Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключ - Макарова Дарья
Воскресным днем мы с Русланом едем на Елагин остров, чтобы покормить северных оленей в мини-зоопарке. Теперь там нет того смешного олененка, зато присутствует крупный олень, которого мы прозвали Сантой. Помня о том, что «от булки олени болеют», прихватываем с собой капусту и морковь. Правда, несколько кусочков батона тоже кладем – угостить тамошних уток.
На острове чудесно: солнце, легкий мороз, ни капли снега и зеленая заиндевевшая трава. Елагин словно в дымке, вода в речушках покрылась тонким слоем льда, а нахохлившиеся утки выпрашивают булку. Мы делимся с ними батоном, и эти избалованные хлебом и вниманием посетителей парка создания благодарно крякают и наперебой выхватывают друг у друга угощение, переваливаясь на своих смешных перепончатых лапах.
Когда мы выходим к Елагину дворцу, солнце уже садится где-то за ветвями деревьев. Дворец на фоне прозрачного осеннего неба похож на сахарное кружевное лакомство. Сразу же хочется съесть зефира. Грея замерзшие ладони в карманах, двигаемся наискосок, углубляясь в парк.
Мини-зоопарк предстает перед нами, когда уже становится совершенно темно. Олень Санта прогуливается вдоль решетки, гордо неся голову с огромными ветвистыми рогами. Капусту и морковь из наших рук он отказывается брать наотрез. Зато соседствующая с ним олениха (у нее маленькие тупые рожки на голове) совершенно неприхотлива и благодарно поглощает, что дают. Мы некоторое время мыкаемся рядом с ними, пытаясь пообщаться с Сантой, но он прячется в импровизированный «олений» домик. Тогда мы позорно ретируемся, огибая мини-зоопарк. В соседнем загоне нас встречают карликовые камерунские козы – упитанные крикливые существа в основном темного колера. Компанию им составляет огромный барашек – эдакий кудрявый шар на тонких ножках. Похоже, барашек одинок: он – сам по себе, козочки – сами по себе, и мне сразу же становится его жалко.
Обойдя на прощание мини-зоопарк, мы вскоре выходим к пристани. Отсюда недалеко до 2-го Елагина пешеходного моста и Крестовского острова. Утки перекликаются громким гоготаньем, и весь остров-парк освещается яркими фонарями. Красиво… и холодно. Отправляемся греться в метро, а оттуда – домой.
А на следующий день, когда я вечером двигаюсь с работы, на улице идет снег. Он покрывает белым пушистым ковром тротуары, кружится в свете фонарей. И напоминает, что скоро зима и Новый год: праздники, елки, подарки и ожидание чуда. Хотя… мы в Петербурге. Чего более чудесного можно ожидать?
Груша-спасительница
Здание офиса, в котором я сейчас работаю, старое, некрасивое и находится в некотором роде в аварийном состоянии. Хотя внутри на каждом шагу установлены электронные замки и все сотрудники носят с собой карточки-пропуска, эта электронизация не скрывает свисающей с потолка проводки, стен, с которых давно осыпалась штукатурка, и испорченной канализации в туалетной комнате. А еще есть та самая темная лестница, с которой началось мое знакомство с офисом: здесь болтается старинный грузовой лифт, а из огромных щелей в окнах нещадно дует ветер. «Лестница-страшилка» – зову я ее про себя.
Зато здание, как и многие дома в Петербурге, имеет свою историю: когда-то здесь располагался завод. А началось все с того, что в 1891 году в конце Большой Спасской (нынешняя улица Красного Курсанта) рядом с церковью Спаса Колтовского, которая и дала название улице, появился «Первый русский завод керосиновых и газовых двигателей Е. А. Яковлева». (Для справки: Евгений Александрович Яковлев был изобретателем и создателем первого отечественного автомобиля с бензиновым двигателем.)
Завод соседствовал с церковью и расположенным за ней старинным кладбищем. К 1905 году он превратился в Машиностроительный чугунолитейный и меднолитейный завод, и его перекупил финн по фамилии Гольстрем, давший другое название – «Вулкан». По заказу морского ведомства здесь производились снаряды, торпеды, мины. После революционной национализации к 1926 году завод стал выпускать рессоры, двигатели и ткацкие станки-автоматы.
