Вообрази себе картину - Хеллер Джозеф (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Ста тридцати четырем триремам и еще двум пятидесятивесельным кораблям с Родоса предстояло, выйдя с Керкиры, вместе пересечь Ионийское море и затем направиться к Сицилии. Из этих трирем сто принадлежали Афинам, остальные же Хиосу и прочим союзникам. Они несли пятьдесят одну сотню гоплитов, из которых пятнадцать сотен образовал личный состав афинской армии, а еще семь были набраны из малоимущих классов, представители коего служили обычно гребцами, но в особенных случаях, вроде этого, поступали гоплитами в десантные войска. Лучников было полным числом четыреста восемьдесят, из них восемьдесят с Крита, имелось также семьсот пращеметателей с Родоса и сто двадцать изгнанников из Мегары, состоявших в легких войсках; один конный транспорт вез тридцать лошадей.
Таковы были силы первого экспедиционного корпуса, отправившегося воевать за море.
Припасы для него везли тридцать транспортных кораблей, на которых находились также пекари, каменщики, плотники и разного рода орудия для строительства стен; а помимо транспортных было сто небольших вспомогательных судов. И кроме всего этого множество судов и суденышек добровольно сопровождало экспедицию, имея торговые цели.
В Пирее, когда подготовка закончилась и армия погрузилась на корабли, звуки трубы призвали всех к молчанию, и, перед тем как отплыть, были вознесены обычные в таких случаях молитвы — не каждой судовой командой в отдельности, но всеми сразу, повторявшими слова за глашатаем. Вся армия налила в чаши вино, и все, начальники и воины, совершили возлияние из золотых и серебряных чаш. Затем, когда гимн был допет и возлияние совершено, они вышли в море, плывя поначалу колонной, а затем, до самой Эгины, двигаясь наперегонки. Афинские корабли показали хорошую скорость, плывя к Керкире, где собирались прочие союзные силы.
Тринадцатилетий Платон видел, как они уходили. Он стоял на подпорной стене вместе с дядей своим, Критием.
Никто не видел, как они возвращались.
Да они и не вернулись.
В самом скором времени из трех генералов остался один Никий.
Ламах пал в бою, а Алкивиад, вызванный на родину, чтобы предстать перед судом, вместо того отправился в Спарту, унося с собой множество секретов и полезных рекомендаций. В одном из городов Сицилии, через которые он проезжал, какой-то афинянин узнал его.
— Ты не доверяешь своей родине, Алкивиад, не веришь, что она поступит с тобой по чести? — неодобрительно спросил этот человек.
— Верю, во всех прочих делах, — ответил Алкивиад. — Но когда на кону моя жизнь, я не поверю и матери, чтобы она при голосовании не положила ошибкой вместо белого камня черный.
Спартанцам же он сказал:
— Демократия смехотворна. Вы только взгляните, что сотворили эти демократы со мной!
Он посоветовал спартанцам направить на Сицилию военных советников высокого ранга, а также триремы и войска, посоветовал вновь вторгнуться в Аттику и остаться в ней вместо того, чтобы возвращаться каждую осень домой, как они делали прежде. Наивернейший способ навредить врагу состоит в том, чтобы узнать, какого рода нападения он боится сильнее всего, и оное произвести.
— Вот вы только что и узнали — от меня.
К этому его совету спартанцы отнеслись с недоверием.
— Получится, что мы нарушили договор и положили конец перемирию.
Алкивиад откинул голову назад и расхохотался.
— Вы действительно верите, что не воюете с афинянами сейчас, нападая на друзей противника и помогая его врагам? Воюете, да еще как.
Он растревожил их, изложив свою теорию домино, но не сказав, однако ж, что сам ее выдумал.
— Если вы не сразитесь с ними сейчас, в Сиракузах, позже вам придется драться с ними в Спарте, и на их стороне будет вся Сицилия. Откуда вы получаете зерно?
— По большей части выращиваем сами.
— А остальное?
— Привозим из Сицилии.
— Не нужна вам никакая Сицилия. Афиняне сделали глупость, отправив войска в Сицилию, а себя оставив без защиты.
