.

— Какую?

— Лучших семьдесят третьего года.

— Ну, принеси.

Он пошел домой, а я остался ждать на улице. Вскоре открылось окно и Фред крикнул:

— У тебя есть во что положить?

Я развел руками. В сумку ведь не затолкаешь.

Он притащил «Топ Оф Д’Попс». Альбомы он принес в пластиковом мешочке. Я вынул. На синем фоне стояла в желтом купальнике загорелая девушка с двумя косичками.

— Клевая цыпа. — Он щелкнул по конверту.

— Да, — сказал я и перевел взгляд на оглавление: «Альз шпрех ейн Менш». — Что это означает?

— Это по-немецки.

— Тебе ведь известно, что я не знаю немецкого.

— И я тоже учу инглиш.

— Так если знаешь, что это означает, скажи! — завелся я неожиданно для себя самого.

— Так говорил один человек, — перевел он.

— Замечательно, — признал я. — Прекрасно. Как раз для меня. Под сегодняшнее настроение: охота кого-нибудь послушать. Кто ни о чем не спрашивает, а сам рассказывает, поучает, наставляет, разъясняет; если ты, конечно, понимаешь, как мало во всем смыслишь.

Фред ухмыльнулся.

— Говорят, Мао сказал: чем больше учишься, тем больше глупеешь.

— Ты это скажи Тейхмане, — предложил я. — И не забудь добавить, кто в таком случае наимудрейший в нашем классе.

— Нет, Иво, серьезно: чем больше человек знает, тем шире для него граница круга, за которым остается неведомое и…

— Иди ты к черту!

— Да, нервы у тебя расшатались, — констатировал Фред.

— Да, вот такой я сегодня… Как тебе болеется?

— Ничего особенного. Как обычно. Сам знаешь.

— Да.

— А твои как дела? Как ребята?

— Нормально. Когда в школу придешь?

— Хотел завтра, но доктор продлил освобождение. Значит, послезавтра.

— Хорошо. Будем иметь в виду.

— Чао, Иво!

— Чао, Фред! Чеши к своим теткам!

Мы поплелись каждый в свою сторону.

Ничего предпринимать сегодня вечером не хотелось.

Когда шел через парк, послышался женский голос. Звали меня.

Солнце было осеннее. Облака в небе тоже. Листья желтели, но облетать, похоже, еще не собирались.

Я продолжал идти в прежнем темпе и с таким видом, будто ничего не слышал. Тогда женщина позвала еще раз, и было глупо продолжать разыгрывать из себя глухого.

Подошел к скамье и сел рядом.

— Здравствуй, Лилиан, — сказал я.

— Привет, Иво! — ответила она. — Я подумала, ты не хочешь меня узнавать.

— Почему же…

Я не стану рассказывать, как она выглядела. Это уже не имело никакого значения. Но раз ее любил Эдис, значит, она была красивая.

В детской коляске, которую слегка двигала ее рука, лежала спящая девочка, совсем еще кроха. Лилиана перехватила мой взгляд, хоть он и был мгновенным.

— Как ее звать? — спросил я.

— Сандра.

— Красивое имя.

— Да.

— И кто же ее папа?

— Инженер.

Исчерпывающе! Но расспрашивать я не стал. В конце-то концов, какое мне дело! Хоть бы министр.

— Ты стал взрослым.

Таким же взрослым, как Эдис, хотелось мне сказать, но я ограничился коротким:

— Да-а…

— Ну и как у тебя дела, Иво?

— Ничего, жить можно. Учусь.

— В каком классе?

— В последнем.

Безо всякого труда она могла бы это вычислить самостоятельно. Но спросила! Лишь бы что-нибудь сказать. Лишь бы оттянуть момент, ради которого она подозвала меня, хоть и понимала, что у меня нет ни малейшего желания разговаривать с ней.

Мы болтали о том о сем, и потом она все-таки не удержалась:

— Наверное, ты меня ненавидишь?

— Почему ты так думаешь? — сказал я. — Эдиса ведь больше нет.

— Я его очень любила.

— Я знаю. Но что поделаешь, если уж все так складывается…

— Я чуть с ума не сошла.

— Верю. Проклятая лейкемия!

— Так ты не презираешь меня…

— Нет.

— Я очень любила Эдиса.

— Знаю.

И все-таки я Лилиану ненавидел. Глухо, где-то в подсознании, какой-то инстинктивной животной ненавистью. Хоть умом и понимал, что я не прав, что не может жизнь остановиться потому только, что брата не стало. Я знаю, как любил Лилиану Эдис, однако не могла же она весь свой век скорбеть по Эду, потому как век один. И теперь с Лилианой живет кто-то чужой, возможно, они даже счастливы, а Эдиса нет и не будет никогда… Я понимал, что не прав, и потому взял себя в руки и промолчал, чтобы не причинять ей боль, ей и без того досталось пережить, и, может, она часто вспоминает брата, а иногда, возможно, видит его во сне. И все равно я ее ненавидел, хоть и нечего мне было ей прощать, потому что ни в чем она не была виновата.

— Ну, я должен идти, — сказал я. — Всего хорошего.

— Будь счастлив, — шепотом проговорила она на прощание.

Я не ответил.

Я все шел и шел и вошел в больничный парк, потом в посыпанную белым песком аллею.

Была ночь.

Сияла большая круглая луна, тоже совсем белая. Небо было темно-синее, без туч, но и без звезд. Аллея тянулась в бесконечность, и деревья цвели синими с фиолетовым отливом цветами. Между деревьев маячили белые мраморные постаменты и стояли скульптуры; некоторые были покалечены, а иные — целехонькие. Много было пустых постаментов.

Я тут однажды был, я знал это, но не помнил, что дальше. Начиналось все так же, как в прошлый раз.