В 1937 соседствующую с «Вулканом» церковь, которая, судя по старинным гравюрам, представляла собой большое каменное сооружение с мраморными колоннами, взорвали, кладбище заровняли и выстроили школу. В школе в военное время располагался госпиталь. Каждое буднее утро я спешу в офис и, стоя на тротуаре в ожидании зеленого света, разглядываю здание школы и думаю о судьбе этого места. Довольно типичной, впрочем, судьбе, постигшей многие памятники архитектуры в советское время.
В 1954-1955 годах будущий летчик-космонавт, тогда еще выпускник литейного ремесленного училища, Юрий Гагарин проходил на заводе «Вулкан» производственную практику, о чем свидетельствует памятная доска, укрепленная на фасаде нашего офиса.
В перестроечные времена завод прекратил свое существование, многие здания были снесены, а на основной территории остался лишь производственный корпус с водонапорной башней из красного кирпича, хорошо просматриваемый, если разглядывать его со ступеней «лестницы-страшилки». Мое романтичное воображение и тут успевает внести свою лепту: часто, особенно в темное время суток, мне кажется, что в башне с ее черными пустыми глазницами водятся привидения. Хотя, думаю, косматым призракам недолго осталось здесь разгуливать, так как рядом строится элитный жилой комплекс «Премьер Палас», а в самом здании, находящемся под охраной КГИОПа, после реконструкции с сохранением первоначального внешнего облика, как это ни смешно звучит, будет располагаться детский сад.
Вот такая длинная история. Сейчас, несмотря на непрезентабельную обстановку, в нашем офисе тоже есть кое-что интересное. Здесь живут кот и кошка, частенько забегающие к нам «на огонек», чтобы попрошайничать. Огромного черного вальяжного кота зовут Гера, и он очень похож на булгаковского Бегемота. В сытом виде это самое презрительное животное на свете, рядом с которым чувствуешь себя мелкой и недоразвитой человеческой особью. Голодный же Гера, как и все коты, готов тереться о ноги и отчаянно мяукать, взывая о помощи (материальной). Кошка тоже черная, но с цветными пятнышками, и настолько непроизносимым именем, что лучше его не упоминать. Кошачий дуэт особенно привечают в соседнем девчачьем отделе рекламы, где животных тискают, обнимают и кормят до отвала.
Помимо офисного мини-зоопарка на лестничной клетке третьего этажа есть импровизированная спортивная «стенка» с перекладиной для подтягивания и настоящая, заполненная песком кожаная боксерская груша. Здесь периодически «зависают» сотрудники мужского пола, обсуждая рабочие и личные дела.
Долгое время я просто прохожу мимо груши, не обращая на нее внимания. Однако все бывает в первый раз. И знакомство с грушей у меня случается тоже.
С нашим отрицательным полюсом отдела – Жанной – мы к тому времени успеваем несколько раз поссориться, хотя я человек, в принципе, неконфликтный. Увы, в случае с Жанной проще превратиться в колючий кактус, чтобы она боялась к тебе даже прикасаться.
Ближе к середине ноября наступает последний день ее испытательного срока, и Жанна особенно нервничает: не знает, примут ли ее на работу окончательно или мягко укажут на дверь. В этот день она грубит направо и налево и в конце концов доводит меня до белого каления. Я сижу за рабочим столом, похожая на закипающий чайник. Увы, пар выпустить мне некуда: я же на работе, и кругом люди! Не помогает даже аутотренинг и довольно эффективная дыхательная гимнастика по системе йогов (втягиваешь живот – выпускаешь воздух из легких, затем расслабляешь живот – вдыхаешь воздух и т. д.). Мне хочется кого-нибудь стукнуть, но, думаю, добровольцы вряд ли найдутся.
В конце концов я покидаю комнату и бреду по коридору, когда в глаза мне бросается спортивная «стенка». Груша! Вот что мне сейчас жизненно необходимо. Я воровато оглядываюсь, не желая иметь лишних свидетелей своего целенаправленного гнева. Подхожу, поднимаю ногу… Груша оказывается очень тяжелой. Я изо всей силы луплю по ней сначала носком ноги, обутой в туфлю на низком каблуке, а затем пяткой. Неожиданно чувствую долгожданное облегчение. Поэтому луплю еще и еще. Бедная груша выдерживает все. Она непробиваема, как скала. На прощание ласково глажу ее по упругому кожаному боку и медленно, стараясь не расплескать обретенное внутреннее спокойствие, возвращаюсь к коллегам.