Того, что это была его идея, он им тоже не сказал.
Спарта последовала его совету, и с превосходными результатами. Алкивиад же завоевал сердца своих новых земляков, отпустив длинные волосы, купаясь в холодной воде, питаясь грубым хлебом и вообще с невероятной стремительностью приспосабливаясь к их образу жизни.
Одно из завоеванных им сердец принадлежало жене царя Агиса. Рожденного ею ребенка она, лаская, называла Алкивиадиком.
Из Спарты Алкивиад едва унес ноги. Он поступил на службу к персу Тиссаферну. Успев послужить и Афинам, и Спарте, он мог дать хороший совет касательно и тех и других.
В Сицилии Никий к этому времени потерпел поражение.
Впрочем, сначала он запросил и получил вторую армаду, не меньшую первой. Этот маневр Никия, имевший целью отзыв миссии, провалился. Война продолжалась. В последней из происшедших за два ее года битв Никий со своей армией в очередной раз отступил и разбил лагерь в горах.
Корабли они потеряли, гавань была заперта.
На следующий день сиракузяне напали, захватив их врасплох, атакуя со всех сторон и до наступления ночи осыпая метательными снарядами. Обратившиеся в бегство афиняне и без того пребывали в жалком состоянии из-за недостатка съестных припасов и всего самого необходимого. Когда пришел день, Никий возобновил отступление, сиракузяне же с союзниками продолжали теснить их.
Афиняне двинулись к реке Ассинаре, частью из-за того, что считали — атакуемые отовсюду конницей и иными войсками, — будто, перейдя реку, они улучшат свое положение, частью же по причине утомления и жажды. Дойдя до реки, они в беспорядке бросались в нее, причем каждый желал перейти ее первым. Враги же, тесня афинян, затрудняли переправу. Так как афиняне были вынуждены продвигаться вперед густой толпой, они падали под ноги друг другу и топтали упавших, и некоторые погибали сразу, а иных, опутанных снаряжением и отягощенных поклажей, уносило потоком. Между тем сиракузяне, выстроившись на противоположном обрывистом берегу реки, осыпали стрелами афинян, большинство которых, оказавшись на глубине, жадно пили воду. Что до пелопоннесцев, принимавших участие в этой войне, то они, разумеется, подошли к самой кромке воды и убивали афинян, главным образом находившихся в реке. Вода сразу стала нечистой, но афиняне продолжали пить ее, илистую, окрашенную кровью, и многие даже дрались между собой, чтобы первыми утолить жажду.
Наконец, когда мертвые уже грудами лежали в воде и большая часть армии была уничтожена — одни погибли в реке, другие, ее пересекшие, были изрублены конницей, — Никий сдался, сказав, что с ним они могут поступать как им угодно, но пусть прекратят избиение его солдат.
Сиракузяне и их союзники объявили сбор войск и, прихватив добычу и столько пленных, сколько смогли, вернулись в свой город.
Никия они предали мечу — человека, говорит Фукидид, который меньше всех из эллинов своего времени заслужил столь несчастную участь, ибо он в своем поведении всегда следовал добрым обычаям.
Благородный Никий сколотил состояние, ссужая городу рабов для работы в серебряных копях.
Попавших в плен афинян и их союзников отправили в каменоломни, где за ними было легче присматривать.
Первое время с ними в каменоломнях обходились жестоко. Слишком много их было, сгрудившихся в узкой яме, в которой, поскольку крыши над головой не имелось, они страдали днем от солнечного жара и духоты, между тем как ночами, поскольку уже наступала осень с ее холодами, температура падала и многие заболевали.
Вдобавок по недостатку места им приходилось здесь же и совершать все естественные отправления; к тому же трупы умерших от ран и болезней, вызванных температурными перепадами, валялись тут же, нагроможденные друг на друга, и потому стоял нестерпимый смрад. Кроме того, узники страдали от голода и жажды. В течение восьми месяцев сиракузяне выдавали им ежедневно по полпинты воды и пинте еды. Вообще же, все возможные бедствия, которые приходится терпеть людям в подобном положении, не миновали пленников.
